Полный крах постигает план Праксагоры в следующей сцене, где показано проведение в жизнь идеи общности мужчин. Заостренная до предела ситуация доказывает, что осуществление принципов Праксагоры наталкивается на непреодолимые затруднения. Само собой разумеется, что фаллические традиции комедии находят здесь широкое применение.
Юноша направляется на свидание с приглянувшейся ему красоткой. Но не успевает он и приблизиться к ее дому, как им завладевает старуха, требующая удовлетворения своих притязаний на молодость и красоту: раз все общее, то и юноша общий, раз все поровну, то и его следует делить поровну. Положение молодого человека становится просто отчаянным, когда вслед за первой старухой появляется другая, еще более уродливая, а за ней и третья — вовсе ходячая покойница. Вырывая юношу друг у друга, они в конце концов уволакивают его на растерзание, оставив огорченную молодую красотку ни с чем.
Аристофан откровенно и недвусмысленно осуждает и разоблачает уравнительный план государственного переустройства. Он поступает в данном случае опять-таки как идеолог аттического крестьянства, которое не могло примириться с паразитическими стремлениями деклассированных низов. Аттический крестьянин выступал против проектов обобществления имущества и как мелкий собственник, возражающий против вторжения в права частной собственности, и как труженик, которому претит паразитическое существование деклассированных элементов демоса.
В том же плане следует решать вопрос об отношении Аристофана к проблемам семьи. Общность жен должна была разрушить весь хозяйственный уклад семьи, подорвать тот фундамент, на котором покоилась ее экономическая самостоятельность. «Средства входят в дом обыкновенно благодаря деятельности мужа, — говорится в «Домострое» Ксенофонта, — а расходуется большая часть их по распоряжению жены; если ее распоряжения хороши, состояние умножается, если дурны, состояние уменьшается». «Казалось бы смешным с моей стороны нести что либо в дом, — подтверждается эта мысль в другом месте, — если бы не было человека, хранящего внесенное»[49].
Подобные заявления мог безоговорочно принять каждый афинский крестьянин, для которого сохранение семьи было вопросом прежде всего экономическим. Жена обеспечивает семье сбережение нажитого, дети — его будущие владельцы. Но что сохранять афинскому нищему, который и кормится только от собрания к собранию, получив свои три обола? Что он оставит в наследство детям? Для него семья только обуза, от которой легче и проще было бы вовсе избавиться, передав заботу о женщинах и детях государству. Именно поэтому Аристофан уделяет столько места в комедии вопросам семьи, подвергая осмеянию паразитические мечтания бедноты.
Утопическому идеалу деклассированных афинских граждан Аристофан противопоставляет в комедии «Плутос» социальную утопию той прослойки афинского демоса, интересы которой он отражал всю свою жизнь.
Эта комедия может расцениваться как прямая полемика с планом Праксагоры, последнее утверждение социального идеала Аристофана, который он видел в независимом земельном собственнике, честном крёстьянине-труженике.
Герой комедии «Плутос» — обедневший аттический земледелец Хремил. Его сверстники и земляки — такие же бедные, как и он, крестьяне, проводящие целые дни за работой в поле. Но трудолюбие и честность не получают заслуженной награды — жизнь обедневшего земледельца Аристофан рисует без всяких прикрас.
Что ты можешь дать хорошего людям? — спрашивает Хремил у Бедности.
…Разве только ожоги от бани,
Только плач и стенанья голодных детей и голодных старух причитанья?
О бесчисленных блохах, о вшах, комарах говорить я уж вовсе не
стану —
Их великое множество, над головой они вьются, жужжат, досаждают,
Заставляют вставать бедняка, говоря: «Голодать будешь,
но подымайся!»
А к тому ж вместо платья имеет бедняк лишь лохмотья, а вместо
кровати —
Сноп соломы, клопами кишащий: засни — так они тебя живо разбудят!
И гнилую рогожу он вместо ковра постилает, а вместо подушки
Он под голову камень побольше кладет; и питается он вместо булки
Корнем мальвы, а вместо ячменных хлебов — пересохшими
листьями редьки;
От большого кувшина разбитого верх стулом служит ему; бок
корчаги,
Весь потрескавшийся, заменяет квашню.
(Плутос, 535–546)
Перед аристофановским героем возникает вопрос, как освободить от тягостей такой жизни, если уж не себя (жизнь его клонится к закату), то хотя бы сына. Остаться ли мальчику честным, трудолюбивым и бедным, или пойти по проторенной дорожке обмана, воровства, лицемерия — и разбогатеть? Оракул Аполлона, к которому Хремил обратился за советом, велел ему следовать за первым, кого он повстречает после выхода из святилища.
И вот Хремил, сопровождаемый пронырливым рабом Карионом, плетется за слепым и оборванным человеком, который тяготится их вопросами и старается от них отделаться. В конце концов выясняется, что жалкий слепец — не кто иной, как сам Плутос, бог богатства. Когда-то он был зрячим и одарял людей земными благами в зависимости от их нравственных качеств. Но Зевс, позавидовав его славе, ослепил его молнией. С тех пор бедный старик пс знает, к кому идти, и попадает из-за этого большей частью к людям злым и безнравственным. Использовав вдоволь его благость, они с презрением выгоняют слепого и обворованного бога. Теперь же этот бог повстречался Хремилу, и наш герой сможет разбогатеть, не переставая быть честным человеком.
Но человеколюбивому Хремилу этого мало. Он хочет препроводить Плутоса в святилище бога-целителя Асклепия, чтобы навсегда вернуть старику зрение. Тогда уж он, наверное, не станет вручать себя негодным людям, а обогатит честных и бедных. План Хремила осуществляется, бог прозревает, и на земле воцаряется полное благополучие.
Таким образом, и в своей последней комедии Аристофан создает социальную утопию, как и в предыдущем произведений. Но уравнение имущества, которое замышляет Хремил, не предполагает его обобществления, не обусловливается вторжением в права частной собственности. Правда, первоначально происходит своеобразное перераспределение богатства: честные и бедные люди получают в изобилии жизненные блага, а всякие обманщики, сикофанты и казнокрады должны испытать на собственном опыте горечь бедности. Так, например, сикофанта обряжают в нищенские лохмотья и отправляют греться в баню, где раньше приходилось пережидать зимние холода бедным людям. Но, очевидно, в конце концов и он будет прощен, потому что Хремил полон решимости совершенно согнать бедность с лица земли и не оставить ей ни малейшего убежища.
План Хремила и есть не что иное, как возвращение к старинной крестьянской мечте о золотом веке, когда не было ни богатых, ни бедных, но мечта эта уже модернизирована наличием частной собственности. Так, Карион, раб Хремила, с упоением рассказывает хору земледельцев:
Как сладко жить, коль валит счастье, граждане,
И ничего тащить не надо из дому!
Добра такая куча в дом вломилась к нам, —
Хоть никого ни в чем мы не обидели.
Наполнены лари мукою белою,
Кувшины же — вином душистым доверху,
Посуда вся и серебром, и золотом
Полным-полна, ну, просто удивительно!
Колодец полон масла, а бутылочки —
Душистой миррой, кладовые — фигами;
А уксусницы, блюда, утварь разная
Вся стала бронзовой. Дощечки старые
Для рыбы — все серебряными сделались.
Очаг же вдруг у нас — слоновой кости стал.
(Там же, 802–815)