— Отлично. Рассуждать она не горазда. Иной раз за вечер и двух слов не скажет. Я однажды спросил ее, почему это так. Мы в кино с ней были, и мне тогда показалось, что ей уже все надоело и она хочет со мной порвать. Когда мы домой шли, я ее и спрашиваю: «В чем дело, детка? Скажи мне», — а она в слезы. Так и не сказала, в чем дело. И перед этим мне показалось, что она какая-то странная, когда мы у нас дома пили чай с гренками. А когда я ее на прощание поцеловал, она такая же нежная была, как всегда; так что все уладилось и назавтра на работе она была, как обычно.
Брайн видел, что у Джима дело зашло дальше, чем у него. Джим не только работал рядом со своей милой — то подойдет к ней приводной ремень поправить, то машину смазать или почистить, — она и по вечерам большей частью бывала с ним, помогая матери Джима или оставаясь с его младшими сестрами и братьями, когда родители уходили в кино. Полин же никогда не бывала у Ситонов, да и Брайн не мог весь день провести рядом с ней. Они встречались по вечерам несколько раз в неделю, но если физическая близость между Джимом и Джоан была такая же, как у молодоженов, проживших вместе год, то у Брайна с Полин все еще продолжалась игра в кошки-мышки, и, разлучаясь, они забывали друг о друге до следующего свидания, потому что только физическая потребность сводила их. Он никогда не приглашал ее к себе посидеть с отцом, с матерью, с Фредом, Артуром, Маргарет, Сэмми так, будто она была членом их семьи. И он завидовал отношениям между Джоан и Скелтонами, но как-то не мог установить такие же отношения с Полин. Он часто по вечерам бывал у нее дома, и когда-то они были знакомы семьями, но сама она ни разу не предложила, чтобы он повел ее к себе. Брайн думал, что она, быть может, стесняется попросить его об этом, и пользовался ее застенчивостью, если только это и впрямь была застенчивость, чтобы предотвратить такое посещение. При одной мысли о том, что Полин будет сидеть у него дома с отцом и с матерью, он ощущал неловкость— то ли от мысли, что ему будет стыдно за них, то ли оттого, что Полин может им не понравиться и тогда она тоже будет чувствовать себя неловко. Он не хотел, чтобы отец и мать знали о его связи, ему хотелось сохранить от них в тайне эту сторону своей жизни, как будто если б они узнали, то должны были бы разделить с ним тайну его любовных отношений, которые из-за этого утратили бы свою полноту. Но, когда однажды мать сказала: «Я встретила миссис Маллиндер, она говорит, что ты гуляешь с ее дочерью», он вовсе не смутился, хотя все еще не приглашал Полин к себе. «Ну что ж, — сказала она, — это неплохо. Она девочка хорошая. Только смотри, дома не появляйся, если какой грех случится». Вот и все.
Когда они прошли Рэдфорд, уже темнело. «Ну и хорошо, — подумал Брайн. — Только бы никого из знакомых не встретить». И едва он это подумал, как по дороге из Вудхауза показался дядя Джордж, он спускался с холма на велосипеде и окликнул Брайна, едва они поравнялись:
— Э, Брайн, а не рано ли тебе за девочками ухаживать?
И тогда Брайн состроил пристойную физиономию и крикнул в ответ:
— А я что, я ничего!
И чего ему вздумалось кричать, этому Джорджу? Но Брайн не мог удержаться от смеха, вспомнив, как дядя Джордж уговорил однажды Веру представить его молодой незамужней женщине у них во дворе и как Вера послала Брайна сказать этой Элис Декстер, что она, Вера, просит ее зайти на минутку — это, чтобы помочь ее скупердяю брату, кузнецу Джорджу. И, когда Элис Декстер пришла к ним, Джордж взял в руки газету, чтобы она видела, что он читает, как человек трезвый и образованный, но читать он сроду не умел и газету держал вверх ногами. Эта история часто вызывала смех у них в семье, и особенно смеялся Ситон, ведь он тоже не умел читать, но и не пытался никогда делать вид, будто умеет.
Ветер завыл над голым Вишневым садом.
— Тебе не холодно, детка? — спросил он Полин-.— Закутайся поплотнее.
— Не холодно, — прошептала она.
Те двое где-то слева слились в одну неясную тень и явно собирались найти удобную ложбинку, чтобы там пристроиться. Брайн крепко обнимал девушку за талию.
— Сейчас мы найдем хорошее местечко.
Звезды были бледные и какие-то расплывчатые, каждая из них словно боялась, что ее вот-вот скроет туча.
— Здесь чудесно. Так тепло и тихо.
— Да. И вообще здорово, — отозвался он. — Моя бабушка жила когда-то вон там, — он показал в темноту. — И дед тоже, он был кузнец.
При воспоминании о том, что дед его был кузнец, Брайн испытывал какую-то необъяснимую гордость. Кузнец — это искусный мастер делать вещи, который умело управляется с самой тяжелой черной работой, как, например, он сам, когда чистит дымоходы; кузнец придает своим молотом новую форму железу и стали, положив металл на наковальню, у него стальные мускулы, он ловко владеет своей силой.
— У-у-у! — протянула она. — Загадай желание, Брайн,
— Зачем? Осторожно, куст.
— Я видела, как звезда упала.
— А я не видел. — Он еще был полон мыслей о кузнецах.
— Вон еще одна, гляди, — сказала она, протягивая руку.
— Теперь видел, — радостно заявил Брайн. — И загадал желание.
— И я тоже.
— Ты что загадала? — спросил он.
— Не скажу. Если кому-нибудь скажешь, оно не сбывается.
— Ну и ладно, — поддразнил он ее. — Я тебе тоже не скажу.
— А я тебя и не спрашиваю, — отозвалась она обиженно. — И не говори, если не хочешь.
— А ты как думаешь! — воскликнул он с возмущением.— Ты мне не говоришь, и я тебе тоже не скажу.
— Ладно, — проговорила она. — Но ведь, если бы ты сказал, мое-то желание все-таки могло бы сбыться.
— А мое нет, — возразил он, не думая идти на уступки.
— Может, оно у нас одно, — сказала она. Это насторожило его. «Готов поклясться, что нет. Я вовсе не загадывал, чтоб мы поженились», — подумал он. Но ведь достаточно, чтоб она это загадала, хотя он-то уверен, что этого не будет.
— Ты знаешь, какое у меня было желание, правда? — спросила она, сжимая ему руку.
Он знал это. Оно пришло стремительно, без слов, стрела любви, невидимая во мраке, помогла сбыться его желанию, потому что никакого другого желания он и не мог бы загадать, оставшись наедине со своей девчонкой посреди Вишневого сада в весенний вечер, под покровом сумерек. И слова ее зазвучали лаской, более сладостной, чем все. что он когда-нибудь слышал, хотя уже не в первый раз вспыхивало у обоих это желание.
— Я загадал тоже самое, — сказал он, и перед ним возникли две строчки — надпись, которую он видел на картине в гостиной в Ноуке: «Коль любишь крепко, как я тебя, ничто не разлучит тебя и меня». Чувство это тут же рассеялось, едва только ему пришло в голову, что, если б он рассказал об этом Полин, она посмеялась бы над ним и даже перестала бы с ним гулять, сочтя его слюнтяем. Но это не огорчило его.
Взошла луна, и теперь они уже были бесконечно далеки от маленьких домиков, и бугры, и лощины, и кусты в слабом лунном сиянии выступили из мрака. Теплая нежная пелена легла от изгородей и домиков до самой долины Змеиного бора, и бледный свет луны превратил небольшой, всего в полмили шириной. Вишневый сад в огромную и неприступную пустыню, где словно и не бился пульс жизни. Брайн сорвал пучок свежей травы и поднес к лицу, вдыхая ее запах.
— Что-то Джима и Джоан не видно, — сказала она.
— Да они здесь, рядом, — отозвался он. — Если им покричать, они услышат.
И, чтоб она совсем перестала думать об этом, он привлек ее к себе, крепко обхватив за талию. Он нашел ее губы, слегка открывшиеся, чтоб ответить на его слова, и он ощутил теплую влажность этих пойманных губ, сразу затвердевших и сомкнувшихся при его неожиданном порыве, но она обнимала его, и от этого только горячей делались поцелуи, которые она словно пыталась остановить, все сильнее прижимаясь к нему. Он споткнулся о какую-то кочку, но сохранил равновесие, хоть и не видел ничего у себя под ногами, отстранился на миг от ее губ, крепко прижатых к его губам, а потом, держа ее в объятиях, снова прильнул губами к ее губам, так что у обоих дух захватило. И оба они знали, что это за уловка: она давала каждому из них возможность показать, что его любовь сильнее, потому что тот, кто первый начинал задыхаться и ловить воздух, любит меньше. Близость ее тела, лица и губ пробудила в нем сладостное томление. Он впился в ее рот, не дыша и не давая вздохнуть ей, затягивая это чувственное прикосновение к ее губам, которые вначале словно дремали, но потом дрогнули, подтверждая, что и она любит его горячо и вовсе не собирается уступать в этом состязании. Он все сильнее прижимался к ее лицу, в то же время желая освободиться и рассмеяться и вздохнуть полной грудью или хоть самую малость, но вместо этого он все вдыхал и вдыхал сладость ее губ, припухших и слегка вздрагивающих, притягивающих его к себе так, что он чувствовал ее любовь, и поцелуи его лились все сильнее, точно неудержимые слезы.