Сюжет "Гулливера" был навеян замечательной книгой Дж. Свифта. На манеже устанавливали макет королевского дворца. Появлялся Гулливер, осматривал дворец, убеждался, что он пуст, перешагивал через него и ложился отдыхать. Когда Гулливер засыпал, двери дворца неожиданно раскрывались, и из них выходили крошечные люди - король и королева, сановник, духовник и прочая свита. Их изображали лилипуты. Номер этот был нарядно оформлен и привлекал внимание зрителей своей красочностью.

В этом же плане были созданы "Шахматы". На арене расставлялись в шахматном порядке восемь кубиков. Мы показывали зрителям, что они пустые, открывая и закрывая поочередно все стенки. Но кубики пустыми вовсе не были. Их стенки внезапно разваливались сами по себе, и из кубиков выходили лилипуты, одетые в костюмы шахматных фигур.

Номер "Троллейкар" был специально рассчитан на цирковую арену и служил как бы доказательством, что цирк нами освоен.

"Троллейкар" представлял собою самоходную тележку. Спереди и сзади стояли мои ассистенты, державшие стекло, - так, во всяком случае, казалось зрителям. На стекло ложилась одна из участниц нашего номера. В то время, когда троллейкар шел вдоль барьера, по кругу, я набрасывал на стекло легкое, но плотное покрывало и через секунду сдергивал его, - женщины на стекле не было, она исчезла. Этот фокус вызывал много споров и вопросов, даже многие артисты не догадывались, как же он делается. А делался он следующим образом: один из державших стекло был действительно мой ассистент, но впереди на троллейкаре стояла кукла, и, когда я накидывал покрывало, моя помощница ловко и мгновенно проскакивала в туловище этой куклы и таким образом уезжала.

Номер этот нам доставлял очень много хлопот: во-первых, я очень долго учился бросать покрывало так, чтобы оно особым образом колебалось и благодаря этому не были бы видны движения моей помощницы, а во-вторых, артистка не сразу научилась в одну секунду исчезать со стекла, чтобы очутиться в туловище куклы.

Производил на зрителей впечатление номер "Распиливание". На глазах у публики мы распиливали на две части ящик, в который только что легла женщина, а она выходила из ящика невредимой.

Как это достигалось? Когда ассистентка ложилась в ящик, она собиралась в комочек в одной половине ящика и высовывала в специальные прорези голову и руки. В это же мгновение другая ассистентка, находившаяся в ящике ранее и невидимая зрителю, высовывала с другой стороны ящика ноги. Середина ящика оставалась пустой. У зрителя же создавалась полная иллюзия, что в ящике находится одна женщина. Тем более удивлен бывал зритель, когда электрическая пила разрезала ящик пополам, мы разводили обе половины в разные стороны, и каждая из моих ассистенток шевелила по моему приказанию то ногами, то руками.

Неоценимую помощь в работе над номерами оказывали нам режиссеры Борис Александрович Шахет и Арнольд Григорьевич Арнольд и художники Аннель Алексеевна Судакевич, Евгений Михайлович Гольштейн, Вадим Федорович Рындин, Константин Николаевич Ефимов.

В 1939 году широко отмечалось 20-летие советских цирков. В ознаменование этой даты многим цирковым артистам Советское правительство присвоило звания народных и заслуженных артистов республики. Было присвоено звание заслуженного артиста и мне. Не буду говорить, как это взволновало и обрадовало меня. В ответ на почетную награду я дал слово неустанно совершенствоваться в своем жанре, добиваться новых творческих успехов.

Я был полон замыслов, но осуществить их не удалось, по крайней мере в тот период. Началась Великая Отечественная война.

22 июня 1941 года... Этот памятный день застал наш коллектив в городе Горьком. Ровно в двенадцать должно было начаться в цирке представление - и не началось.

Как и все советские люди, мы, артисты цирка, были потрясены вероломным нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. Гневом и возмущением были охвачены сердца. Прервалась мирная жизнь. Наступили годы суровых испытаний.

Уже на второй день войны я вместе с другими артистами давал выступления на вокзале, провожал отправляющиеся на фронт эшелоны. В эти дни многие артисты покинули цирк, чтобы стать в ряды защитников Родины.

В полном составе ушел на фронт ансамбль донских казаков под руководством Михаила Николаевича Туганова. Славный боевой путь проделал он в составе знаменитого кавалерийского корпуса генерал-майора Доватора, участвовал в боях за Москву. В брянских лесах казаки Туганова совершали смелые рейды в тылы противника. Они сражались в Белоруссии, в Польше и в числе первых ворвались в Берлин.

Ушло добровольцами на фронт и несколько человек из нашего коллектива.

Приходили тревожные вести. Сгорело во время бомбежки здание цирка в Минске. Труппа едва спаслась, уйдя под обстрелом по дороге на Смоленск... В нелегкой обстановке эвакуировался смоленский цирк. То же было и в Калинине.

Между прочим, в Калинине гастролировала конюшня дрессированных лошадей под руководством Ильи Петровича Монкевича. В первые же дни войны дрессировщик ушел на фронт, а лошади остались на попечение его отца - одного из старейших артистов цирка, Петра Алексеевича, и жены. Фронт стремительно приближался. В городе все чаще раздавался тревожный вой сирен и гудков, возвещавший о воздушной тревоге. Однажды зажигательные бомбы упали и на круглое деревянное здание цирка. Все, кто здесь еще оставался, принялись тушить пожар. А Нина Монкевич выводила из объятого пламенем помещения лошадей. Перепуганные рысаки упирались, храпели, разбивали копытами деревянные настилы. В тот же день пришел приказ: эвакуироваться. Собирались в путь быстро, по-военному. Последними от дверей цирка отъехали две повозки, запряженные рысаками. На повозки был погружен реквизит. Но - увы! - лошади отказывались идти. Это были дрессированные рысаки, которые могли вальсировать на манеже, но не умели ходить в упряжи.

Мы, участники иллюзионного аттракциона, были отправлены из Горького в Москву. Столица встретила нас непривычной тишиной, лучами прожекторов в августовском небе, синими огнями светомаскировки. Из скверов навстречу звездам медленно поднимались аэростаты воздушного заграждения.

Пребывание в Москве было кратковременным. Мы принимали участие в представлениях, которые давались в столичном цирке. Порой в эти часы начиналась воздушная тревога. Тогда представление прерывалось. Зрители и артисты спускались в бомбоубежище. Артисты приходили сюда в том виде, в каком только что были на манеже - в париках и костюмах, затянутые в трико.

Из Москвы наш коллектив был эвакуирован в Свердловск. В 1942 году повсеместно стали создаваться цирковые коллективы. Они объединяли представителей различных цирковых жанров. Сделано это было для сохранения кадров, а также для более успешной, в обстановке военного времени, творческой работы. Один из таких коллективов поручили возглавить мне.

К оформлению его я приступил в Куйбышеве. В коллектив вошли: заслуженные артистки республики сестры Зоя, Марта и Клара Кох, труппа воздушных гимнастов под руководством Евгения Моруса; акробаты с подкидной доской Лебедевы; группа исполнителей икарийских игр, возглавляемая Виктором Плинером; стрелки-рекордсмены Тихоновы и другие.

В эти годы я стал думать о создании политических иллюзионов. Я вспомнил свои первые опыты в этой области и пришел к убеждению, что это - один из путей создания подлинно новых иллюзионных номеров.

"Фриц идет на Восточный фронт" - так назывался номер, показанный мною в годы Отечественной войны. По манежу бодро маршировал коверный, одетый в форму гитлеровского молодчика. Вдруг на него сверху опускался балдахин. Когда по счету "раз, два, три" балдахин поднимали, "фрица" уже не было. Там, где он только что стоял, зрители видели могилу с березовым крестом. Выбегала собачка и поднимала возле могилы ножку...