Леер «дракона» лег на леер «карпа» и упруго заскользил по нему. «Карп» задергался. Казалось, все было кончено. Зрители, затаив дыхание, ожидали развязки. Но борьба продолжалась... «Карп» перестал дергаться. Он круто пошел вниз, потом вверх. Не успел Хитоси опомниться, как его леер вдруг обмяк и стал падать вниз. «Дракон» стремительно взвился вверх, отрезанный от привязи, завалился набок, затем завертелся и полетел вниз.

Все мальчики с криком помчались к месту его падения.

Расправившись с противником, «карп» снова стал набирать высоту, чуть пошевеливая своими серебристыми плавниками и словно прислушиваясь к несущимся с земли аплодисментам и восторженным крикам людей.

— Ну, вот и все! — улыбнулся Дзиро, вытирая ладонью вспотевшее лицо. — Давай листовки!

Он передал катушку с леером Сигеру и стал снаряжать «почтальон» с листовками.

— Эх, мало написали! — вздохнул Масато.

— Ничего, кто не прочтет — от другого узнает, — рассудительно заметил Котаро.

Все, кто гулял в этот день в парке храма Инари, могли любоваться гордо реющим в воздухе красавием-«кариом».

Туго натянув леер, «карп» раскачивался из стороны в сторону, словно кого-то высматривал.

Вдруг вверх по лееру «карпа», подхваченная ветром, заскользила какая-то коробочка. Она приблизилась к «карпу». ударилась об него и раскрылась. И тут, словно белые голуби, выпорхнувшие из широкой пасти «карпа», на землю посыпались бумажные листки.

Их подхватывали на лету, вырывали друг у друга из рук и читали вслух:

— «Требуйте освобождения Сато — честного патриота, любимого учителя всех детей Одзи, борца за мир!»

Хитоси неторопливо возвращался домой. Рядом с ним, понуро опустив голову, плелись Сабуро и Масасиге. Денкити шел поодаль по мостовой, независимо заложив руки в карманы и насвистывая что-то. Толстяк Синдзо ковылял позади Хитоси.

Синдзо первым нарушил тягостное молчание:

— А все-таки здорово это они придумали — с листовками! . .

Вероятно, это было сказано сейчас некстати, так как Хитоси толкнул его локтем в голову и буркнул:

— Болван!

Синдзо обиженно поджал губы и сошел с тротуара на мостовую.

Некоторое время они шли молча. Вдруг Денкити ска зал, не обращаясь ни к кому:

— Красиво получилось... бац по морде! И поделом!

— Почему поделом? — Хитоси смерил его грозным взглядом.

Денкити предусмотрительно отошел в сторону и крикнул:

— Потому что зазнался! Только и слышно было: «Мой «дракон» да мой «дракон»! Почему не позволил моему «золотому коршуну» подняться? Почему зря делал своего «зеленого чорта» Сабуро? А у них гляди как дружно! Одного побили — другой поднялся!

— А ты уже на четвереньки встал перед карпами? — прошипел Хитоси. — Я им покажу скоро... такое устрою им.. .

— Опять завел! — Денкити скорчил гримасу.

— Молчать! — гаркнул Хитоси замахнувшись. — Я им покажу! Я скажу отцу, и он выпишет из Токио...

Денкити фыркнул и быстро побежал по улице. Перебежав мостик, он сложил ладони у рта и крикнул:

— А ты попроси отца выписать из Америки! Пусть закажет змей с пушкой!..

* * *

В доме Ямады, в гостиной, меблированной на европейский лад, собрались гости: местная знать и несколько старших офицеров американского гарнизона в Одзи, во главе с подполковником Паттерсоном.

В числе гостей были местный богач Фудзита, директор школы Фурукава и родственник Ямады Тояма — высокий, статный старик, который заметно выделялся из всей компании тем, что не лебезил перед иностранцами.

Рядом с Паттерсоном сидела мисс Уитни, накрашенная ярче обыкновенного и одетая в японское кимоно, с круглым бумажным веером в руке.

Подполковник Паттерсон уже порядком захмелел. Его большие, заросшие волосами руки то и дело шарили по столу, опрокидывали рюмки и бокалы, бесцеремонно залезали в блюда.

Когда подали сукияки — тонкие ломтики куриного мяса, поджаренные в соевом соусе, — он осоловевшими глазами уставился в блюдо и спросил:

— Приготовлено на саке?

— На саке, господин Паттерсон, — учтиво склонил голову хозяин.

— Это не годится. Своему повару-японцу я приказал подливать в соус не саке, а виски. — Он приподнял палочкой один ломтик и, наклонившись к тарелке, шумно втянул в себя воздух. — Плохо, мистер Ямада! Нет того аромата. Мой способ лучше. Думаю взять в Японии патент на американизированное сукияки!

Подполковник заржал, обнажив испорченные зубы, и вытащил из заднего кармана брюк плоскую металлическую фляжку. Наливая из нее в свою тарелку виски, он предложил гостям:

— Попробуйте, господа! Уверяю вас, очень вкусно. Если все японские блюда сдобрить американской приправой, то получатся шедевры кулинарии. Первые в мире!.. Что, не нравится? — Он рассмеялся, увидев, как поморщился Ямада после первого же куска сукияки. — Ешьте, ешьте, не гримасничайте! Привыкайте к нашей кухне!

И, подмигнув Кадзуо, он принялся ложкой выхлебывать из тарелки соус с виски.

Сидя напротив подполковника, Кадзуо внимательными, преданными глазами следил за длинным, вытянутым, как у лошади, лицом иностранца. Казалось, эти челюсти не отдыхали ни секунды. Не переставая есть, Паттерсон разговаривал, смеялся, чавкал, курил и пил. Пил он не из маленьких, инкрустированных золотом чашечек, как все гости, а из бокала, предназначенного для прохладительного напитка «кока-кола».

— Привычка, привычка! — закашлялся между тем Ямада, не в силах проглотить мясо, смоченное виски. У него сперло дыхание и на глазах показались слезы. — Наши японские желудки еще не приспособились к американской приправе...

Паттерсон, видимо, решил передохнуть. Он шумно отодвинулся от стола и закурил.

— С некоторыми традиционными блюдами, господа, еще можно примириться. Пусть себе одни жуют рис, другие — гаолян. Но что касается остального, то это уже глупые пережитки. Америка стала самой могущественной державой в мире именно благодаря тому, что пренебрегла патриархальными пережитками.

При последних словах американец расстегнул мундир и забросил ноги на соседнее кресло.

— Что вы понимаете под пережитками? — тихо спросил его сидящий напротив Тояма.

— Что мы понимаем под пережитками? — Паттерсон выпустил густое облако сигарного дыма. — Все то, господа, что устарело и уже не подходит к нашему веку атомной бомбы: государственные границы, суверенитет, национальные культуры, памятники старины и прочая чепуха... Американцы за новые, рациональные формы управления миром!

— Жаль, что имеется немало народов, которые не захотят отказаться от этих предрассудков. Это доставит вам много беспокойства, господин Паттерсон, — сказал Тояма с улыбкой, и трудно было понять, сочувствует он ему или издевается.

Американец испытующе посмотрел на Тояму и, отчеканивая каждое слово, сказал:

— Кто не согласится с нами, тех мы заставим принять наш образ жизни! Надо действовать решительно, хватит миндальничать! Иначе весь мир захлестнет коммунистическая стихия. — Помолчав, он многозначительно добавил: — И мы рассчитываем на помощь Японии. Но чтобы эта помощь была действенной, необходимо прежде всего навести должный порядок в вашем доме. ..

Чем больше Кадзуо слушал американца, тем больше

нравился ему этот человек. Он нравился ему своей хваткой, своей бесцеремонной откровенностью.

Кадзуо тоже отодвинулся от стола и положил свои ноги в тупоносых ботинках на перекладину соседнего стула. Рядом в комнате завели радиолу. Мисс Уитни пошла туда танцевать в сопровождении офицеров.

— Если бы не вы, — сладко улыбаясь, сказал Ямала, — Япония уже давно очутилась бы в руках красных. Видно, боги всё же оберегают нас...

Паттерсон небрежно кивнул головой.

— Самое важное, чтобы в это беспокойное время, — начал осторожно Кадзуо, — наши бескорыстные покровители не ушли с Японских островов, не оставили нас лицом к лицу с чернью.

— Уйти из Японии? — Американец рассмеялся. — Да мы об этом и не помышляем... После того как мы уже столько вложили в вашу страну — уйти? Мы, американцы, — деловые люди и свои доллары на ветер не бросаем. Мы ждем богатого урожая от вложенных нами денег. Эти деньги японцы должны нам вернуть с лихвой.