Золотой след Ротшильдов хорошо различим, во всяком случае для специалистов. Но когда в Лувре, в Британском музее и в десятке других музеев по всему миру историки искусства и студенты склоняются над витринами, где разложены сокровища мировой культуры, будто высыпанные из рога изобилия, они вряд ли осознают, что когда-то эти предметы служили украшением гостиных Ротшильдов или хранились в их библиотеках.

По сравнению с дарами Ротшильдов, которые были сделаны за все время существования династии, коллекции Медичи кажутся жалкими и скудными.

Венский Дом Ротшильдов исчез под пятой вермахта в 1938 году, но память о нем жива и в Вене, и по всей Австрии. О нем напоминают огромные коллекции произведений искусства, переданные Домом в музеи истории искусств и художественных промыслов, о нем каждую весну напоминают тысячи ароматов, когда в парках и скверах Вены расцветают миллионы цветов, выращенных в построенных Ротшильдами теплицах пригорода Хох-Варт.

Каждый день в главный кафедральный собор Святого Стефана собираются австрийцы со всех концов страны. Во время Второй мировой войны он был разрушен, и на его реконструкцию присылали средства и материалы все австрийские провинции. Австрийская ветвь семейства Ротшильд, которая была своего рода муниципальным образованием, предоставила для восстановления собора превосходные камни, из которых был когда-то построен семейный дворец на Принц-Юджин-штрассе. В 1956 году для него не нашлось нового хозяина – он был слишком монументален для послевоенной эпохи, и поэтому, когда для венского собора потребовался мрамор, семья приняла решение разобрать дворец и предоставить мрамор на восстановление собора. Таким образом камни, из которых было построено жилище ортодоксального иудея, стали частью одной из стен католического собора.

Среди городов, сыгравших важную роль в судьбе династии Ротшильдов, только в одном-единственном городе мы практически не встречаем осязаемых свидетельств их присутствия. И как ни странно, этот город – Франкфурт, откуда начался победоносный путь семьи. В городе есть парк Ротшильдов, а в городских архивах можно найти несколько пожелтевших документов, свидетельствующих о первых шагах Майера Ротшильда на деловой и финансовой арене, и это – все. Семейный дом Ротшильдов был разрушен во время Второй мировой войны в результате бомбардировки, а спустя несколько лет развалины разобрали, а на их месте возвели новое офисное здание. Немногое теперь напоминает о Ротшильде в этом городе на Майне.

Но именно здесь, в тесном еврейском гетто, и началась та история, частью которой стали свадебные торжества в Пойаке. Здесь два столетия тому назад Майер Ротшильд, с желтой звездой на сюртуке, вел дела своего небольшого магазинчика, здесь он женился на Гутеле Шнаппер, и отсюда он вывел в жизнь пятерых сыновей, которым удалось впоследствии подняться к вершинам славы и состоятельности. Они оказались более искусными и хитроумными завоевателями, чем многие прошлые и, возможно, будущие цезари.

Отсюда, из этого дома, их сага, и их имя вошли в историю.

Было бы непростительным упущением начать рассказ о ныне живущих Ротшильдах, не рассказав сначала об их предках. В холлах их особняков и офисов вы непременно увидите множество живописных работ, бюстов, барельефов и маленьких памятников, изображающих предков. Во всех этих пантеонах всегда чего-то недоставало. Например, портрет основателя династии отличался скромностью и отсутствием какого-либо сходства с оригиналом, хотя Майер Ротшильд мог себе позволить к концу жизни заказать свое изображение у любого, самого дорогого художника.

Тем не менее, мы не найдем парадного прижизненного портрета родоначальника семейства. Портрет Майера Ротшильда резко отличается от бесконечной череды традиционных портретов его потомков, чью практичность и бьющую через край энергию прекрасно передали художники. С портрета на нас смотрит высокий невозмутимый человек с характерной осанкой ученого, слегка втянувшего голову в плечи. Его мечтательная улыбка совсем не напоминает сухую ухмылку делового человека. Какая-то возвышенная идея увлекла этого человека и побудила его предпринять совершенно необычайные действия. И самым странным его поступком было, возможно, то, что однажды, весенним днем 1764 года, он вернулся в свой родной Франкфурт-на-Майне.

Предки Майера были из разряда мелких коммерсантов, живших в городском гетто, но его собственные планы выходили далеко за пределы этой черты. По своим способностям он резко выделялся среди сверстников, и родители отправили его учиться в иешиву (иудейская духовная школа. – Пер.) в Нюрнберг в надежде, что он станет раввином – и прославит семью. Он учился хорошо, но без большого усердия. И когда его родители скончались, платить за обучение стало некому. К счастью, родня помогла юному Майеру устроиться учеником в еврейский торговый дом Оппенгеймера в Ганновере. Другой молодой человек на его месте предпочел бы остаться в городе. Германия в то время представляла собой лоскутное одеяло, состоящее из разных земель с совершенно разными законами. Ганновер отличался терпимостью к евреям, дела у Майера шли совсем неплохо, и в будущем все могло бы устроиться, надо было только остаться работать у Оппенгеймера. Тогда он мог бы дослужиться до места старшего клерка, а то и, с божьей помощью, закончить жизнь партнером хозяина. Вместо этого Майер вернулся домой. Он сделал наихудший выбор из всех возможных и… обеспечил себе бессмертие.

Тем не менее, вернувшись во Франкфурт тем самым знаменательным весенним днем, он не испытал радости возвращения, город, очевидно, не был рад ему и встретил его чередой унижений. Пересекая реку Майн, он должен был заплатить специальную пошлину для евреев. Первое, что он увидел, – это квартал, где ему случилось появиться на свет двадцать лет тому назад. Гетто располагалось за рекой, как позже засвидетельствовал Гете, «между городской стеной и рвом». По дороге домой Майер не смог избежать столкновения с группой подростков, чье любимое развлечение состояло в том, чтобы прокричать «Еврей, знай свое место» – после чего означенный «еврей» должен был сделать шаг в сторону, снять шляпу и поклониться. Так, развлекая местных мальчишек, Майер дошел до оцепления, которое солдаты каждый вечер устраивали вокруг Юденштрассе[1].

Внутри гетто также не производило вдохновляющего впечатления. Лавки были забиты старой, ношеной одеждой и всевозможной старой хозяйственной утварью. Такая удручающая картина была результатом запрета, наложенного на евреев и отказывавшего им в праве заниматься сельским хозяйством, ремеслами, даже продажей таких товаров, как шелк, оружие или свежие фрукты.

Еврейские девушки подвергались таким же суровым притеснениям со стороны неевреев. Один из указов городских властей ограничивал право евреев на создание семьи – не более пятисот семей должно было жить в гетто, и не более двенадцати браков можно было заключать каждый год.

Когда Майер добрался до своего «квартала» и его старый приятель крикнул ему «Привет, Ротшильд», он не испытал облегчения, наоборот, это лишь напомнило ему о том, что у него нет даже собственной фамилии. В этой привилегии его «племени» также было отказано. Чтобы как-то обозначать друг друга, евреи использовали характерные особенности домов, в которых жили их предки. Так, в случае с Майером его родственники жили в доме с красной крышей («рот» – по-немецки «красный»), в более благополучном районе еврейского квартала. Имя так и закрепилось, хотя семья обеднела и перебралась в неблагополучное место в другой части квартала, на Посудную улицу.

Сюда и свернул Майер в конце своего нехитрого путешествия. Он миновал унылые и грязные дворы и вышел к лавке, где его братья Моше и Кальман торговали старой одеждой. Здесь заканчивается предыстория юного Ротшильда и начинается его восхождение к новым высотам.