Учительница осторожно наблюдала за своей восьмилетней воспитанницей. Старалась не задавать вопросов, не тревожить девочку. Но на четвёртый день после старта Тамара Николаевна не вытерпела:

— Таня, милая, что слышно о маме?

— У них всё хорошо! — ответила Таня.

— Ну да, конечно, всё будет хорошо. Но откуда ты это знаешь?

— Так сказала мама перед отъездом. Значит, так и будет… Наверно, у них не хватило бензина, они спустились в лесу и их сразу нельзя найти.

— Тебе кто‑нибудь это сказал?

— Нет, я сама знаю.

…Не было вестей. От Забайкалья до Комсомольска в воздухе кружили самолёты, по земле двигались поисковые партии, «прочёсывая» участок за участком в бескрайной тайге. Самолёт, а с ним и моя дочь пропали бесследно…

Всё труднее становилось мне скрывать от девочки своё волнение. Однажды Таня решила во что бы то ни стало развлечь меня. Она стала рассказывать мне «свою собственную» сказку. Беспрестанно заглядывая мне в лицо, она с увлечением выдумывала затейливые приключения какого‑то неуклюжего горе — охотника — и добилась‑таки своего: я рассмеялась!

— У нас в семье никогда не плачут, — говорила она, если кто‑нибудь из сердобольных соседок начинал не в меру вздыхать и грустить.

Учащиеся 138–й школы ищут на карте место посадки самолёта «Родина».

— Ну, а если очень больно ударишься?

— Всё равно не заплачу!.. Вот! — Таня засучила рукав джемпера и показала у локтя изрядную ссадину. — Вот как ударилась, и то не плакала.

В школе её расспрашивали подруги:

— Ну что?

— Как мама?

— Как лётчицы?

Она упрямо повторяла свою успокоительную фразу:

— Не хватило бензина, они снизились в лесу, сразу не найдёшь.

Один раз, придя из школы, Таня рассказала мне, что на уроке русского языка учительница велела придумать и записать в тетрадке предложения, в которых будут слова с гласной после «ж», «ч», «ш», «щ».

— Аня Тарасенкова первая подняла руку, — рассказывала Танюша. — Она сказала: «Я придумала — «живы» — и не знаю, как его вставить». Тогда мы все закричали: «Напиши: «Живы наши лётчицы!»

В один из этих дней, когда у нас, по обыкновению, сидел кто‑то из друзей, я услышала такой разговор:

— Кем ты будешь, когда вырастешь? — спросили Таню.

— Лётчицей и балериной! — не задумываясь, ответила Таня. Потом лукаво улыбнулась и добавила: — И прачкой…

— Почему прачкой?

— Я очень люблю стирать и гладить.

— Ты летала когда‑нибудь на самолёте?

— Нет, только садилась в мамин самолёт, а потом сидела в слепой кабине. Это в большой комнате стоит на железной подставке самолёт. Садишься, тебя закрывают, и самолёт начинает кружиться и качаться, как будто летишь.

— Страшно?

— Нисколечко!

На столике у Тани давно лежит заготовленное письмо:

«Дорогая, любимая мамочка! Ещё раз поздравляю тебя с успешным выполнением задания. Я не плакала, учусь на «отлично» и выполняю своё задание, как и ты».

А самолёта всё нет и нет…

И вот наконец Рома, придя из штаба, сказал:

— Самолёт «Родина» найден возле Охотского моря. Задание выполнено. К ним спускаются парашютисты…

— Почему же ты такой хмурый, Рома?

— Ты не волнуйся, мамочка… Дело в том, что у самолёта только двое… Кто третья и куда она делась — пока неизвестно.

— Конечно, нет Марины! Она или пошла искать питьевую воду, или с компасом ушла ориентироваться на местности… Я её знаю: разве может она сидеть на месте и ждать помощи со стороны! Пошла на разведку и пропала…

Таня Раскова в классе 138–й школы города Москвы.

Таня обнимала меня и радостно шептала:

— Я говорила: всё будет хорошо!

— Но, Таня, одного человека нет с ними. Ты же слышала, что дядя Рома сказал?

— Всё равно найдут! Сталин и Ворошилов предложат искать, и человека найдут!

В двенадцать часов ночи мы, взрослые, сидели у радиоприёмника, напряжённо ожидая передачи. И услышали: у самолёта «Родина» Осипенко и Гризодубова.

Так я и знала!.. Где же моя Марина?..

Утром позвонил из штаба Рома:

— Марина спрыгнула с парашютом. Уже видели её сигнал — дым от костра. Её ищут… Мобилизовано всё население… Не волнуйся!..

«Не волнуйся!» — сказал мне сын… Я крепилась как могла. В нашей семье уныние издавна считалось позором…

Приходили родные, друзья и знакомые, даже те, кто не был у нас много лет. На одиннадцатый день пришла моя школьная подруга.

— Нужно быть ко всему готовой, — сказала она. — Вряд ли Мариночку теперь найдут!..

Позвонил Спирин:

— Зарядитесь ждать месяца три, Анна Спиридоновна. Я эти места знаю. Там такая густая тайга, что с самолёта человека не увидеть…

И вот мы с подругой обнялись, и впервые за все эти тревожные дни я заплакала. Хорошо, что было поздно и Танюша спала!.. Нас никто не видал и не слыхал. Слёзы неудержимо лились из моих глаз…

В 9 часов утра я услышала неистовый стук. Несколько кулаков барабанило в дверь моей комнаты. Радостные голоса кричали:

— Скорее к телефону! Вас вызывает штаб! Добрые вести!..

Ну какие же могут быть добрые вести на одиннадцатый день?! Нет, не верю… Но к телефону, конечно, пошла. И услышала:

— Говорит начальник штаба. Поздравляю, Анна Спиридоновна! Марина Михайловна нашлась! Она у самолёта!

Я только и смогла сказать:

— Воображаю, в каком она виде!

— Жива и здорова, — слышу в телефон. — Скоро будет дома.

— Когда вы узнали?

— Ночью. Да боялись сообщать вам, всё проверяли. Теперь точно знаем: Марина Михайловна у самолёта!

Таня, услышав новость, долго хлопала в ладоши, прыгала и твердила:

— Я была права! Я была права! Я знала, знала!..

Таня среди детей своей квартиры.

Вечером нас всех повезли на телеграф. Радиотелефон соединён с посёлком Керби.

У телефона — моя дочь. И первая фраза, которую я слышу:

— Мамочка, прости, что я тебя заставила так волноваться!..

— Ну, о чём ты говоришь! Ты скажи мне: как ноги, как температура? В каком ты виде?..

Потом с Мариной говорила Таня:

— Мамочка, непременно напиши о своей жизни в тайге статью для «Пионерской правды»…

Разговор по радиотелефону между Комсомольском и Москвой.

Разговоры по радиотелефону повторялись. Говорили с Комсомольском, говорили с Хабаровском. Потом из Москвы навстречу лётчицам выехали корреспонденты и повезли им наши письма. Танюшино письмо, которое она заранее приготовила, тоже уехало с ними.

В доме у нас готовились к встрече Марины, как к большому празднику. Она жила здесь с восьмилетнего возраста, выросла на глазах у всех жильцов. В ожидании Марины в нашей комнате день и ночь кипела работа: шили, вышивали, перебивали мягкую мебель, рисовали, писали все, не исключая Тани. Наконец уборка закончена. На столе лежит новая скатерть, к потолку подвешен шёлковый абажур. То и другое — подарок жильцов нашего дома. В комнате и вдоль всего коридора множество корзин и букетов цветов. Квартира стала похожа на зимний сад.

Завтра встреча!

А в эти дни у самолёта «Родина»…

Осмотрев штурманскую кабину и убедившись, что все приборы в порядке, Марина попросила скорее поесть. Пока готовили ужин, доктор Тихонов промывал её обмороженные и израненные ноги. Потом ей подали немного бульона, кусочек курицы и немного киселя. Больше доктор не разрешил. Подруги наперебой рассказывали, как дальневосточные товарищи их разыскали, как сбрасывали множество подарков, продуктов. Полина принесла платочки, на которых было вышито: «Марине». Платочки вышили девушки из Комсомольска.