Одну бутылку неудобно было брать, и Ринтын купил пяток. Открыв одну себе, а другую Кайону, Ринтын взял губами горлышко и потянул. В рот ему полилась противная теплая жидкость. Едва сдерживая отвращение, он сделал глоток. На второй уже не хватило сил, и он незаметно выкинул злополучную бутылку за борт и с состраданием посмотрел на товарища.

– Ну, как?

– Мне показалось, что я напился прямо из ночного горшка,– морщась, ответил Кайон.– И как люди пьют такую гадость? Тьфу!

– Может, это у нас с непривычки? – предположил Ринтын.– К водке ведь тоже привыкают.

Солнечным утром ребята сошли на берег. Они робко двигались в толпе пассажиров, хлынувшей потоком в ворота, ведущие к выходу из порта. Где-то мелькнул бушлат Миши Абрикосова и затерялся за сотнями спин с мешками, чемоданами, рюкзаками.

На привокзальной площади ребята остановились, чтобы полюбоваться ярко раскрашенным трамваем. На тротуаре с тележками, украшенными стеклянными колбами, стояли девушки и продавали подкрашенное питье.

– Смотри,– сказал Кайон,– и здесь пивом торгуют.

– Не похоже на пиво,– пригляделся Ринтын.

– Все равно пробовать не будем,– заявил Кайон.

Вместе с толпой пассажиров Ринтын и Кайон протолкались к билетным кассам железнодорожного вокзала. Особый вокзальный запах ударил им в нос и не оставлял их до самого Ленинграда.

Кайон уселся на чемоданы посреди зала ожидания, а Ринтын пошел на разведку. Возле окошечек билетных касс творилось что-то невообразимое. Ринтын разыскивал глазами ехавших с ними на пароходе русских, чтобы разузнать, как приобрести билеты. Но все снующие в огромном зале удивительно походили друг на друга поношенной одеждой, надетой специально в дорогу, и утомленными лицами. Ринтын постоял, подталкиваемый со всех сторон людьми, и решил возвратиться к товарищу. Внезапно перед ним выросла фигура Миши Абрикосова.

– Что, земляк, растерялся?

– Честно скажу, растерялся,– сознался Ринтын.– Никогда не видел столько людей в одной комнате.

Расталкивая локтями пассажиров, на ходу огрызаясь, Миша сквозь людское море потащил за собой Ринтына обратно к Кайону.

– В Сучан билеты есть,– задумчиво сказал Миша, услышав, что ребята еще не достали билетов,– но боюсь, дальше с ними дело туго. Наплыв огромный. Договорники с сорок пятого года едут обратно – кто в отпуск, а кто и насовсем. Ладно, стойте здесь на месте, а я попытаюсь что-нибудь предпринять, пока есть время до отхода моего поезда. Только никуда не уходите! – И Миша нырнул в толпу.

И все же в этой на первый взгляд однообразной толпе попадались люди, которые сразу обращали на себя внимание. Вот окруженный свитой из морских офицеров совсем близко от ребят величественно прошел сияющий погонами живой адмирал. Он шел сквозь толпу с такой же легкостью, как большой пароход в бушующем море.

Некоторое время рядом с ребятами стояли две черноглазые девушки и разговаривали вроде по-русски, но, как ни прислушивался Ринтын, он понял лишь некоторые слова.

– Как ты думаешь, кто они? – спросил он товарища.

Кайон пожал плечами:

– Может быть, иностранки какие-нибудь?

Черноглазые “иностранки”, в свою очередь, с любопытством разглядывали Ринтына и Кайона. Одна из них подошла к ним и на чистейшем русском языке спросила:

– Вы китайцы или японцы?

– Чукчи мы,– с достоинством ответил Кайон,– с Чукотки. А вы кто?

– Украинки, с Украины,– в тон ему ответила девушка.

Откуда-то появившийся Миша оттеснил девушку в сторону и принялся на весь зал доказывать человеку в помятом суконном костюме и форменной фуражке, что “этих талантливых ребят с далекой Чукотки надо немедленно отправить в Ленинград, куда они едут, чтобы овладеть знаниями, которые необходимы, как солнце, воздух и вода, их темному и ранее угнетенному народу…”.

Грустный человек в форменной фуражке терпеливо выслушал его и негромко сказал:

– Пусть идут в первую кассу. Но билеты есть только на завтрашний вечерний поезд.

Миша, не теряя времени, повел ребят к кассе, прокладывая дорогу чемоданом Ринтына.

– Позвольте, пропустите, не мешайте… Гражданин, не выпирайте локоть… Тетенька, полегче кормой…

Железнодорожные билеты оказались самыми обыкновенными картонками. Плацкарты не было: предстояло ехать через всю Россию сидя.

Миша вначале пошумел возле кассы, требуя лежачие места, но ничего не добился.

– Что ж, ребята, придется довольствоваться этим. Заберетесь на багажные полки, там нисколько не хуже, чем на плацкартном месте.

Выбраться из очереди оказалось не менее трудным, чем пробраться к кассовому окошку. Но Миша каким-то чудом отыскал свободное от вещей и ног пространство.

– Занимайте место и никому его не отдавайте. Ну, а теперь мне пора. Скоро мой поезд.

– Подождите,– попробовал его остановить Ринтын,– мы так благодарны вам за все…

– Пустяки,– отмахнулся Миша.– Поезжайте, не робейте… Встретимся в Гуврэле.

Дежурный по вокзалу, узнав, что у ребят уже есть билеты, предложил им сдать вещи в камеру хранения. Они воспользовались его советом и сдали чемоданы в большое окно. Получив тонкие бумажки вместо сданных вещей, Кайон проронил:

– Такая маленькая бумажка за два чемодана…

К счастью, его не расслышал кладовщик – угрюмая личность в больших роговых очках.

Освобожденные от багажа ребята почувствовали себя вольнее и уже не беспокоились за сохранность своего места у стены.

Они вышли на улицу, расцвеченную вечерними огнями. С грохотом и громким звоном подкатил трамвай, и у Ринтына родилась идея прокатиться на нем.

– А вдруг завезет туда, откуда нам и не выбраться? – охладил его пыл Кайон.– Давай отложим это удовольствие до Ленинграда. Это и приятнее. Нерпичий глаз есть лучше всего тогда, когда дотащишь до стойбища добычу.

При упоминании о нерпичьем глазе ребята вспомнили, что с утра ничего не ели. И надо же случиться так, что мысль о еде им пришла только после того, как они сдали в камеру хранения свои вещи.

– Что будем делать? На трамвае прокатимся вместо ужина? – ехидно спросил Кайон.

– У нас же есть деньги,– сказал Ринтын.– Давай поищем где-нибудь поблизости магазин и купим себе поесть. Не истратим же все за один вечер.