Леонардо видел немало таких крестьян, уходивших в город. Тяжелое раздумье заставляло их головы склоняться вниз, к пыльной дороге. В руке толстая палка, за плечами маленький узелок с куском хлеба и сыра — все имущество бедняка. Он уже не смотрит на поля и виноградники. Хотя его сердце еще здесь, среди этих полей, столь дорогих и привычных, но он не смотрит на них.
Его нагоняет торговец. Желая разминуться со встречной повозкой, он наезжает на путника и сам же кричит громко и сердито:
— Эй, бродяга, куда лезешь не глядя! Разве не видишь, кто едет? Развелось вас, бездельников!..
Крестьянин с недоумением оглянулся, глаза его блеснули, рука на мгновение крепко сжала палку.
Сколько таких сцен видел Леонардо в дни своего переезда во Флоренцию! Видел он, как разряженный, словно петух, в шляпе, украшенной перьями, в бархатном, шитом золотом камзоле, гордо возвышаясь на настоящем арабском коне, скакал какой-то знатный господин. Видел, как тот, не останавливаясь, не сдерживая коня, мчался прямо на людей... Кто не успевал вовремя посторониться, оказывался под копытами. Сердце маленького Леонардо кипело от негодования. Он готов был броситься на этого высокомерного (всадника, но чувствовал твердую руку отца, сидевшего рядом с ним.
К вечеру они въезжали в Эмполи5 — небольшой городок на полпути во Флоренцию. Это был уже настоящий город. Дома, маленькие и большие, улицы, площадь, запруженная людьми. Но более всего привлек внимание Леонардо старинный собор, на портале которого можно было разобрать год начала его сооружения — 1093.
«Почти четыреста лет!» — подумал Леонардо с восхищением.
Особенное впечатление произвели на него высота и размеры собора — таких больших зданий он еще не видел. Высоко в небо вздымались две банши. Тяжелые, массивные двери работы искусных мастеров вели внутрь собора. Перед этим огромным каменным сооружением человек должен был чувствовать себя маленьким, слабым существом. Как видно, строители собора хотели прежде всего поразить посетителя величиной здания, тяжестью его сводов, толщиной стен.
Леонардо поднялся по ступеням широкой лестницы и вошел в собор. Узкие длинные окна едва пропускали дневной свет. Смутно виднелись изображения святых. Где-то вдали, в глубине, монотонно звучали слова священника. Здесь, внутри, еще больше, чем снаружи, Леонардо чувствовал, как давит его эта каменная громада, как гнетут полумрак и тишина...
Леонардо вышел на площадь. Глубоко вздохнув, он посмотрел вокруг. Здесь было лучше: яркое солнце, чистый воздух и множество людей.
* * *
— Вот и Флоренция! — воскликнул сэр Пьеро.
— Где? Где? — нетерпеливо спрашивал Леонардо.
Он вытягивал шею, поднимался на сиденье, рискуя свалиться под копыта лошадей. Он ожидал увидеть нечто грандиозное — башни до небес, стену, толщиной в улицу, ворота, охраняемые сотнями закованных в латы суровых воинов. Ему казалось, что перед ним раскинутся широкие, просторные площади, длинные, прямые, обсаженные деревьями улицы, дома такой изумительной красоты, каких он никогда не видел и не мог себе представить. Улицы, полные веселых, красиво одетых, смеющихся людей.
Но то, что он увидел, было и так и не так.
Длинная, высокая стена, прерывавшаяся многими еще более высокими мощными башнями, окружала город. Посередине города катила волны ре-
Понте Веккио (Старый мост) во Флоренции.
ка Арно, но воды ее были не хрустально-прозрачны, как думал Леонардо, а тяжелые, желтые, грязные.
У городских ворот скопилось несколько десятков повозок: крестьянские с мукой, мясом, овощами, фруктами; огромные, запряженные четверкой купеческие повозки, груженные тюками шерсти. Каждый въезжающий в город должен был уплачивать пошлину. Десятки людей, окружив сборщиков, громко кричали, спорили. Равнодушные, хмурые сборщики грубо срывали прикрывавшие товары полотнища и коротко бросали: «Два флорина», «Четыре флорина»... Снова поднимался крик. Кто-то более предприимчивый совал в карман сборщику монету, и тот, вытянув руку, кричал страже:
Палаццо Веккио во Флоренции.
— Пропустить!
Повозка сэра Пьеро медленно ехала по городу.
Были здесь и широкие, просторные площади, вымощенные большими плитами, но во много раз больше было узких, кривых улочек. Были дома и большие, красивые, поражавшие размерами и роскошью отделки, и маленькие, жалкие хибарки, теснившиеся около них.
Улицы были переполнены людьми. Прохожие скромно и даже бедно одеты. Это были ремесленники, мелкие торговцы, крестьяне, приехавшие в город, нищие в грязных лохмотьях.
Высоко вздымалась к небу четырехугольная башня Палаццо Веккио (Старый дворец). Это было массивное четырехэтажное здание, сложенное из огромных обтесанных глыб. В нижнем этаже, мрачном, суровом, редкие окна были забраны толстыми железными решетками. Только в следующих этажах были большие светлые окна. По краям плоской крыши, выдаваясь вперед, шла невысокая зубчатая стена. Вот дом крупного флорентийского богача. Он был похож и на крепость и на дворец одновременно. Нижний этаж также был сложен из больших, грубо обработанных камней; четыре маленьких, с решетками окошечка смотрят на площадь. Только во втором и третьем этажах — большие двухстворчатые окна, через которые широкой волной вливается солнечный свет. А еще выше — длинный балкон, украшенный изящной колоннадой.
Рядом с маленькими часовенками (капеллами) — большие, стройные здания церквей. Вот показался угол церкви, совсем необычной: окна длинного фасада чередуются с глубокими нишами, в которых стоят статуи такой красоты, что от них невозможно оторваться.
Повозка выехала на залитую солнцем площадь, посередине которой возвышался большой фонтан — сказочные рыбы высоко выбрасывали струи сверкающей воды, с неумолчным шумом падавшей обратно в бассейн.
Миновав площадь, повозка свернула в узкую улицу. При въезде в нее сэр Пьеро громко крикнул, чтобы встречные остановились и дали ему дорогу. Здесь было темно и грязно. Осколки разбитой посуды, тряпки, шелуха каштанов, апельсиновые корки валялись так густо, что нога, казалось, утопала в них. Через улицу были протянуты веревки с развешанным на них бельем, нередко таким рваным, что можно было только удивляться, что его кто-то еще носит. Оборванные, полуголые ребятишки бежали за повозкой, громко выпрашивая милостыню.
Утомленный дорогой, Леонардо с удовольствием слез с повозки перед небольшим скромным домиком, который купил во Флоренции сэр Пьеро.
Все здесь было иначе, чем в Винчи. Дом был невелик, комнаты небольшие, старая дедовская мебель казалась здесь особенно громоздкой, неуклюжей. Все было чуждо, незнакомо.
— Ну, ложись, устал, наверно, — сказал сэр Пьеро. — А завтра пораньше пойдем к мессеру Верроккио.
Леонардо засыпал. Перед глазами бесконечной вереницей проходили люди, дома, церкви, башни...
В МАСТЕРСКОЙ
ВЕРРОККИО
ЯТЬСОТ лет назад художников учили иначе, чем теперь. Их учили не только искусству рисовать карандашом, красками на холсте, на доске, на стене, умению смешивать и растирать краски, но и многому другому. В те далекие времена художник был одновременно и скульптором, и архитектором, и ювелиром. Учение продолжалось много лет.
Сэр Пьеро и Леонардо, то красневший, то бледневший от волнения, подошли к большому двухэтажному длинному дому на одной из узких улиц города. Дом снаружи был очень непригляден. Покрывавшая его когда-то краска облупилась, длинные желтые полосы от дождей расчертили фасад странным рисунком. Небольшие окна, тяжелая, массивная дверь. В этом доме жил Верроккио, здесь же помещалась его мастерская.
Несмотря на ранний час, сквозь распахнутые окна вырывался смех. Дверь поминутно открывалась. То нетерпеливо прыгая по ступенькам, то важно и чинно входили в дом ученики знаменитого скульптора и художника.
