Егор не обладал такими знаниями в энтомологии, как Анатолий. Специальностью Егора были микробы и вирусы, и он был бы не прочь уехать. Но Анатолия невозможно было оторвать от пораженных деревьев. Один жук заинтересовал его особенно. Он показал его Джонсону и Гансу Мантри Удаму.

— Вы обнаружили новую разновидность кофейного жука, — объявил Удам.

Лифкен заволновался и стал решительно настаивать на отъезде.

— Хорошо. Поедем, — сказал Сапегин. — Они нас догонят. Надеюсь, Ганс Мантри Удам сможет показать им дорогу?

Лифкену было важно увезти Сапегина с плантаций, юноши беспокоили его меньше. Они уехали.

Вскоре Анатолий обнаружил еще одну разновидность вредителя. Ганс Мантри Удам тоже нашел новую разновидность.

Наконец, тщательно обследовав отмеченные сто метров, они сели в машину. По дороге в Бейтензорг Бекки сказала Удаму, ехавшему теперь с ними:

— Вы самый полезный человек в комиссии… Ваш племянник жив?

— Жив.

— У него был один документ, изобличающий филиал Института Стронга, сказала Бекки.

— У него есть еще два, — негромко отозвался Удам.

— Замечательный юноша! — заметила Бекки.

— О, вы его еще не знаете! Это поразительный юноша.

Помолчав, Ганс Мантри Удам сказал:

— Я прочел ваше письмо, мисс Бекки Стронг. Теперь мне все ясно. Я вам очень и очень благодарен. Но о вас, как двойнике Анны, никто не знает. Сама Анна Ван-Коорен хранит это в секрете, и старик Ван-Коорен тоже.

— Скотт знает, — заметила Бекки.

— Значит, только он один и знает, — сказал Удам.

Егор и Анатолий с удивлением слушали непонятный для них диалог. Судя по тому, с каким уважением относился Удам к Бекки, Егор подумал, что, возможно, он зря обидел девушку и вообще все здесь очень не просто.

В Бейтензоргский ботанический сад Егор и Анатолий въезжали с чувством огромного любопытства. Они видели превосходные ботанические сады в Батуми, в Ялте и других городах. Уже то немногое, что они увидели, подъезжая к филиалу института, понравилось им. Они прошли в институт. В лаборатории перед членами комиссии выступал Мюллер. Он показывал экземпляры вредителей, сообщал данные о размножении их, о степени зараженности плантаций, о мерах борьбы и признал, что практической борьбы почти не ведется.

— Нас обвиняют в заражении! — с пафосом говорил Мюллер. — Это делается для того, чтобы опорочить нашу работу по исследованию насекомых. У нас все открыто настежь! Смотрите! — Он демонстративно распахнул двери.

— Здесь нечего смотреть, — раздался голос Ганса Мантри Удама. — Я прошу показать нашей комиссии ваш инсектарий, помещающийся у подошвы горы.

— Мы не делаем секрета из своей работы, — ответил Мюллер. — Поедем и туда. И если вы не обнаружите ничего подозрительного, то там и подпишете акт об этом. Я требую справедливости!

И снова Бекки очутилась возле уже знакомых ей ворот. Теперь они были распахнуты настежь, и машины одна за другой въезжали во двор.

— Зачем так много ангаров? — спросил Сапегин.

— У нас, американцев, американские масштабы работы, — отозвался Мюллер.

— Я слышал, вы немец, а не американец, — сказал Сапегин.

— Я был немцем, — твердо выговаривая буквы, сказал Мюллер. — Теперь я космополит. Вы знаете, что это такое?

— Очень хорошо! — многозначительно заметил Сапегин.

Мюллер сердито засопел и заковылял к одному из ангаров.

— Вряд ли мы найдем здесь что-нибудь. Даже если что-то и было, у них хватило времени спрятать, — высказал свое мнение Джонсон, идя позади с членами комиссии.

Это услышал Мюллер.

— Не поймал за руку — не говори, что вор! — сказал он, грубо захохотав. — Ищите! Смотрите! Нюхайте!

Даже беглый осмотр огромной площади инсектария свидетельствовал о его огромной производственной мощности, но насекомых, объектов изучения, было мало. Переходя от одного ангара к другому, Егор заметил между ними пустое пространство. Здесь в двенадцати местах были разбиты клумбы. Ангары тоже имели двенадцать металлических устоев. Егор сообщил об этом странном совпадении Сапегину, и тот сказал:

— Поинтересуйся!

Егор быстро подошел к одной из клумб и разгреб землю носком ботинка.

— Цементный фундамент для ангарных устоев, — сказал он.

— Нет, вы посмотрите! — взволновался Джонсон. — Если площадок пятьдесят и на каждой бетонные устои для ангаров, значит все подготовлено для постройки еще пятидесяти ангаров.

— Как вы это объясните? — опросил Сапегин у Мюллера.

Тот замялся.

— Раньше здесь был комбинат, разводивший цветы для производства духов, — вмешался Скотт. — Но когда участок передали инсектарию, часть стеклянных ангаров была снесена. Профессор Джонсон прав: площадки есть, но ангары излишни. И, как видите, даже площадь существующих ангаров используется не полностью.

— Да-да! — сказал Мюллер, сопя и не спуская злобных глаз с Егора.

— Непонятно… Тропики — и вдруг оранжереи для разведения цветов, сказал Егор.

— Бекки, — медовым голосом сказал миссионер Скотт, — вы не показывали орхидей юным гостям?

— Мы сюда прибыли не для того, чтобы любоваться цветами! — резко сказал Анатолий.

— Где-нибудь должны же быть холодильные установки для консервирования яичек, — прошептал Егор.

Бекки сделала ему знак глазами.

— Ну, пойдемте, покажите ваши цветы, — согласился Егор, решивший, что если искать, то уж, во всяком случае, не в ангарах.

Они отошли к грядам с цветами.

— Чисто прибрали, чистая работа! — твердил Егор, следуя за девушкой.

— Боже мой, неужели вы не можете сделать веселое, легкомысленное лицо, чтобы успокоить Лифкена и Мюллера? — сказала Бекки. — Попробуйте хоть чуть-чуть поухаживать за мной. Неужели в Советском Союзе не умеют ухаживать за девушками? — И Бекки сделала гримаску отчаяния.

Егор и Анатолий посмотрели на нее, и оба засмеялись.

— Ну, вот так уже лучше, — деловым тоном сказала Бекки. — А теперь пойдем смотреть цветы — может быть, найдем что-нибудь другое. Только почаще и погромче смейтесь. Скотт будет в восторге!

Орхидеи были очень красивы. Осматривая их, они дошли до служебных помещений.

— Где здесь находятся холодильные установки? — спросил Егор старика-малайца, выглянувшего из окна.

Малаец позвал кого-то. Из второго окна выглянула мужская голова с огненными волосами. Бекки была ошеломлена, увидев знакомое лицо.

— Джек Райт! — позвала она.

— Алло, Бекки! — отозвался не менее удивленный Райт.

Он выпрыгнул из окна на клумбу, подбежал к девушке и крепко пожал ей руку. Бекки взяла Джека под руку и повела в аллею. Она поняла, что если что-нибудь и может выведать о работе филиала, то только у Джека Райта.

— Что вы здесь делаете? — спросила Бекки. — Только не врите!

— Я очень беспокоился, куда вы исчезли тогда на параде ку-клукс-клана. В потасовке вас могли и пристрелить, — сказал Джек, не отвечая на вопрос. — А вы все так же прелестны и все так же не обращаете внимания на бедного Джека, изнывающего от любви к вам!

— Кто же вы теперь в ку-клукс-клане — «гиена» или «домовой»?

— «Гиена», — сказал Райт. — И у меня очень много долларов!

— Меня беспокоит эта комиссия, — сказала Бекки. — Вы, наверное, в курсе дел? Этот филиал папиного института злоумышленники хотят обвинить во всяческих грехах. Вы представляете себе, какой будет скандал, если обнаружат хоть что-нибудь существенное!

— Не бойтесь, Бекки, ручаюсь головой! — уверенно сказал Джек и самодовольно улыбнулся, показывая свои крупные зубы.

— А если вы плохо спрятали? — не унималась Бекки.

— Бекки, вам и вашему отцу нечего беспокоиться, — сказал Джек. — Мы все запрятали основательно.

— Надеюсь, не здесь? — с деланным испугом спросила Бекки.

— Неподалеку. Тот, кто не знает, ни за что не найдет! — так же самодовольно ответил Райт.

— Но зачем так близко? Неужели нельзя было отправить на милю подальше?