Однако главное заключалось в другом — Бергер не любил кабинета Этнера по той причине, что группенфюрер маниакально был привязан к идее постоянного использования звукозаписи и записывал все разговоры с сотрудниками. Многие из тех, кто не знал об этой «страстишке», уже поплатились за длинный язык, отправившись служить в захолустье или в действующую армию. Начальников, к сожалению, не выбирают, и Бергер вынужден посещать кабинет со стенами, обшитыми фигурными панелями из темного дерева, большим ковром на полу и бронзовыми светильниками на стенах: возможно, именно в светильниках и прятались микрофоны?

Иногда ему казалось, что в воздухе, заполнявшем кабинет, так и витали неведомым образом покинувшие корочки дел грифы «совершенно секретно» и «гехайме фершлюсс захе»[9].

Группенфюрер, сидевший за огромным столом, небрежно ответил на приветствие Бергера, предложил ему сесть и некоторое время продолжал просматривать бумаги. «С чем связан неожиданным вызов к начальству?» — прикидывал Бергер, терпеливо ожидая, пока Этнер закончит ознакомление со сводками. — «О чем пойдет речь — о Франции, России, Англии? Никаких материалов брать с собой приказа не было. Что-нибудь случилось здесь, дома, в Германии?»

— План, в подготовке которого вы принимали участие, — начал Этнер, — наконец-то готов. Сегодня он должен быть утвержден. Англия встанет на колени перед гением фюрера и железной поступью германских солдат.

«Потом, на досуге, он будет прослушивать запись и вспоминать, какое у меня было при этом выражение лица…» — подумал Бергер.

— Развертывается работа по трем взаимосвязанным направлениям: психологическое подавление противника — это по ведомству рейхсминистра пропаганды господина Геббельса, — диверсионная деятельность и непосредственно военное вторжение на Острова. Диверсии и политический аспект, сами понимаете, касаются непосредственно нас. Не станем вульгарно понимать диверсии только как взрывы и убийства, — с улыбкой продолжал Этнер, — а в первую очередь примем все меры к усилению ориентирующихся на наше движение групп оппозиции. После падения Франции, которое не замедлит, придет черед Англии, и вызвал вас, чтобы узнать, закончена ли подготовка вывода противника на подготовленную нами дезинформацию. Скоро праздник, Первое мая[10], мне хотелось бы порадовать рейхсфюрера нашими успехами. Понимаете, какое значение имеет эта работа, если в результате мы сможем застать восточного противника абсолютно неподготовленным?

— Да, экселенц… — склонил голову Бергер. Обращение «экселенц», принятое к генералам вермахта, очень нравилось Этнеру. — Материал подготовлен, абвер задействован: произойдет именно та утечка информации, которая нам нужна.

— Есть, ли там нужные люди? — Этнер откинулся на спинку рабочего кресла и, но мигая, уставился в лицо подчиненного. — Оправдана ли ваша ставка на абверкоманду Ругге?

— Введены в действие и запасные варианты, — выдержал взгляд шефа Бергер. — Но наиболее вероятно, все же именно там. Мой человек прибыл на место, по его сообщениям — подозрителен каждый!

— Пусть не очень-то их настораживает… — помягчел Этнер. — А то мы подложим свинью Канарису раньше времени и не достигнем цели. Недавно рейхсфюрер, со свойственной ему прозорливостью, посоветовал использовать каналы Лоренца…

Лоренца Вернера Бергер знал. В 1933 году тот был начальником гестапо в ганзейских городах — Бремене, Любеке и Гамбурге, став после уничтожения там профсоюзов и всех других политических рабочих организаций бригаденфюрером СС. В период первой мировой войны Лоренц успешно занимался шпионажем, а до прихода нацистов к власти дважды сидел в тюрьме за коммерческие аферы, но об этом предпочитали благоразумно умалчивать — особенно после того, как рейхсфюрер Гиммлер пригласил Лоренца для встречи с Розенбергом. Именно Розенберг предложил Лоренцу после «чистки» Северо-Западной Германии заняться активизацией деятельности «Северного общества», центр которого располагался в Любеке, Это общество широко пропагандировало фашизм Швеции, Дании, Финляндии. Лоренц преуспевал и на этом поприще — за короткое время ему удалось создать в этих странах более сорока контор-клубов «Северного общества». Гитлер и Розенберг были довольны. Кроме того, учеником Лоренца был Рейнгард, могущественный человек в СС и СД.

— Я подготовлю предложения, — не замедлил откликнуться Бергер, — Осмелюсь напомнить, экселенц, что вы специально настояли на назначении начальником СС и полиции в этом польском городишко одного из бывших сподвижников Лоренца — Вилли Байера. Он отправился туда прямо из штаб-квартиры Гамбургского гестапо в отеле «Атлантик».

— Как же, как же… Помню. Вилли Байер — Бешеный Верблюд! — засмеялся группенфюрер. — Знаете, почему его так прозвали? Нет? Он очень любит орать и при этом жутко брызгает слюной. Она даже спекается у него в углах рта. Со стороны забавно, но каково его подчиненным? Вечно ходить заплеванными, потому что Байер вопит по любому поведу?

— У него при этом выкатываются и стекленеют глаза… — добавил Бергер, почувствовав веселое расположение шефа.

— Да, старый боец Вилли Байер… А мы не поторопились с ним? — неожиданно убрав с лица улыбку, вкрадчиво поинтересовался Этнер. И это «мы» неприятно резануло ухо Бергера. Неужели шеф уже готовит «козла отпущения» на случай неудачи, собирается все свалить на него? Или тут начала играть «коридорная политика», когда при решении даже суперважных вопросов учитываются взаимоотношения с сильными мира сего? — Насколько я его знаю, он склонен к жесткому подавлению всех. Абсолютно всех! Особенно нижестоящих. Видимо, за годы работы с Лоренцом у него выработался определенный комплекс неполноценности и теперь Вилли стремится доказать, что он не тень вождя, а сам вождь, хотя во многих вопросах недостаточно компетентен. Одно дело, когда он был за спиной таких людей, как Лоренц и Гейдрих, а другое, когда надо все делать самому. И еще руководить на месте.

— Он закатывает истерики только подчиненным, экселенц. И очень редко противоречит начальству.

— Ценное качество, — скривил губы группенфюрер. — Чтобы не сомневаться в успехе, прошу вас лично заняться операцией. Поезжайте в Польшу, Бергер, посмотрите все сами, на месте — так надежнее. Но держитесь подальше от Байера, когда тот начнет орать, потом можете не отчистить мундир.

…Свет он включать боялся, несмотря на плотно задернутые шторы на окнах. Изредка по ним пробегал луч прожектора, установленного на вышке охраны, и тогда комната принимала фантастический вид — все предметы отбрасывали причудливые, ломаные тени, мрачные, чернильно-темные. Сначала он невольно вздрагивал, когда мертвенно-призрачный свет проникал сквозь шторы, но потом, занявшись делом, ради которого тайком проник сюда, перестал обращать на это внимание.

Дверь кабинета Ругге открылась на удивление легко — стоило только несколько секунд поковыряться в замочной скважине отмычкой. Войдя, он несколько секунд стоял, настороженно прислушиваясь и пытаясь рассмотреть, как стоят стулья и кресла в темном кабинете, — не хватало еще задеть что-нибудь, поднять шум и вызвать переполох.

Заперев за собой дверь все той же отмычкой, он подергал ее, держась за ручку затянутой в тонкую перчатку рукой. Потом, тихо ступая, подошел к массивному сейфу, достал из кармана потайной фонарь и осветил тонким лучиком света диск набора шифра и три круглые ручки с делениями, на которые были нанесены цифры.

«Все просто, — усмехнулся про себя человек в перчатках. — Стоит только набрать код на диске, словно звонишь приятелю по телефону, потом поставить ручки в нужное положение — и тайны господина Ругге к вашим услугам… Дело за малым: знать шифр и нужное положение ручек…»

Вынув маленькую книжечку, на страницах которой были колонками, как в хорошей бухгалтерской книге, выписаны столбцы пятизначных цифр, он торопливо принялся за работу, зажав фонарь в зубах. Было очень неудобно — рот заполнила тягучая слюна с металлическим привкусом; приходилось, прижимая к себе книжечку одной рукой, другой набирать цифры и поворачивать ручки, не забывая зачеркивать уже опробованные комбинации. Вскоре лоб покрылся потом, словно он делал непосильную физическую работу: дыхание стало прерывистым и хриплым, сердце билось в груди неровными толчками.