То, что именно Трухин оказался здесь сейчас, среди волнующихся мужиков, показалось Сергею самым естественным. Ни злобный Стукалов, ни высокомерный, по-барски презрительный Марченко не были бы тут на месте; характерно, что эти отличительные черты Марченко и Стукалова с особенной силой Сергей почувствовал только сейчас, до этого он о них словно лишь догадывался. В то же время как-то ближе, понятнее стала Сергею суровая простота Трухина, и ему стало стыдно, что он мог думать о нём плохо. Трухин стоял на берегу, хмуро слушая Дьячкова. Председатель сельсовета громко что-то говорил Трухину, размахивая руками. Вокруг них теснились мужики. "Вчера ещё нужно было сказать ему, что услышал я от своего хозяина", — подумал Сергей и начал пробираться к Трухину. А Трухин лишь бегло взглянул на Сергея. Ему было не до него.

Он только что прискакал верхом из Имана. Начальник пограничной заставы сообщил ему о чрезвычайном происшествии в Смирновке и дал коня. Трухин сначала не поверил тому, что сказал начальник погранзаставы. "Смирновские мужики переходят границу — что за чепуха! До сих пор ничего подобного не было. Были переходы, связанные с контрабандой. Или одиночки из раскулаченных бросались за Уссури. А сейчас, если верить начальнику заставы, мужики со всем скарбом переходят! Ещё, чего доброго, повезут на ту сторону избы! Но отчего, почему?"

От начальника заставы Трухин поскакал к Клюшниковой, разбудил её.

— Поезжай скорее, на месте всё увидишь, — говорила Варвара Николаевна. — Я сейчас иду в райком.

Марченко болел. "Он заболел как раз на те дни, когда нужно быть здоровым", — думал Трухин, мчась из Имана в Смирновку. Занимался рассвет, когда он остановил тяжело поводившего боками коня у дома председателя сельсовета. Но Дьячкова не застал и, привязав коня во дворе, пошёл по деревне.

Трухин недаром несколько лет провёл в этом районе — он знал тут всё и всех. Не успел он пройти по улице и десятка шагов, как его узнали.

— Что у вас тут такое? — спрашивал Трухин.

Отвечали по-разному.

— Народ из-за гиганта волнуется! Слух идёт, что в Кедровке избы ломают! — говорил один.

— Не в этом суть, — возражал другой. — А кто-то ловко всё подстроил…

— Кто же? — повернулся Трухин к говорившему, но тот замолчал.

В сопровождении мужиков Трухин пришёл на берег Уссури. Он видел то же, что и все: широкую реку в торосах, подводы у противоположного берега. Ему сообщили, что на ту сторону успело уйти четыре семьи. Тут появился Дьячков и стал многословно объяснять Трухину, как он был застигнут случившимся врасплох. Трухин искоса взглянул на Дьячкова. Суетливость председателя сельсовета ему не понравилась.

— Мне говорили, что на Уссури стреляли. Кто стрелял? — спросил Трухин.

— Пограничники…

— Человек шёл оттуда, они по нему… — послышались голоса.

— Какой человек?

— Сибирский мужик… какой-то.

— А сейчас у вас в деревне есть посторонние люди? — спросил Трухин.

Он стоял перед Дьячковым. Плотная толпа сжимала их. Во многих глазах Трухин видел отчуждение или настороженность. Все словно ждали, что он скажет или сделает.

— Так как же, есть в вашей деревне посторонние люди? — нетерпеливо повторил Трухин свои вопрос.

— Есть! — крикнули сзади, и перед Трухиным оказался вытолкнутый из толпы широколицый мужик в шапке и полушубке.

Дьячков в это время отошёл от Трухина и, пробившись через людей, стал в стороне.

— Ты откуда? — спросил Трухин широколицего мужика.

— А ты откуда? — дерзко прищурился тот. — Все мы из одного места!

В толпе захохотали.

— Отвечай! — резко сказал Трухин.

Хохот смолк.

— Из Сибири я. А что? — поднял голову мужик. — Может, ещё и фамилию спросишь?

— И спрошу. — Трухин вглядывался в широкое, бородатое лицо.

— Ну, Карманов я. Что ещё скажешь? — В голосе мужика была издёвка.

— А ещё я скажу, что далеко ты заехал, Карманов, пожалуй обратно-то и не воротишься! — с язвительной насмешкой сказал Трухин.

— Это как понимать? — выкрикнул мужик, но его оттеснили.

Вокруг зашумели:

— Не трожьте! Тоже от гигантов сбежал…

— Айда, мужики, отсюда! Нечего без толку время проводить!

— За границу всем надо податься! Одно спасенье!

— Стойте! — поднял руку Трухин. — Кого слушаете? Пришлых людей? Вы знаете, что это за мужик, откуда он? Нынче и сибирские кулаки полезли через нашу границу! На той стороне они заодно с белогвардейцами! Так кого же вы слушаете? Врагов! Товарищи! Не слушайте провокаторов!

Но голос его потонул в шуме и гаме.

Как-то само собой вышло, что вокруг Трухина в эту минуту оказались крестьяне, которых он хорошо знал. Их было до десятка человек, держались они кучкой. Вблизи Трухина был и Широков, который смотрел на всё происходящее совершенно потрясённый.

Вдруг толпа колыхнулась и замерла.

— Батюшки! Обратно идут! — ахнул кто-то.

От противоположного берега отделилась подвода и стала приближаться к пограничникам, разбежавшимся цепью на середине реки. Когда подвода подошла ближе, стало видно, что в сани впряжена пара лошадей. Их вёл в поводу бородатый мужик. Он был без шапки и держал в свободной руке, высоко подняв её, белый платок. На санях сидела женщина.

Молча следила толпа за движением подводы.

Подвода миновала пограничников. Мужик бросил свой белый флаг, закричал:

— Братцы… русский я… не могу там!..

Мужики с берега бросились к нему. Сергей опять увидел Трухина.

С суровым лицом стоял Трухин в толпе. "Поддались на провокацию", — думал он гневно и печально. Ему уже сказали, что в Смирновке вчера видели белогвардейца Косых, которого за изрытое оспой лицо все здесь звали Конопатым. "Сибирский мужик… Конопатый… они где-то тут прячутся? Кто-то распустил слух, что в Кедровке избы ломают… Надо сказать, чтобы вернувшегося мужика не трогали. Этот теперь уж не пойдёт на ту сторону, да и другим закажет". Трухин смотрел, как подвода подымалась на берег. Суетился Дьячков, что-то оживлённо говоря, размахивая руками. "Надо спросить его: как он допустил, чтобы по деревне свободно разгуливали пришельцы из-за границы?" — сурово думал Трухин. Дьячков ему давно не нравился… Но тут внимание Трухииа привлекли крик и шум на берегу, возле мужика с подводой.

— В чём там дело? — спросил он.

— Стукалов приехал! — ответили ему.

— Стукалов?

Трухин подошёл ближе. А Стукалов, не замечая его, кричал на мужика. Вот он выхватил револьвер…

Впоследствии Трухин так и не мог сказать, что с ним произошло в следующую минуту. Мысли неслись одна за другой. "Вот он сейчас выстрелит, и начнётся свалка. Да это же и есть настоящий провокатор!" Трухин подбежал к Стукалову, схватил его за плечи, начал трясти.

— Прочь отсюда, негодяй!.. Прочь!

— Степан Игнатьич… ты? Откуда? — испугался Стукалов.

— Давай револьвер, негодяй! — крикнул Трухин. Он схватил Стукалова за руку, сильно крутнул её. Револьвер вмиг оказался у него. — Вот… получишь в райкоме! Там я тебе его отдам, а сейчас — прочь!

— Ты погоди, я тебе это припомню! — прохрипел Стукалов в лицо Трухину.

— Хорошо, припомнишь, а сейчас уходи! — отмахнулся от него Трухин и повернулся к толпе. — Пошли к сельсовету! Будет собрание! — и сам первый шагнул вперёд.

Толпа повалила за ним.

"Так и надо тебе, так и надо", — мстительно думал Сергей Широков, смотря на посрамлённого Стукалова, оставшегося в одиночестве. Трухин в его глазах сразу вырос в героя, но теперь уже по-настоящему. Теперь Сергей знал, что правда на стороне Трухина. "Не буду я писать о гиганте, — думал он. — Не буду, пускай хоть увольняют из редакции".

Сорвавшись из родной деревни, крутихинские мужики — Тереха Парфёнов, Никита Шестов и Егор Веретенников приехали в Каменск и встретились там на вокзале с бывшим кармановским батраком Власом Миловановым.