После неудачного опыта в подземной лаборатории вся наша дальнейшая работа зависела от результатов расчета четвертой пульсации. Нам важно было выяснить, совпадут или нет экспериментальные данные с теоретическими. Расчеты производил Чжу Фанши в Филадельфии, где только что установили новую вычислительную машину. Мы с нетерпением ждали от него сообщений.

Но Чжу Фанши что-то тянул, хотя, по нашим подсчетам, результат уже давно должен был быть готов. И вот, наконец, на столе Елены Николаевны зазвонил телефон. На экране появилось лицо Чжу Фанши.

— Наконец-то, Чжу! Говорите скорее, что там у вас получилось? — заторопила его Елена Николаевна.

Чжу Фанши чуть улыбнулся и, немного коверкая русский язык, сказал:

— Здравствуйте, Елена Николаевна! Как у вас дела?

— Все по-старому. Здравствуйте! Что у вас сегодня за невыносимая вежливость?

— Нет, Елена Николаевна, я всегда такой.

— Чжу! — взмолилась Елена Николаевна. — Ради бога, говорите, получили результат? Кончили считать?

Чжу Фанши ответил не сразу:

— Считать мы кончили. Машина замечательная. Работает как молния. Очень хорошая машина.

— Ну, а результаты?

— Сейчас покажу.

Он поднес к экрану лист бумаги, на котором была проведена кривая, напоминавшая очертания зубьев пилы. Каждый следующий зуб был больше предыдущего. Это были пульсации микросолнца. Четвертый зуб, изображавший долгожданную пульсацию, был нанесен только наполовину: у него не хватало острия. Здесь кривая пульсаций делала несколько зигзагов и обрывалась.

— Ничего не понимаю. Вы же говорили, что кончили считать. Где же конец четвертой пульсации? Да что же вы молчите? Чжу! Что с вами сегодня?

— Елена Николаевна, — медленно проговорил Чжу Фанши, — я установил, что расчетным путем четвертую пульсацию микросолнца получить нельзя.

— Как так?

— При расчетах четвертой пульсации получается математическая неопределенность типа ноль, деленный на ноль…

— А вы не пробовали раскрыть эту неопределенность?

— Пробовал, вместе с математиками здешнего института. Ничего не получается.

— Что же теперь делать? А может быть, машина неисправна? Вы проверяли расчеты?

— Конечно; Три раза. Расчеты совпадают цифра в цифру.

— Что же вы предлагаете, Чжу?

— Давайте подумаем вместе, — предложил Чжу Фанши. — Можем ли мы в ближайшее время повторить опыт в подземной лаборатории?

— Нет, — решительно возразила Елена Николаевна. — На это потребуется год, а может быть, и больше. Кто знает, с какими еще трудностями можем мы встретиться на этом пути…

— Значит, экспериментальный путь отпадает, — подытожил Чжу Фанши. — Теперь о теории. Здесь я скажу. Трудность чисто математического характера. Детерминант нашей сложной системы весьма близок к нулю. С такими системами очень неприятно иметь дело. От них всегда можно ожидать разных фокусов. А обойти трудности пока не удалось ни мне, ни тем специалистам-математикам, с которыми я советовался.

— Следовательно, вы считаете… — начала Елена Николаевна.

— Я считаю, — перебил ее Чжу Фанши, — что и на этот теоретический метод исследования нельзя делать ставку в нашей дальнейшей работе.

После его слов наступила долгая пауза. Все с надеждой смотрели на Елену Николаевну, ожидая ее решения.

— Теперь я понимаю и даже до некоторой степени оправдываю уход Джемса Конта из нашей лаборатории, — задумчиво сказала она. — Все мы знали об этих трудностях, но верили, что их удастся обойти. И вот мы зашли в тупик как в экспериментальных, так и в теоретических исследованиях. Другого пути, кроме проведения испытания настоящего микросолнца, я не вижу.

— Правильно, — поддержал ее Чжу Фанши. — Надо создавать настоящее микросолнце и проводить его испытания.

— Да, но для этого потребуется специальное разрешение президиума Всемирной академии наук, так как наш опыт будет чрезвычайно опасным.

— Надо убедить президиум дать такое разрешение, — сказал Виктор Платонов.

— Ну, а если президиум откажет?

— Попробуем еще раз провести теоретический анализ, обратимся ко всем математикам мира за помощью и будем просить разрешения на опытный взрыв! — горячо отозвался Чжу Фанши.

— А если снова отказ?

— Если, если, если… — улыбнулся он.

— А все же, если и потом откажут? — настаивала Елена Николаевна.

— Тогда придется бросить работу. Издадим хорошую книгу, в которой приведем весь наш материал, опишем все трудности, с которыми пришлось встретиться, и завещаем ее нашим потомкам. У них будет более совершенная техника, и, может быть, эту задачу они решат и теоретически и практически в течение нескольких дней.

Порешили на том, что вся наша группа соберется в институте и будет готовить подробный доклад президиуму Всемирной академии наук.

ДИСПУТ

У нас наступили горячие дни. Мы спешили закончить доклад к началу очередной сессии президиума Всемирной академии наук, которая собиралась в Москве несколько раз в год для обсуждения наиболее важных проблем.

Очень много дало нам предварительное обсуждение нашего проекта на заседании ученого совета института. Теперь мы в основном знали, какие положения нашего доклада наиболее уязвимы и как нам наилучшим образом защищать свой проект.

После бурных дебатов, длившихся несколько часов, ученый совет вынес решение: ходатайствовать перед президиумом Всемирной академии наук о разрешении опытного взрыва. При этом, по настоянию некоторых членов ученого совета, в решении было записано, что проблема создания микросолнца теоретическим путем полностью не решена и ввиду этого опытный взрыв может оказаться неудачным. Никто из нас не мог с уверенностью сказать, что будет с нашим проектом через несколько часов.

Стратоплан пересек Индийский океан, после непродолжительной остановки в Дели пронесся над Иранским нагорьем, чуть заметным полудужьем промелькнуло внизу Каспийское море, и вот мы уже опускаемся на Внуковском аэродроме, темным пятном выделяющемся на белом фоне одетых в снежный покров подмосковных лесов.

Так вот каким он стал, этот древний аэропорт! Время изменило и его. Когда-то на его грунтовое поле садились только винтомоторные самолеты. Потом, когда он оделся в бетон, с него поднимались реактивные самолеты, а теперь, оборудованный многочисленными эстакадами, аэропорт принимал стратопланы и даже ракетопланы, возвращающиеся на Землю из межпланетных путешествий.

Стояло ясное, чуть морозное утро. С непривычки после жаркой Австралии лицо словно обожгло холодом, но мне было приятно это ощущение. Я вдруг остро почувствовал, что соскучился по настоящей зиме, по родной русской природе. «Надо будет организовать вечером коллективную лыжную прогулку», — решил я про себя.

Наш доклад был назначен на завтра на утреннее заседание физической секции президиума Всемирной академии наук.

Весь остаток дня мы бродили по Москве. Я жадно смотрел вокруг, не узнавая родного города. Только здесь, в Москве, я ощутил по-настоящему бег времени, понял сердцем, что означают для человечества полтора столетия.

Как удивительно хороша была обновленная Москва! Высокие дома, облицованные светлыми плитами, сделали ее действительно «белокаменной». Ее улицы раздвинулись, стало больше света, простора. Появились новые, необычайных конструкций мосты через Москву-реку. Лишь случайно я набрел на несколько уголков «старой» Москвы, заботливо сохраняемых бесценных памятников зодчества.

И только, когда я попал на Красную площадь, я почувствовал себя в прежней Москве. Не могу передать, как меня взволновал вид этой площади, столь дорогой сердцу каждого русского. «Москва, матушка, родная моя», — шептал я, наделяя ее самыми ласковыми именами, какие только приходили мне на память.

Взволнованный свиданием с родиной и новыми впечатлениями, я плохо спал в эту ночь.

На следующее утро мы заблаговременно прибыли в президиум Всемирной академии наук и заняли места в специальной ложе президиума, с нетерпением поглядывая вниз, в зал заседаний, который постепенно заполнялся народом.