И тем не менее мы решили отвести от себя даже тень подозрения в загрязнении среды, — вступил в разговор председатель совета директоров корпорации «Тиссо». — Мы установили на заводе в Минамата фильтровальную установку. — Председатель говорил так, будто он облагодетельствовал человечество и хочет, чтобы человечество причислило его к сонму святых. — Наша установка — самая совершенная в Японии. Подобной ей нет ни на одном предприятии в стране!

«Тиссо» обставила пуск фильтровальной установки со всей пышностью, какую позволяли многомиллионная статья представительских расходов в бюджете завода и традиции синтоистской церкви, в соответствии с которыми было освящено сооружение. После того как священник разбросал вокруг установки соль и опахалом изгнал из нее чертей, президент «Тиссо» на глазах у жителей Минамата, рабочих завода и, главное, представителей прессы зачерпнул стаканом воду из заключительного отстойника и, со значением поглядывая на участников торжества, медленно ее выпил.

— С сего дня, 17 декабря 1959 года, — возгласил президент, — ни одна крупица грязи не попадет в залив! — Президент напыжился еще более и продолжал: — Хотя корпорация «Тиссо» и не причастна к печальному инциденту, случившемуся в Минамата, но, движимая заботой о здоровье народа и о своем честном имени, она установила фильтровальную установку — высшее достижение современной науки и техники. — Президент поднял голос. — Печальный инцидент закончился, забудем о нем! И рука об руку двинемся вперед, к светлому будущему!

Будущему, однако, не было суждено стать светлым. Некоторое время спустя после помпезного пуска установки кто-то из газетных репортеров, помня об эффектном жесте президента «Тиссо», хотел попить из отстойника. Служащий завода, сопровождавший репортера, не позволил сделать этого.

— Президент пил отсюда, когда установка еще не работала и в отстойнике находилась совершенно чистая вода, — сказал служащий.

Завод применял в производственном процессе ртуть вплоть до 1968 года.

«ВНП — превыше всего!» С таким лозунгом вступила Япония во вторую половину XX века. О валовом национальным продукте говорилось в правительственных программах и в книжках-комиксах, рассчитанных на школьников. Тема увеличения ВНП стала главной в парламентских дебатах и в болтовне гейш с клиентами в ресторанах. В 1961–1970 годах среднегодовые темпы прироста валового национального продукта составили в Японии рекордную цифру — 11 процентов.

Самые большие танкеры, самые миниатюрные компьютеры, самые (среди стран с высокой сейсмичностью) высокие здания, самые быстрые поезда. Венок чемпиона капитализма, навешенный на себя Японией, сплошь состоял из «самых поразительных в мире» показателей. Когда же пришла пора подвести итог неуправляемой и безумной экономической и технологической вакханалии, то «японцам пришлось констатировать, — как написала буржуазная газета «Иомиури», — что они многое приобрели, но не меньше потеряли. Одна из этих потерь — природа страны». Газета «Асахи» добавила: «Япония выиграла экономическую битву и достигла положения великой державы с точки зрения валового национального продукта. Однако лозунг, которому она так свято следовала, означал на деле валовое национальное загрязнение».

Художник Сэссю снабдил этими стихами картину, на которой нарисовал гору Фудзи, японскую святыню, и подле нее — «источник загрязнения окружающей среды»: деревушку с домиками под тростниковой крышей и несколько рыбацких лодок на берегу залива. Сегодня, спустя 500 лет, художнику пришлось бы искать изобразительные средства, чтобы показать иные источники, загрязняющие предгория Фудзи, — зловонно дымящие заводы, стада автомашин, окутанные выхлопными газами, железные дороги, пожирающие тишину, и потоки промышленных отходов, впадающие в залив, где очень немногие рискуют теперь плавать на лодке.

Журнал «Нью-Йорк таймс мэгэзин» привел интервью с жителем города Фудзиномия, расположенного в 25 километрах от горы Фудзи. Тосихико Кода страдает астмой. Болезнью его наградил химический завод, от которого дом Кода отделен лишь забором из железной сетки и живой изгородью кустарника.

— Посмотрите на эту десятииеновую монетку. — Кода показал корреспонденту журнала бронзовый кружочек, покрытый слоем ржавой копоти. — Монетка пролежала на улице только месяц, — пояснил Кода. — Если отработанные газы заводов и фабрик легко разрушают железо и бронзу, — продолжал он, — то каково приходится человеческим легким?

Кода натужно закашлялся. Потом сказал:

— В заливе Тагоноура, в трех километрах отсюда, с 1967 года никто не отваживается купаться — вода в заливе коричнево-красная от химических отходов. Рыбаки вынуждены уходить на промысел за 50–60 километров от берега и даже там им попадаются рыбы-уроды странной, ранее неизвестной формы.

Залив Тагоноура — тот самый, что написал Сэссю на своей картине.

Я был в Фудзиномия. И видел все, о чем рассказал Тосихико Кода. И меня там мучили кашель и резь в глазах, от которой неудержимо катились слезы. А поехал я в Фудзиномия, чтобы посмотреть на чудо-речку Уруи, впадающую в Тагоноура. Фотографы газеты «Майнити» набрали в речке воды и проявили в ней фотопленку. Газета опубликовала фотографии, напечатанные с этой пленки, и сопроводила их подписью: «Чудо» на реке Уруи произошло благодаря усилиям бумажных фабрик, которые превратили воду в реке в проявитель». Я погрузил руку в реку. Рука потом долго пахла проявителем.

Внутреннее японское море, частью которого является залив Тагоноура, издавна считалось природной жемчужиной страны. Путешественники, побывавшие в конце прошлого и начале нынешнего века на берегах моря, относили его к одному из чудес света, и их трудно обвинить в преувеличении. Теперь Внутреннее японское море именуют «Мертвым морем». И на то есть все основания.

Ежедневно в море сбрасываются 1600 тонн загрязненных промышленных вод, включающих ртутные, кадмиевые, мышьяковые соединения. Содержание полихлордифенила, широко применяющегося в производстве электротрансформаторов и копировальной бумаги, достигло на дне, например, Осакского залива 86,9 ррм. Отравление живых существ начинается при концентрации полихлордифенила, равной 13 ррм. В результате сброса промышленной воды на дне Внутреннего японского моря у побережья острова Сикоку свинца сейчас в 543 раза больше, чем допускает существующий в Японии стандарт на содержание этого элемента в воде и почве. В прибрежном городе Курасики вследствие преступной небрежности из хранилища, принадлежащего концерну «Мицубиси», вытекло во Внутреннее японское море 20 тысяч тонн нефти. Чуть позже из хранилища другого концерна в море попало 42 тысячи тонн нефти. В 1975 году море загрязнялось нефтью 416 раз, в 1976 году -394, в 1977 году — 356 раз.

Губернаторы одиннадцати префектур и мэры трех городов под давлением общественности, которую глубоко беспокоит загрязнение Внутреннего японского моря и исчезновение в нем планктона и рыбы, обратились в 1977 году к правительству с петицией. В ней высказывалась просьба немедленно взять море под защиту. Управление по охране окружающей среды ответило от имени правительства, что контроль над водой во Внутреннем японском море планируется осуществлять только с конца 1979 года.

Действительно, в декабре 1979 года управление обнародовало перечень мер, которые должны, по мнению этого органа, спасти Внутреннее японское море. Меры оказались столь же «вегетарианскими», как и наказание за несоблюдение их, — 300 тысяч иен штрафа. Член правления одной из химических фирм, чьи заводы быстро и верно убивают море, по поводу мер управления высказался цинично, но точно: «Мы готовы уплачивать штрафы ежемесячно, поскольку это гораздо дешевле, чем строить очистные сооружения или менять технологию нашего производства». Делая непристойное заявление, член правления не сомневался: 300 тысяч иен фирме уплачивать не придется.