Первый раз она не могла согласиться с мамой. Больше ничего у нее не спрашивала, а мыслей об отце не оставляла. Женя пыталась и не могла понять, почему у них была лишь маленькая карточка отца в альбоме, во многих семьях она видела портреты погибших, или умерших близких в красивых рамках, на видных местах. Так почему же?..

Ответа не было.

А Вадик Чудненко знал свое: потихоньку готовился к сложному походу в горы.

С наступлением марта подули западные ветры. В степных просторах они набирали неистовую силу. В этом году бураны запоздали, зато свирепствовали, как никогда. Ученики начальной школы несколько дней не ходили на занятия. Пятиклассница Женя Рузина уроков не пропускала.

Упрямо шагая навстречу шквальному ветру со снегом, она представляла себе горстку геологов, застигнутых вот такой же непогодой в горном ущелье. Вой ветра, пронизывающий холод, снег по пояс, лавины обвалов… Страшно!

Придя вечером из школы, Женя открыла альбом и долго рассматривала фотокарточку отца — его высокий лоб, украшенный буйно вьющимися волосами: круглые смелые глаза, в углах которых пряталась усмешка.

Глубоко вздохнув, села писать письмо в управление геологических экспедиций. Ведь и без точного адреса письмо может дойти куда надо. Случайно испортив листок, Женя полезла на полку с мамиными чертежами за другим. Из чертежей выпала бумажка. Женя удивилась: телеграмма! Откуда она взялась?

Телеграмма была из Свердловска, адресована матери на завод. Женя хотела было спрятать телеграмму снова в чертежи, как увидела подпись: «Сергей». Женя зажмурилась. «Нельзя читать, не мне», — подумала она и все же не могла выпустить телеграмму из рук. Открыла глаза и единым духом прочла: «Скоро приеду. Надо обстоятельно поговорить. Сергей».

Несколько секунд Женя изумленно смотрела на телеграмму, не веря глазам. Буквы двоились, набегали одна на другую. Женя растерянно и радостно шептала:

«Сергей». Я — Евгения Сергеевна… Это папа. Папа наш нашелся!

Она кинулась к соседям.

Верочка играла с Галинкой. В задней комнате у Вадика сидел Валька Гребнев. Они громко спорили. Вадик доказывал, что надо идти на Чуйский тракт, на Телецкое озеро, потом — в горы со снежными шапками. Наверное, геологи зашли далеко, они долго искали, были уже у цели, а скорее всего даже нашли руды, например, цветных или редких металлов. А то — алмазные россыпи, как в Якутии, в самом недоступном уголке земли! Надо открыть тайну гибели, а заодно указать людям дорогу к рудам, к алмазам!

Женя задержалась у двери. Ей хотелось во весь голос крикнуть: «Папа нашелся!», но вместо этого она вдруг нахмурила брови. До боли прикусила язык, сделала шаг назад. Тихими нетвердыми шагами вернулась к себе, спрятала телеграмму.

«Почему же мама ничего мне не сказала?» — тревожно подумала Женя.

За письмо она больше не бралась. Все валилось из рук. Временами хотелось еще раз прочесть телеграмму, но Женя отворачивалась от полки, будто там поджидала опасность.

«Вдруг это кто-то другой? — думала она. — Или мама не видела телеграммы? Но этого не может быть!»

Радость померкла. Ее сменила тревога, вызванная целым потоком вопросов, на которые Женя не могла придумать ответов. Она твердила: «Жив. Он жив!..» И тут же вспоминала странный текст: «Надо обстоятельно поговорить».

Когда пришла Анна Александровна, Женя хотела сразу подойти к ней и попросить прощения за нечаянный проступок. И все выяснить… Но мать была чем-то взволнована, грустна, рассеяна. Женя медлила. Наконец, она все-таки решилась, но в это время постучала бабушка Чудненко:

— Анна Александровна, вас тут спрашивают.

Накинув на: плечи платок, мать вышла. Женя нетерпеливо ждала минут десять. «Нет и нет. Пойду, поищу»; Не найдя мать в коридоре, Женя заскочила на кухню и остановилась в недоумении. У окна сидел мужчина и что-то объяснял ее матери. Женя расслышала лишь обрывок фразы:

— У нас дороги разошлись в разные стороны…

Смысл не сразу дошел до сознания Жени. Она смотрела на мужчину, не смея вымолвить ни слова. Ее поразили вьющаяся шевелюра, усмешка, знакомый взгляд круглых глаз.

«Это он, — подумала Женя. — В точности, как на карточке. Ведь это папа наш приехал!»

А он встал, чтобы пойти ей навстречу. Усмешка сменилась улыбкой, но улыбка была не такой, как бы хотелось Жене — в глазах не чувствовалось ни теплоты, ни ласки. В горсти появились конфеты.

Анна Александровна медленно повернула голову и также медленно проговорила:

— Женя, иди, пожалуйста, учить уроки.

И строгость, и испуг, и боль звучали в голосе.

Женя отступила в коридор, провожаемая взглядом гостя. Конфеты остались лежать на его протянутой ладони.

Прошмыгнув в комнату, Женя села, поджав ноги, на диван, притихла. Только теперь Женя разгадала страшный смысл телеграммы и обрывка фразы. «Он приехал, чтобы сказать… Он… бросил нас!» Миф об отце-герое исчез навсегда…

На улице выл и свистел ветер. Пусто и неуютно кругом. Хотелось бежать отсюда, чтобы никто, никогда не нашел. Скрыться от страшных догадок, от стыда.

Анна Александровна вернулась через четверть часа. Она делала вид, будто ничего особенного не случилось. Это была ложь, огорчавшая и обижавшая Женю. Одинокая и подавленная сидела она на диване. Ее забыли, обманули, оставили все люди на свете; даже те, кого она считала самыми близкими и хорошими.

Анна Александровна готовила ужин.

— Мама, я нечаянно прочитала ту телеграмму, — еле слышно вымолвила Женя, чтобы нарушить тягостную тишину.

Мать вздрогнула, будто от удара. В ее взгляде мелькнула гневная вспышка, но тотчас исчезла.

— Ты… догадалась? — с тихой горечью произнесла Анна Александровна. — Разобралась, девочка моя?

— Почему ты, мама, обманывала меня? — спросила Женя, возвысив голос.

Мать сделала невольное движение в ее сторону и растерянно остановилась посреди комнаты. Опустила руки, медленно подошла к дивану, села рядом.

И какой она в этот момент выглядела усталой, постаревшей!.. Ее мать — сильная и гордая женщина…

— Прости, — сказала она глухо и с полминуты молчала. Затем вдруг выпрямилась, посмотрела Жене в лицо. — Я думала, что так будет лучше. Ошиблась… Прости! Выходит, что ложь рано или поздно обнаруживается. И тогда она вдвойне, втройне тяжелее.

— Он… ушел? — Женя глянула в окно, за которым бушевала метель.

— Да.

— Совсем?

Только секунду медлила мать, затем твердо сказала:

— Да.

И после этого в тягостном молчании прошло много минут.

— Он недобрый?

— Не знаю, как тебе сказать. Не хочу, Женя, быть несправедливой. — Анна Александровна в раздумье, как бы про себя, продолжала: — Кажется, он не мог нас полюбить. Теперь у него другая семья. Может быть, ее он будет любить… Будет ли?..

…Горьким был этот вечер в жизни Жени Рузиной. Она читала телеграмму с Урала, видела отца, слушала рассказ матери, прямой и честный. Ей было обидно и очень стыдно — за отца, за мать, за себя. «Что же теперь делать? Что?» — опрашивала себя Женя и не находила ответа. Она считала, что надо обо всем рассказать Верочке, но как? Жутко!..

После ужина она долго лежала в кровати с открытыми глазами. Сон не приходил. Утих рев бурана на дворе. Тишина и темнота наполнили весь мир. Из темноты выплывало лицо с усмешкой, конфеты на протянутой ладони.

Женя услышала, как мать поднялась со своей постели, подошла к пианино и, не включая света, тихо заиграла незнакомую печальную мелодию.

Кончились бураны, и сразу пришла весна. С крыш свесились сосульки. На солнышке они сияли, блестели, будто стеклянные. В проталинах показались пятна черной земли, над которыми вздымался белесый парок.

Женя теперь ходила в школу вместе с Вадиком, — она искала его дружбы. Об отце ничего не рассказывала: не знала, как это сделать, но была с Вадиком по-особому добра и ласкова.

Дня через два после памятного вечера, по пути в школу, Женя внезапно остановилась, прижалась спиной к стене дома, выронила портфель.