Проходит час, другой. Вокруг мертвая тишина, изредка нарушаемая далеким клекотом орлов да щебетом каких-то (Франческо-то наверняка их знает) птиц в чаще...

Но вот движения руки маленького художника становятся медленнее, карандаш все реже и реже касается бумаги. Леонардо внимательно вглядывается в рисунок.

— Нет, не выходит! — с досадой восклицает он.

На глаза навертываются слезы. Резким движением он комкает рисунок, яростно рвет его. Обрывки бумаги летят вниз, плавно кружась и цепляясь за кусты.

Но Леонардо терпелив и настойчив. Снова за работу. И снова проходит час за часом, и снова бумага покрывается штрихами, и так до тех пор, пока Леонардо, откинувшись назад, не скажет: «Ничего, все-таки это лучше».

«Но как трудно, как трудно!» — думает Леонардо. Вместо могучего дерева — что-то беспорядочное, уродливое. Листочки, такие нежные, так удивительно вырезанные, получаются на рисунке безобразными темными пятнами.

Еще хуже, когда пытаешься нарисовать пейзаж. На холодном, противном листе бумаги вместо всего богатства и красоты природы выступают какие-то однообразные линии, горы налезли друг не друга. На рисунке тесно, нечем дышать.

Может быть, бросить? Может быть, лучше заняться латынью да поучиться у отца искусству составления деловых бумаг и стать нотариусом?

Леонардо любит отца, уважает его труд, но стать самому нотариусом, когда мир так прекрасен, — нет, ни за что!

Говорят, что во Флоренции есть такие люди, которые учат рисовать. Вот бы хорошо поехать во Флоренцию!

Винчи, родина Леонардо да Винчи. Гравюра неизвестного художника.

Легкий шорох. На камень «ползает ящерица. Как она хороша! Как гибко ее тело, как блестят ее черные глазки, как серебрится ее кожа! И, забыв о своих грустных мыслях, Леонардо снова берется за карандаш. Лист быстро покрывается линиями. Еще два — три штриха, и рисунок будет готов... Но как передать блеск глаз? И вдруг:

— Леонардо-о-о! Не пора ль домой?

И из-за кустов показывается Франческо. Он обвешан клетками, в которых на разные голоса трещат птицы.

Ящерица мгновенно исчезает. С губ Леонардо готово сорваться ругательство. Он в ярости смотрит на Франческо, но маленький хитрец делает такую умильную рожицу, что гнев быстро проходит. Леонардо окидывает взглядом рисунок: опять плохо. Вместо ящерицы, у которой пульсирует каждый кусочек кожи, — какое-то безжизненное чудовище.

Леонардо хмурится, берет листок и уже готов его скомкать.

— Стой! — слышит он громкий крик. — Как ты глуп, Леонардо! — И Франческо с возмущением вырывает листок из рук Леонардо. — Ты посмотри только, ведь она живая. Она дышит. Живая, — быстро говорит он. — А ты...

Он старательно разглаживает листок и прячет его в карман.

Леонардо не протестует. Ему все равно. Он уже понял, чего не хватает в рисунке, и завтра снова будет рисовать ящерицу, рисовать ее до тех пор, пока она действительно не станет «дышать».

Друзья садятся у камня. Появляются домашний сыр и хлеб. Усталые, они едят с аппетитом. Молчание изредка прерывается несвязным бормотанием Франческо, которому не терпится рассказать другу обо всех своих злоключениях. А их всегда бывает много, так как Франческо не отличается ни ловкостью, ни смелостью.

Солнце еще высоко. Оно палит беспощадно. В горле пересохло. Друзья поднимаются и идут искать воду. Она где-то совсем близко — ветерок доносит шум ручья. Снова вверх, потом вниз. Франческо уже не рад, что пустился на поиски воды, и, по обыкновению, жалобно стонет.

Еще одно усилие — и друзья останавливаются в изумлении. Низко нависшие скалы образовали грот. Густая зелень почти скрывает его. Тянет прохладой, сыростью, гниющими листьями. По камням с веселым журчанием бежит ручей. Как путники в пустыне, друзья припали к холодной, живительной влаге. Франческо, отдуваясь и пыхтя, пьет и пьет, не в силах оторваться, а Леонардо уже шагает вниз, вдоль ручья. Его всегда привлекает к себе бегущая вода. Ему кажется, что она ведет его в какие-то неведомые страны. И вот он идет и идет за потоком, иногда останавливается и поднимает камень. Леонардо любит рассматривать прихотливые прожилки, любоваться игрой красок и формой камней. А карманы его штанов и куртки наполняются листьями, коробками с жуками и бабочками, камнями.

— Франческо! Иди сюда скорее!

Франческо быстро подбегает.

Леонардо стоит у края обрыва. Там, внизу, ручей, превратившийся в мощный поток, с огромной силой ворочает большие камни. Еще ниже — поваленные, вероятно, ураганом деревья преграждают путь потоку. Яростное кипение воды, брызги пены. Не выдержав напора, деревья стремительно несутся дальше.

— Леонардо! Что ты делаешь? Сумасшедший! — кричит Франческо.

Леонардо, низко наклонившись над обрывом, пристально всматривается в воду.

— Ты упадешь! Утонешь! — кричит Франческо. — Отойди!

— Ты только посмотри, какая сила, — говорит Леонардо. — Вот если бы ею овладеть, что бы было! Сколько мельниц могла бы она вертеть! Какая сила!.. Ты видел, Франческо, какая струя вращает колесо нашей мельницы в Винчи? Сколько же колес может вертеть такой поток?!.

— Да-а-а... — важно отвечает Франческо. — Я думаю, мельниц десять, а то и двадцать!..

* * *

Друзья возвращались домой. Впереди, как обычно, шел Леонардо. В руках у него была длинная толстая палка с рогаткой на конце — настоящий посох путешественника. Желая помочь своему маленькому приятелю, он тоже нагрузился клетками. Он шел бодрым, быстрым шагом и громко пел:

Наших милых Альбанских гор Нет красивей во всех Апеннинах!..

У Леонардо был сильный, звучный голос. Он пел хорошо деревенские и городские песни; юноша сочинял и сам.

— Леонардо! Леонардо! Змея! — вдруг услышал он отчаянный крик Франческо.

Леонардо быстро обернулся и застыл на месте.

На широкую тропинку, по которой они спускались вниз, медленно выползала змея.

— Леонардо, Леонардо!

Охваченный страхом, Франческо прыгнул в кусты. Клетки из его рук упали на землю, перепуганные щеглы, дятлы и малиновки подняли многоголосый писк.

Леонардо кинулся вперед и быстрым, сильным движением палки крепко прижал к земле голову змеи. Один, два, три удара — и змея была мертва.

Прошло всего несколько секунд. Франческо, стоявший с зажмуренными глазами, недоумевал: вместо отчаянных криков — тишина. Он медленно приоткрыл глаза и увидел своего друга, склонившегося над змеей.

— Леонардо! Что ты делаешь!

Наконец после молчания, показавшегося Франческо вечностью, он слышит сначала тихий, а затем все более громкий смех друга. Франческо не в силах удержаться, и оба они заливаются смехом.

— Хороши мы... — говорит Леонардо сквозь душащий его хохот, — обыкновенного ужа приняли за ядовитую змею!..

И снова смех одолевает его и не дает выговорить ни слова.

Франческо смущен: ведь это он со страху крикнул: «Змея!» Он сердится. Действительно, принять смирного, спокойного, благодушного ужа за ядовитую змею смешно. А если бы это оказалась настоящая змея?.. Франческо хмурится, он готов, если Леонардо будет смеяться над ним, сейчас же кинуться в драку. Но Леонардо уже перестал смеяться и зашагал дальше.

Солнце совсем близко к закату. Утомленные долгой прогулкой, друзья молча спускаются в долину. Нагретая за целый день дорога приятна для босых ног.

По затихающей долине мелодично разносятся звуки колокола. В Ан-киано звонят к вечерне. Друзья ускоряют шаги и входят в селение. На пороге длинного, приземистого дома стоит высокий, крепкий, с большой густой бородой старик и, приложив руку к глазам, вглядывается в даль. При виде Леонардо на лице его появляется добрая, радостная улыбка. Это дедушка Леонардо. С удовольствием он осматривает стройную, сильную фигуру мальчика. Ласково кладет он свою большую руку на кудрявую голову внука и ведет его, усталого, по полного впечатлений, в дом.