Коль внешняя прелесть для мудрых ничтожна,

то пользу какую мы в ней обретем?

Любимой лицо пусть пребудет укрыто

от тех, кто не знает божественных тайн,

Кто сущность возлюбленной знать пожелает,

тот должен владеть совершенным умом.

Бессмысленно будешь стремиться к слиянью -

таким вожделением стыдно пылать.

Коль подлинно любим, какое различье

слиянья с разлукой тогда мы найдем?

Сокровище жизни монетою веской

влюбленный возлюбленной должен отдать, -

И плохо, когда не полна эта жертва

и скупость ее сократила объем.

Кто любит мирское - тех нежность красавиц,

причуды, приманки влекут за собой,

А тот, кто вкусил от божественных истин, -

ужели он родинкой будет влеком?

Напрасно аскет в мире внешности бродит,

ты это заметишь легко, Физули!

О, как он беспечен: подумать не может,

что страсть лишь к стыду заведет его в дом.

Едва произнесла последний слог,

И видит - на верблюде мчит ездок:

Какой-то всадник скачет одинокий,

Как ветер, мчится тропкой недалекой.

Зачем в пустыне рыщет всадник тот?

Кого в пустыне ищет всадник тот?

И поняла; он едет с мыслью злою

И горе тяжкое везет с собою.

Увидел он, что луноликой нет,

Помчался, торопясь за нею вслед.

Колючка к саду только приближалась,

Как роза с вешним садом распрощалась.

Чтобы никто не ведал ни о чем,

Лейли гнала верблюдицу бегом.

Но всадник, видя Солнце издалека,

Тревожился уже не столь жестоко.

Увидевши красавицу вдали, 

Не отставал он больше от Лейли.

Орлицу он вернул в гнездо родное,

Обрел садовник древо молодое.

Меджнун опять остался средь песков, -

Друг змей и собеседник муравьев.

Он встать не мог, так ослабело тело,

А сердце вовсе биться не хотело.

Страны мучений горьких царь царей -

Меджнун, отец бесчисленных скорбей.

Таким был чистым, что земные дали

Подобного ему и не видали.

Он рядом с горней истиною жил,

Ему служивший - ангелу служил.

Гонимый людской злобою великой,

Избрал себе он образ жизни дикий.

Но ангелы в обличий зверей

Дружили с этим духом средь людей.

Казалось, звери вкруг него сидели, -

То были ангелы на самом деле.

Лишь высота духовной красоты

Его спасла от дольней суеты.

Ни холод, ни жара не причиняли

Меджнуну ни заботы, ни печали.

Непостоянным он наш мир нашел,

Именье отдал и ничто обрел...

Он шел за ищущими единенья,

Достигши высей самоотреченья.

Исполнив светом существо свое,

Он про еду не думал, про питье.

Он, дух в огне сжигая нестерпимом,

Постигнул истину в покрове зримом.

Но внешности пустой не верил он,

К творцу высокой мыслью устремлен.

Слог у него был ясный, мерный, плавный, -

Глубоких мыслей был он царь державный.

Он тонкую беседу мог вести,

К Познанью знал он верные пути.

Когда читал он вслух свои страницы, -

То в воздухе над ним витали птицы.

Страдалец этот в горечи обид

Сложил газелей много и касыд.

И всюду пел он их в тоске безмерной,

Его друзья ему служили верно.

Они, стихи чуть записать успев,

Слова их повторяли и напев.

Измученный, покинутый в кручине,

Стал в мире знаменит по той причине,

Его слова и красота чела

Пленяли всех, в ком истина жила.

Достигнув этих совершенств нетленных,

Причислен к лику сердцем совершенных.

Сложил стихи он эти о себе,

Своих стремленьях и своей судьбе:

Развалин груды - вот мы чем весь этот мир земной считаем,

Но скрыт среди развалин клад - богатый и благой - считаем.

Поклонник внешности пустой пусть мудрецом сочтет себя,

Но там, где истина царит, он лишь невежда злой - считаем.

Невежды мнят - в вине покой, но мы, пророки наших дней,

Мы вылили его давно, - в нем кровь, а не покой - считаем.

Мы поняли, что бренный мир неверен никому из нас,

Пусть им владеет Сулейман, обманщик он дурной - считаем.

Ты думал, Физули: мечеть и винный погребок - одно,

Выходит, что напрасно мы великим разум твой считаем.

О кравчий, велико блаженство наше, -

Скорей подай две-три-четыре чаши.

Коль ты желаешь веселить сердца,

Пои людей блаженством до конца.

Дай, друг мой, чашу каждому хмельную,

Но мне подай ты самую большую.

Я до сих пор лишь полуопьянен, -

Я тяжкою печалью побежден.

Приятен пир людей, приятна радость, 

Но удаляться с пиршества - не в сладость..

...Тот летописец состоянья дней

Такой конец дал повести скорбей:

К слиянию не утолив влеченья

И от Меджнуна снова в отдаленье,

Лейли решила не смотреть на мир:

Своей душой не дорожил кумир.

Пришла зима. И месяц дей - грабитель,

Утехи все из цветника похитил.

Стал храмом скорби сад, а был, что рай,

И горестью звучал вороний грай,

Стал кипарис Меджнуном обнаженным,

И, как Лейли, тюльпан исчез со стоном.

И ветер бушевал. Стволы дерев

Качались и ломались, ослабев.

Погас тюльпана блеск и светоч розы,

И сад Зулматом сделали морозы.

Тюльпан, боясь внезапных холодов,

И роза, опасаясь злых ветров, -

Тот в горы яхонты снес на продажу,

Та - в сад сложила лепестков поклажу.

Все реки превратились в длинных змей -

И яд с собою каждый нес ручей.