Надумал из книжки вырезать картинки — бабушка забранила: «Книжку портишь». Попробовал рисовать на стене — опять нехорошо. На каждом шагу: нельзя, нельзя, нельзя!

Вадик притащил в коридор стулья, добавил к ним табуретку из кухни и все связал бельевой веревкой. Получился поезд. В ванне взял старый негодный кран, привязал его к табуретке. Получился тендер. А паровозом стал сам.

Бабушка ворчала. Вадим помалкивал. Он знал: если бабушка не запрещает, значит можно.

Поваленные набок стулья, когда он быстро их волочил, тарахтели и громыхали. Звук был похож на перестук вагонных колес. Пыхтенью и шипенью паровоза Вадик очень похоже подражал сам. Побольше бы места, он сумел бы развернуться!

Женя вошла, когда он на всех парах, с гудением тащил поезд к двери. Потное лицо блестело. Вид был воинственный, и Женя невольно помедлила, прежде чем проскочить к своей комнате.

Вадик не имел злого намерения толкать ее, хотя ему и показалось обидным, что на шапочке Жени блестели капли дождя, а в руке, как у большой, был портфель с металлической застежкой. Он просто не будет с ней разговаривать — и все. Но Вадику хотелось проехать с поездом мимо Жени вплотную, чтобы она струсила. А уж если задеть, то самую чуточку.

Он свернул к Жене и пролетел мимо, задев ее плечом. Неожиданный удар оказался таким сильным, что Женя отскочила, как мячик, и ударилась спиной о стену. Вадик сам еле удержался на ногах. Один из стульев стукнул Женю по колену. Она без слова скрылась в своей комнате.

Вадик удивился происшедшему, но не раскаялся.

«Это ей за вчера, — подумал он. — Пусть не важничает». Катать поезд, однако, почему-то сразу стало неинтересно. «Сейчас пойдет бабушке жаловаться, — решил он. — Хорошо, что не запищала. Девчонки всегда пищат».

В первую минуту Женя, действительно, хотела побежать к бабушке, но потом передумала. Боль в коленке почти прошла. Пустяки, даже синяка нет. Женя взяла книгу с картинками. Картинки были знакомые и потому не очень интересные.

Вот у мамы рисунки — это да-а!

Она достала мамины листы и обрадовалась.

Ого! Прибавилось два новых рисунка. Женя догадалась, что это мама с тетей Дусей потрудились. Последняя кроватка была лучше других. Боковые стенки составлены из тонких, красиво согнутых прутиков. В передней части, в изголовье, — полукруглая дужка.

А что, если шариков на задней стенке добавить? Чудесно будет. Да не только на задней, а кругом поверху над каждым прутиком… Подрисовать? Нет, без разрешения нельзя. Лучше на отдельном листе.

Женя взяла свой альбом, вырвала лист и принялась рисовать. Досадно — кроватка получилась кособокой и хромой.

По коридору громко стучал каблуками Вадик. Пусть себе старается! Ей недосуг заниматься драчливыми мальчишками.

Второй листок был тоже испорчен, а на третьем получилась, можно сказать, приличная детская кровать. Увидел бы Вадик — лопнул от зависти. Конечно, у мамы линии попрямее, дужка покруглее, но зато находка: шарики! Они, как крупные вишенки, нанизались по верху прутиков.

Женя поставила рисунок на подоконник, отошла, полюбовалась. Теперь раскрасить! Дужку надо сделать красной, прутики — голубыми, а ножки — синими. Как же покрасить шарики? Желтыми, что ли? Шарики должны быть светлыми, чтобы в них солнышко играло.

Когда шарики были раскрашены, Женя снова посмотрела на рисунок издали и подрисовала ножки кровати коричневым карандашом, так что они сделались полосатыми. Готово!

Придя домой, мама похвалила Женю.

— Я с твоего, мама, рисунка, — скромно проговорила Женя; — Только шарики добавила.

— Гм-м, шарики… Не много ли их, Женя? Если половину убрать, а?

— Половину?

— Ты их для чего так… щедро насадила?

— Для красоты, — убежденно ответила Женя.

Мама немного подумала и спросила:

— А если бы тебе навязать пять или десять бантов? Красиво было бы?

— Нет!

— Ну вот. Давай-ка и шарики с кровати уберем.

Женя печально глядела на рисунок.

— Мама, раскраску тоже надо убрать. В глазах рябит…

Так окончилась попытка Жени помочь маме. Зато девочкам было позволено лишний часок поиграть перед сном, Женя прислушивалась к разговору мамы с тетей Дусей, которую мама приглашала к себе почти каждый вечер.

Сперва взрослые говорили о непонятных заводских делах. Мама с тетей Дусей даже заспорили. Жене хотелось вступиться за мамочку. Раз мама говорит, что станок может крутиться еще быстрее, значит, так оно и есть.

— Садись, считай, — сказала мама, и тетя Дуся села.

Она долго вычисляла на листках, то и дело обращаясь с вопросами к Анне Александровне. И тут Женя поняла, что мама для тети Дуси — как учительница в классе для ребят. Она помогает, советует. Учит хорошо работать.

Потом зашел разговор о кроватках. Женя услышала, что на днях будет сделано несколько таких кроватей.

— Одно нехорошо, — творила мама, — крупные отходы используем, а мелочь так и будет пропадать.

— Надо что-то придумать.

— Но что?..

Женя с большой охотой помогла бы им придумать.

Она сидела в сторонке, склонившись над лоскутным одеяльцем для куклы. Недавно мама шила платья, обрезки отдала дочерям: кроите из них одеяло.

Верочка тянула лоскутки к себе; Женя на нее прикрикивала, но та не унималась.

— Вера, оставь, — велела Анна Александровна.

— Да-а… Она не даст мне одеялом играть…

— Даст! Вместе будете кукол укладывать.

Анна Александровна вдруг взяла лоскутки и долго на них смотрела, что-то соображая.

— А нельзя ли нам из мелких отходов делать кукольные кроватки? — сказала она, обращаясь к тете Дусе.

— Мамочка! — воскликнула Женя. — Вот бы хорошо. В магазинах они почему-то не продаются.

— Это ты меня своим одеяльцем надоумила.

— Умница, Женя, — сказала тетя Дуся. — Моя Галинка покоя отцу не дает: сделай игрушечную кроватку.

…С этого вечера Женя несколько дней занималась рисунками кроватей для кукол. Опять у нее получалось хуже, чем у взрослых, то она не унывала, трудилась усердно.

Вадика разбирало любопытство — хотя бы одним глазком взглянуть, над чем сидит Женька. Однажды он подошел к комнате Рузиных и стал потихоньку открывать дверь. Она поддавалась плавно. Щель расширялась. Неожиданно скрипнули петли. Женя увидела Вадика.

— Чего тебе?

— Ничего.

— Задираться пришел?

Ей бы следовало сразу захлопнуть дверь, но попробуй удержаться, не высказаться, если слова сами просятся с языка!

— Моя мама учит твою маму, как надо работать! Моя мама чертит кровати для ребятишек и для кукол. Это я им помогла — для кукол!

Вадик моргал глазами. Он не успел возразить. Дверь закрылась у него перед носом.

Разозлившись, Вадик распахнул дверь и крикнул:

— Ты все врешь. Врешь!

— Я? Вру?!

Теперь уже Вадик захлопнул дверь и убежал.

…Вечером взрослые пришли с завода вместе и принесли игрушечную кроватку голубого цвета с никелированными спинками, с сеткой из струнной проволоки. Когда Женя глянула, у нее слегка закружилась голова. Она хотела ахнуть, но голос сорвался.

Папа Чудненко поворошил черные густые волосы, разгладил усы и сказал, как он любил, немножко на украинский манер:

— Добре, добре. Чистая работа.

Женя ухватилась за зеркальную, полированную спинку. Вера решительно потянула кроватку к себе, Галя смотрела на игрушку большими, широко открытыми глазами, затем тоже вцепилась в нее. Шесть рук держали кроватку, и каждая пара старалась перетянуть в свою сторону.

— Евгения! Женя! — строго сказала Анна Александровна.

Услышав голос матери, Женя вспомнила, что ведь она уже школьница, уже большая, и отпустила игрушку. А Вадик, надутый, важный, стоял возле и усмехался. Подумаешь, обрадовались! Им бы только куклы, потому что ничего не смыслят в автобусах, самолетах и пароходах. Одно удивительно: папа похвалил…

Игрушку получила самая маленькая из девочек — Галя Чудненко. Верочка ревела на всю квартиру. Пришлось пообещать ей точно такую же кроватку.