Ринтын удивлялся: никто из стоящих вокруг особенно и не прислушивался к тому, что говорила Наташа. Видимо, для них все это было привычно. Очень возможно, что многие пережили нечто более страшное, чем просто разрушенный дом.

Пока шли от вокзала, Ринтыну на глаза несколько раз попадались руины, обнесенные заборами. Трудно было не обращать на них внимания. Каждая рухнувшая стена, голый остов бывшего человеческого жилья, отгороженный пустырь возвращали его к тому, что было здесь совсем недавно.

В подъезде Наташа взяла Ринтына за руку, как малыша, и повела за собой по лестнице. На площадке третьего этажа она выпустила его руку и сказала:

– А теперь сам нажми рыбий глаз.

Ринтын растерянно огляделся.

– Да вот он на стене, глаз-то,– показала Наташа.– Кнопка. Ты забыл, что по-чукотски кнопка называется “рыбий глаз”?

– Забыл,– пробормотал Ринтын и нажал черный сосочек, торчащий в стене. Он недоумевал, на каком таком чукотском языке эта штука называется рыбьим глазом, но он был в гостях и не должен задавать вопросы.

Дверь открыла пожилая полная женщина.

– Мамочка! Папочка! – закричала Наташа.– Я его привела!

Она подтолкнула Ринтына в прихожую. Набежало откуда-то много народу. Ринтына окружили и разглядывали с откровенным любопытством.

– Ринтын по национальности чукча,– объявила Наташа.– Он приехал из самой-самой далекой земли и учится вместе со мной в университете.

– Студент, значит,– сказал пожилой человек в очках.– Будем знакомы: Петр Петрович, отец Наташи.

Ринтын пожал протянутую руку.

– Твоя понимай по-русски? – спросил Петр Петрович.

– Понимай,– невольно подлаживаясь под его тон, ответил Ринтын.

Петр Петрович обнял гостя за плечи и повел в комнату, где от стены до стены тянулся большой стол, уставленной закусками, напитками и цветами. Следом из прихожей двинулись гости. Они громко обсуждали внешность Ринтына.

– Симпатичный паренек,– сказал кто-то.

– Скромный,– похвалил другой.

– Опрятно одет,– заметил третий.

Петр Петрович посадил Ринтына на диван, сам пристроился рядом и сказал:

– Говоришь, твоя учится вместе с Наташа?

Ринтын кивнул.

– Вы знаете, какой это замечательный народ чукчи! – обратился к гостям Петр Петрович.– Я читал роман Семена Зернова “Человек уходит в море”. Советую всем познакомиться с этим произведением. Необыкновенная честность, выносливость, правдивость отличают этих людей. Одним словом, экзотика!

Петр Петрович засмеялся и нагнулся к уху Ринтына:

– Твоя слушай-слушай – моя говори.

В дверях показалась Наташа.

– Папочка! Что ты как-то странно разговариваешь с моим гостем?

– Как странно? Чтобы ему легче было понимать,– заявил Петр Петрович.– Твоя-моя, и все ясно как на ладони.

– Да Ринтын лучше тебя знает русский язык,– сказала Наташа.

– Неужели? – смутился Петр Петрович.– А я-то с ним чуть ли не по-китайски говорю!

Гости оживились.

Наташа села рядом с Ринтыном, оттеснив отца. Она ласково смотрела на парня. Такого с ним никогда не случалось: на душе смятение, и в то же время он был по-настоящему счастлив оттого, что такая девушка обращается с ним как со своим близким, явно предпочитает его всем другим.

В комнату вошла хозяйка и пригласила гостей к столу.

Ринтына посадили на почетном месте – между Петром Петровичем и Наташей.

– Дорогие друзья! – торжественно сказал Петр Петрович, высоко подняв рюмку.– Позвольте мне вас поздравить с праздником Октябрьской годовщины и пожелать вам всего хорошего.

– Ура! – крикнул хорошо одетый мужчина, сидевший напротив, и опрокинул в рот содержимое рюмки.

Ринтын сразу же обратил на него внимание. Человек этот был не только лучше всех одет, но и отличался высоким ростом и полным, пышущим здоровьем, румяным лицом.

Все выпили, и некоторое время в комнате слышался только звон вилок.

– Товарищи! – теперь рюмку поднял хорошо одетый мужчина.– Я предлагаю тост за нашего гостя, представителя Ледовитого океана. Как вас зовут? – обратился он к Ринтыну.

– Меня зовут Анатолий, по отчеству Федорович.

– Позвольте! – вмешался Петр Петрович.– Почему Анатолий Федорович? Я читал, что настоящие чукчи не имеют имен и отчеств. У них одно имя, как у римских императоров и прочих королей. Правда?

– Но меня все же зовут Анатолий Федорович, а фамилия моя Ринтын.

Хорошо одетый мужчина вежливо ждал, пока выскажется хозяин. Тот перегнулся через стол и виновато произнес:

– Ты уж, брат, извини нас. Мы мало знаем ваш народ, ваши обычаи и ненароком можем ляпнуть такое, что тебе будет не очень приятно. Заранее, таким образом, извиняемся. И все-таки мне хочется выпить за тебя, будь ты просто Ринтын, и будь ты трижды Анатолий Федорович!

Все выпили. Петр Петрович задумчиво пробормотал:

– Но все же как это так? Я же своими глазами читал про имена…

– И так тоже правильно,– успокоил его Ринтын.– Когда я появился на свет, мне было дано имя Ринтын. И я с этим именем прожил до шестнадцати лег, пока не пришел срок получать паспорт. Я работал тогда в порту Гуврэль. Начальник Гуврэльского отделения милиции товарищ Папазян сказал мне, что это непорядок: иметь паспорт без имени и отчества. “Как хочешь,– сказал он,– но без имени и отчества за паспортом не приходи”. На мое счастье, в тот год начальником Гуврэльской полярной станции был мой давний знакомый, которого звали Анатолий Федорович. Он разрешил мне взять свое имя и отчество…

– Испортили человеку имя! – выслушав рассказ Ринтына, проворчал Петр Петрович.– Бюрократы!

– Как сказать! – возразил хорошо одетый мужчина.– Ведь таким образом Ринтын как бы породнился с русским народом, с нами. Поэтому я предлагаю выпить за это.

Петр Петрович, огорченный тем, что его книжные сведения о чукчах оказались не совсем точными, как бы нехотя выпил и долго ловил ускользающий от него кусок селедки.

Ринтын чуточку захмелел. Он стал громко разговаривать и много есть. Наташина мама все подкладывала ему закуску, просила попробовать то одно, то другое. Ринтын попробовал студень и сказал:

– Самый лучший холодец – из моржовых ластов.