Дымша немного постоял в тени деревьев, не рискуя выходить на открытое пространство и внимательно вглядываясь в сумрачный лес. Придут ли те, с кем он должен встретиться, и где засада немцев? Теперь они все — его враги, и те и другие. Если бы было оружие! «Бон шанс» — вспомнил он слова Ругге. Они показались просто неприкрытой издевкой — о каком шансе здесь можно говорить? Как немцы собираются захватить людей из леса? Сколько их придет и сколько человек поставил абверовец в засаду?

Осторожно пройдя краем опушки, Алоиз не заметил ничего подозрительного. Вот только не слышно пения птиц — улетели, боясь людей? Сколько он еще может протоптаться здесь? Ну почему он сразу не придушил тогда проклятую ведьму в комнате на втором этаже казино; почему не скрылся, не забился в щель, откуда его не выковырять ни тем, ни другим? Запутался, пожадничал, испугался?

На другой стороне поляны неожиданно появился человек в поношенной одежде, с немецким автоматом в руках. Призывно помахал Дымше рукой. Подойти или подождать, пока тот сам решиться приблизиться? Прыгнуть на него, вырвать автомат и попытаться убежать в лес. В никуда, просто убежать, и все, а потом будет видно, как быть. Человек с автоматом снова молча поманил Алоиза к себе. Тот в ответ сделал такой же жест и, словно намереваясь сойтись с неизвестным посредине поляны, сделал шаг из-под тени деревьев на освещенное солнцем пространство.

Короткая автоматная очередь — и Дымша, еще не успевший ничего понять, повалился в желтые одуванчики, пятная их кровью из прошитого пулями тела.

Он уже не видел и не слышал, как ожил вдруг лес, затрещали автоматы, ухнули взрывы гранат. Упал убитый мужчина в поношенной одежде, но его товарищи, отстреливаясь, отошли в глубь леса и затерялись в чащобе и болотах, оторвавшись от погони…

…«Недоеденный кусок всегда самый вкусный… — подумал Марчевский, укладывая в чемодан рубашки. — Абвер не получил всего желаемого от комбинации с Алоизом Дымшей, и люди СД этого не забудут».

Пан Викентий собирался в Краков. Ругге вызывало начальство, и подполковник приказал Марчевскому ехать с ним.

— Представлю вас кое-кому из руководства. Это будет не лишним, — доверительно сообщил он. — Может пригодиться в будущем.

С этим Марчевский был согласен, только ее давала покоя мысль о связи с новыми друзьями. Получив приказ, он прервал все действия по сбору сведений из картотеки, находившейся в руках немцев, перестал проверять тайник за деревянной обшивкой стен коридора замка, а после гибели Зоси почти не бывал в городе. В то же время богатый опыт разведчика подсказывал ему — все это ненадолго, назревают новые, весьма важные события. Какие? Трудно сказать определенно, но интуиция редко обманывала пана Викентия. А что такое интуиция? Ее родители — опыт и информация, пусть даже отрывочная. Умный и опытный человек сумеет связать между собой отдельные разрозненные факты и сделает нужные выводы… Негромко стукнула входная дверь. Марчевский оглянулся. Прижавшись к косяку спиной, на него смотрел Тараканов, приложивший палец к губам. Неслышно пройдя в глубь комнаты, он тихо сказал:

— Ваш охранник отлучился. Надо торопиться.

— Рискуете… — шепотом ответил Марчевский. — Как тогда, в квартире. Если бы вовремя не показали распятие моей матери, я всадил бы в вас пулю!

— Дело прошлое. Мы оба не доверяли друг другу, — обезоруживающе улыбнулся Тараканов. — Но теперь нет иного выхода. Вы уедете, а я могу вас больше не увидеть.

— Уходите? — насторожился пан Викентий.

— Через неделю-другую наведайтесь в костел святой Бригитты, — быстро зашептал Владимир Иванович. — Вас там будут ждать. Пароль — такое же распятие, только из серебра. Можете полностью довериться показавшему его человеку.

— Святой Бригитты? — переспросил Марчевский. Внезапно его осенила догадка. — Намерены взять картотеку?

— Только пленку.

— Послушайте… — вцепился в рукав уже собравшегося выскользнуть из комнаты Тараканова Марчевский. — В сейфе Ругге фальшивая картотека. Немцы вывели англичан на ложный ход с дезинформацией и фальшивой картотекой. Когда я помогал собирать таблицы, переснятые Дымшей, то заметил это. Ищите настоящую за книжными полками в кабинете Генриха. Переснимайте сводные таблицы… Мне будет не хватать вас и Зоси.

— Ее убили немцы. Она работала на Шнайдера, подчиненного Ругге.

Марчевский отшатнулся.

— Но зачем тогда?..

— СД, — коротко ответил Владимир Иванович. — Прощайте, Викентий! Берегите себя.

Тихо закрылась за ним дверь. Пан Викентий устало опустился в кресло, достал сигареты. Опять его настигла война. Скольких людей он уже потерял за последний год — жену, многих товарищей, Зоею. Ее он потерял дважды — один раз, когда она погибла, и второй — когда узнал, почему и от чьей руки. А теперь уходит человек, с которым он успел сродниться. Нет, вернее, не с ним самим, а с тем чувством, что он есть, находится рядом, что через него тянется живая ниточка к тем, кто должен принести желанную свободу его родине. А в том, что она может прийти только с востока, Марчевский не сомневался.

И все же надо встать, собраться и спокойно спуститься вниз, к машине. Улыбаться, шутить, щуриться, глядя на солнце, делать вид уверенного в себе, довольного жизнью человека.

Через несколько дней он вернется и обязательно наведается в костел святой Бригитты. Кто там будет ждать его? Юная девушка, седой старик, богомольная старушка или?.. Впрочем, зачем гадать. Главное — не прервется связь с новыми друзьями и он сможет мстить врагу тем оружием, которым лучше всего владеет, а это уже немало. И если в грядущей победе будет его малая толика — значит, он все-таки прожил жизнь не зря, сумев понять в ней основное. Коль ему суждено дожить до светлого часа возрождения Речи Посполитой, он сможет смотреть в глаза людям, а если не доживет, то его потомки не испытают стыда за него, потому что он выбрал не самую простую дорогу в этой войне и сделал все от него зависящее для вечного мира на земле.

…В сарае было сумрачно и прохладно. Косые лучи света падали внутрь через полуоткрытую дверь, бросая причудливые блики на собранный за долгие годы хлам. Сторож взял прислоненный к стене сарая велосипед, прокрутил колеса, тщательно смазал втулки из небольшой масленки. Проверил шины, спицы, крепление седла. Держа его руками за руль, немного покатал туда-сюда и, оставшись довольным, вывел велосипед из сарая.

Ксения ждала во дворе.

— Будь осторожна, — отдавая ей велосипед, сказал сторож.

— Хорошо, — улыбнулась она и выехала со двора.

Посмотрев немного ей вслед, сторож повернулся и вошел в дом ксендза.

…Новый начальник СС и полиции города гауптштурмфюрер Франц Фельдхубер положил на рычаги телефонную трубку. Повернулся к вопросительно смотревшему на него Бергеру и коротко доложил:

— Она выехала.

Обер-фюрер удовлетворенно кивнул и погрузился в собственные мысли. Фельдхубер почтительно ждал.

— Пусть ее проводят, — нарушил молчание Бергер. — Потом она должна исчезнуть. На месте оставить группы наблюдения и захвата.

— Слушаюсь, господин обер-фюрер.

— В костеле взять ксендза и сторожа. С этими поговорим… А с девкой… Скажите своим людям, чтобы не вздумали с ней развлекаться. Она должна исчезнуть быстро, бесследно и навсегда. Поняли?

…Пан Иероним сидел в глубоком кресле у окна. Ласковое солнце пригревало, и старик задремал, склонив на грудь лысую, покрытую легким седым пухом истончившихся волос, голову.

Остановившись у дверей, сторож легонько кашлянул. Ксендз встрепенулся и, открыв глаза, посмотрел на него.

— Я не сплю… — заявил старик. — Что-то нужно?

— Надо уходить, пан Иероним. Скоро могут прийти немцы.

— А-а… — вяло отмахнулся рукой священник, — Они пришли уже год назад.

— Вы не поняли, — вежливо продолжал наставлять сторож, — они могут прийти, чтобы арестовать нас.

— Я всегда знал, что этим кончится… — поднимаясь с кресла, вздохнул старик. — С тех пор как дал вам приют по просьбе моих друзей.