Сюда король и двор, когда спадает зной,
В каретах золотых съезжаются порой.
Два Солнца — каждое себе не знает равных —
Здесь расточают блеск своих лучей державных.
Но тщетно Феб затмить стремится короля,
И не могу сказать, кого бы выбрал я,
Ведь оба славою сияют в равной мере.
На помощь, Памяти божественные дщери!
Чтоб в бога вашего слепительный чертог
Наш царственный Версаль преобразить я мог,
И в благодатных Ор
[47] — девиц и дам прелестных.
А здесь лишь перечень обителей чудесных.
За пышным, у дворца разбитым цветником
Террасы высятся ступенчатым холмом,
Их склоны мягкие удобны и пологи,
Чтоб вверх идя и вниз, не уставали ноги.
Вечнозеленые кусты по их краям.
И мирт, влюбленных друг, рукою ловкой там
Подрезан, как в садах волшебницы Армиды,
То шаром правильным, то в виде пирамиды.
Широкобедрый сфинкс на каждой из террас.
О кровожадности он позабыл сейчас:
Гирляндами его окутывают дети
И, кажется, ему по вкусу игры эти.
Внизу Латоны сын с божественной сестрой
И мать их гневная
[48] волшебною струей
Дождят на злых людей, чтоб сделать их зверями:
Вот пальцы одного уж стали плавниками,
И на него глядит другой, но сам не рад,
Затем что он уже наполовину гад.
О нем скорбит жена, лягушка с женским телом.
Есть тут же и такой, что занят важным делом:
С себя стремится смыть он волшебства следы,
Но те всё явственней от плещущей воды.
Свершаются в большом бассейне превращенья,
И вот с его краев вся нечисть в жажде мщенья
Старается струю швырнуть в лицо богов.
Какое зрелище для мраморных голов,
Расставленных кругом! Недвижны и безноги,
Свой лик менявшие герои, нимфы, боги,
Пожалуй, заскучать могли бы, но сейчас
Со здешних всех чудес они не сводят глаз.
За ним лужайки две с цветами и газоном,
Слегка подстриженным, и нежным и зеленым,
С двумя бассейнами: взметнувшейся струей
В их центре бьет вода, с краев наперебой
Летят десятки струй других, дугообразных,
Что плещут далеко из глоток чудищ разных —
Свистящих ящериц и грузных черепах,
Которым, кажется, так тесно в их щитках.
Аллеи царственной пролетом благородным
Чуть дальше к двум морям подходишь полноводным.
Одно округлое, другое — как канал:
Два влажных зеркала, прозрачней чем кристалл.
И в первом видим мы, как Феба колесница
Из хлябей в небеса готова устремиться.
Мирьяды светлых струй — его лучей пожар,
И брызги мелкие встают кругом, как пар,
Как легкий белый дым, идущий от известки.
Хрустальных атомов кружащиеся блестки
Взметнулись облаком, чтоб радужным огнем,
Когда придет пора, разбилось солнце в нем.
А кони Фебовы едва из сонной влаги
На волю вырвались — уже полны отваги
И удила грызут, и с буйной гривы их
Летит мельчайший дождь росинок золотых.
Но Фебу так милы подводные просторы,
Что жалуется он: спешат без толку Оры,
А те не устают, гоня его коней,
Твердить, что в темный грот давно ушел Морфей.
За водным зеркалом, за Фебом и конями
Площадка сделана, и от нее лучами
Аллеи длинные во все концы бегут.
От этой красоты глаза не устают.
По линиям прямым наш взор летит быстрее:
Здесь каждая тропа — Ленотрова
[49] аллея!
Но, музы, надо нам не позабыть канал:
Найдите мне слова для трепетных зеркал,
Для глади девственной, прозрачной, серебристой.
В ней — Галатеи лик сияющий и чистый.
Здесь часто в темноте, в глухой полночный час
Толпа окрестных нимф купается, резвясь,
Зефиры легкие порхают беспрестанно,
Их вздохи так свежи и Флоре так желанны!
И это всё: канал и круглый водоем,
Террасы, пышность клумб, фонтанов блеск и гром,
Всё здесь — под стать дворцу, всё — в цельности согласной,
Но не сливается для нас в сумбур неясный.
Да славится всегда своим искусством тот,
Кто столько сотворил изысканных красот!
Простой фруктовый сад был парком в дни былые.
Теперь что сад, то парк. И у мещан такие
Заводятся сады, что королям под стать,
В дворцовых же садах самим богам гулять.
Что мастер создавал — пускай живет веками.
Покуда с Флорой мы останемся друзьями,
Пусть нимфы резвые поют на все лады
Искусство украшать их парки и сады.
