Няня взяла его за руку и потащила в соседнюю комнату. Серёжа было заартачился, удивлённо раскрыл рот, хотел зареветь, но, посмотрев на раскрытую нянину ладонь, приготовленную для шлепка, молча свернулся калачиком и тут же уснул здоровым, богатырским сном…

— До аэродрома! — сказал он громким, молодецким голосом, входя в трамвай, и, гордо оглядевшись по сторонам, сел рядом с девушкой. Девушка обернулась, — у неё были красивые волнистые волосы и синие-пресиние глаза. Нахмурив брови, он посмотрел из-под ладони на облака. — Э, чёрт, обратно облачность низкая, обратно на парашюте прыгать нельзя! — произнёс он вслух с досадой.

— Облачка неважные, — ответила девушка.

— Типичные ляпусы. Перистые-слоистые. Она насмешливо оглядела его.

— Вы, вероятно, с авиацией связаны?

— Как сказать, — скромно отметил он. А почему вы догадались?

— В метеорологии хорошо разбираетесь…

Он поправил галстук.

— Не скрою, разбираюсь. Да чего там скрывать, профессия, она всегда наружу прёт. Облака у нас разные бывают: перистые-слоистые, кучевые-дождевые… У нас они особую терминологию имеют: ляпусы, пектусы, кактусы, ну, и тому подобное. Разрешите представиться — Свистулаев, парашютист. А как вас зовут?

— Люся.

— Очень приятно.

Загремел гром, и по стеклу побежали светлые капли дождя.

— Скажите, а в дождь трудно летать? — поинтересовалась Люся.

— Как сказать, оно, конечно, и нетрудно бы, но у меня на машине верхнее крыло протекает, как раз вся вода на голову льётся…

— А вы бы зонтик с собой брали, — насмешливо посоветовала девушка.

— А ведь и вправду! Спасибо за дружеский совет.

Он вылез у аэродрома и смело зашагал к воротам. Но, дойдя до забора, нерешительно остановился, посмотрел в щёлочку, потоптался на месте, потом сел в обратный трамвай и вернулся в город.

А вечером он сидел в компании и уже с подробностями рассказывал о своих ощущениях во время парашютного прыжка…

* * *

В учреждении, где работал Свистулаев, выступал известный рекордсмен по высотным прыжкам. Каждый из зрителей, знавший по фотографиям этого смелого юношу, старался всмотреться в его лицо и прочитать на нём неуловимые черты, определяющие в человеке отвагу и решительность. Рекордсмен вёл себя скромно, но Свистулаев наседал на него, хлопал по плечу и уже давно перешёл на «ты».

— Ты, Коля, брось зарываться… Завтра я бью твой рекорд…

Рекордсмен скромно улыбался.

— Ну-ну, давайте…

Вечер открыл Свистулаев. Несмотря на жару, он вышел на сцену в меховых унтах и в кожаном шлеме.

— Товарищи, — объявил он, — сегодня мы расскажем вам об ощущениях на затяжных прыжках. Валяй, Коля!..

Затаив дыхание, зал слушал захватывающий рассказ смелого и отважного юноши.

— Мороз доходил до сорока градусов. Самолёт достиг потолка — мы находились выше восьми тысяч метров. Сев на борт, я почему-то вспомнил о своём годовалом сыне. Получив сигнал, я рванулся вниз, одновременно нажав на кнопку секундомера.

— Одну минуту, Коля. — Свистулаев отстранил парашютиста. — Товарищи, разрешите пояснить: перед прыжком каждый из нас кого-нибудь обязательно вспоминает: жену, сына или у кого нету, то и отца. Это уже доказанный факт…

— Проскочив первый слой облаков, я запел… — продолжал парашютист.

— Вот это уже неправильно! — заметил Свистулаев.

— Это для того, чтобы уравновесить давление на барабанную перепонку, — пояснил рекордсмен.

— Неправильно. Старая теория. Во-первых, встречный ветер попадает в рот, чем и тормозит падение. Во-вторых, заболеть можно: выпрыгнул здоровый, а приземлился с ангиной. Неправильно, дорогой товарищ…

После вечера рекордсмен предложил Свистулаеву встретиться на аэродроме, полетать на новой машине.

* * *

Свистулаев прибыл туда на другой день. У самых ворот он неожиданно повстречал Люсю,

— А вы куда?

— Ехала с вами в трамвае, помните, в тот раз, и заинтересовалась авиацией. Приехала поглядеть на прыжки!.. Вы прыгаете сегодня?

— Ну как же! Сегодня мой сто сорок восьмой прыжок! — не сморгнув, соврал Свистулаев.

— А можно мне с вами пролететь сегодня? — робко попросила Люся.

— Вдвоём с вами с удовольствием! Там за облаками наедине я что-то шепну вам на ушко. По секрету…

Рекордсмен познакомил Свистулаева с начальником парашютной школы.

— Значит, хотите полетать?

— Д-да… — не совсем твёрдо ответил Свистулаев.

— Отлично!.. Сразу видно, что вы смелый человек.

— Как сказать, не очень, но смеловатый…

Получив разрешение на полёт, Свистулаев залез в кабину и гордо стал оглядываться по сторонам, разыскивая Люсю: ему хотелось похвастать перед нею. Скрылась, обидно.

Пилот, сидевший впереди, надвинув на лицо полумаску очков, выслушивал приказание начальника школы.

— Произведите ознакомительный полёт с несколькими фигурами высшего пилотажа!

— Есть!

— Самолёт тронулся, очки запрыгали на носу, Свистулаев начал их прилаживать, решив проследить момент отрыва самолёта от земли, а приладив наконец резинку, он глянул за борт и ахнул: далеко-далеко внизу лежали выгнутые крыши ангаров. И тут он понял, что никогда в жизни он не прыгнет, что это бред, что он, оказывается, любит тишину, кровать, трамваи, компот, мух на окне. И всё то, от чего он, дурак, отрекался, казалось ему сейчас таким родным и милым!

Пилот вёл машину бережно. Прошли первый слой облаков, мотор пел полным напряжённым голосом. Но вот он умолк, и самолёт, мягко покачиваясь, бесшумно повис в воздухе.

— Парашютирование, — крикнул пилот, — правда, приятно?

И не успел Свистулаев кивнуть головой, как машина, свалившись на правое крыло, завертелась в сумасшедшем вихре. Отважный Свистулаев, вцепившись в сиденье, с остановленным сердцем глядел куда-то поверх крыла, облака каруселью неслись перед глазами. Со свистом выйдя на прямую, пилот крикнул:

— Штопор! Мы сделали четыре витка…

Что-то знакомое послышалось ему в голосе пилота… Пройдя по прямой и дав Свистулаеву прийти в себя, пилот сделал лихой переворот через крыло: горизонт провалился куда-то вниз, косо по вертикали пересёк поле зрения, и облака вдруг бросились на машину. «Ну и ну! — думал Свистулаев, повиснув на бортах кабины. — Прощай, мама!»

В это время пилот убрал газ и поднял очки. Свистулаев обмер: это была Люся! Люся вела машину! От удивления он чуть не выпрыгнул из самолёта. Она улыбалась.

— Вы выполнили своё обещание, и мы с вами теперь действительно вдвоём за облаками. Наедине… Хотите ещё фигурку? — невинно спросила она. — Вы какую любите?

Он показал руками что-то неопределённое, напоминающее волну.

— Горки? — обрадовалась она. — Пожалуйста!

Верный способ вызвать у любого человека тошноту — лететь «горками», раскачивая машину с хвоста на нос. На пятой горке отважный Свистулаев завалился в кабину и через секунду показался обратно бледно-зелёный, с блуждающими глазами.

— Ну, как, нравится? — спросила Люся.

Он покривился.

Разогнав машину, Люся сделала подряд четыре петли: разорванные облака, солнце, голубые клочья неба, горизонт в пьяном изнеможении сыпались куда-то вниз. Выйдя из последней петли, она ввела машину в глубокий вираж. Свистулаев уже ничего не видел: повиснув на ослабевших руках, он тупо глядел в кабину.

Люся сбавила газ.

— Ну как?

Он поднял лицо и посмотрел на неё бессмысленно, как эпилептик.

— Ну, вот мы и одни, — сказала она, очаровательно улыбаясь, — вы обещали за облаками что-то шепнуть мне на ушко, по секрету. Я жду…

Он испуганно икнул.

— А я думаю еще пару переворотиков завернуть, — словно не понимая, предложила она.

Свистулаев отчаянно затряс головой и руками: довольно, скорей давай на землю!

Его с трудом вытащили из самолёта и положили на траву. Голова шла кругом, и небо, и люди, и облака тянулись в бесконечном хороводе. Немного отлежавшись, он вскочил и быстро побежал к реке…