— Не хочешь же ты сказать…

— В наши дни генетики чего только не вытворяют. Свиньям вводят гены человека, чтобы использовать их органы для трансплантации. Скажем, пересадили кому-нибудь свиное сердце, и ходит человек с частичкой свиньи. А кто знает, к чему это приведет через пару поколений?

— Ты хочешь сказать, что со временем все виды на земле перемешаются?

— Все возможные. Это будет очередная ступень в эволюционной лестнице.

— Красиво излагаешь.

— Красиво, не красиво, но я говорю тебе правду. Наверное, ты заметил, как изменилось отношение людей к животным? Я не имею в виду их привязанность к собакам и кошкам. Но как насчет выступлений против экспорта овец? А все эти «спасите китов и защитите исчезающие виды»? Раньше человечество ничто подобное не заботило. Но с каждым годом оно становится все ближе и ближе к животным. Черт возьми, есть даже CD с записями песен дельфинов! А сколько у нас вегетарианцев? Откуда это?

Я пожал плечами.

— Вероятно, в них уже есть что-то от овец. — Роджер облизал губы длинным, острым языком. — Вот и призадумаешься… Но послушай, ты хочешь, чтобы я помог тебе выбраться отсюда, или как?

— Пожалуй, да, — сказал я.

— Хорошо, но за это ты должен сделать кое-что для меня.

— Что же?

— Мне нужен партнер.

— Вполне справедливо. Я буду твоим партнером.

— Не тот партнер, которого имеешь в виду ты. Мне надо с кем-то общаться. Лично.

— Перед тобой все человечество. Роджер покачал головой.

— Я не хочу иметь к нему никакого отношения. Я аутсайдер и намерен таковым остаться. Я не хочу примыкать ни к какой группировке. Я хочу общаться лично, и все.

— Ладно, но почему я?

— Ты ведь сыщик, не так ли?

— Да, но…

— У меня есть фотография моего партнера.

— Фотография?

Роджер вытащил ее из кармана и протянул мне.

— Она агент по продаже недвижимости. Большинство людей моего типа заняты в подобных профессиях: продажа подержанных машин, юриспруденция… В своем деле она была неподражаема. Но потом она исчезла.

Я вгляделся в фото.

— Чтоб мне лопнуть, — сказал я.

— Если это тебе поможет, — сказал Роджер.

— Да нет же. Просто я видел эту женщину. Она была в форме шофера. Это она треснула меня по голове. Похоже, она заодно с Билли Барнесом.

— Хорошо. — Роджер забрал фотографию и спрятал обратно. — Теперь мы вместе. Ты готов делать ноги?

— Готов.

— Тогда делаем.

Меня очень впечатлило, как Роджер сделал ноги. Я не видел точно, как, но он сделал.

— Как ты это сделал? — спросил я, когда мы уже были на автостоянке.

— По этой части мне равных нет, — ответил Роджер. — По части побегов и поглощения курятины. Кажется, мне никогда не избавиться от этой привычки. Только покажи мне курятник, и на меня находит исступление. Врываюсь внутрь и рву на части. Кругом перья и…

— Довольно, — сказал я. — Избавь меня от подробностей.

— Извини… Ну, и какая машина тебе приглянулась?

— Никак задумал угнать машину? Роджер пожал плечами.

— Ну, если у тебя нет идеи получше…

— Да нет, я ничего… Меня ведь обвиняют в убийстве. Угон машины вряд ли что изменит.

— Да уж… Так какая тебе нравится?

— Вон та, — показал я. — Голубой «Кадиллак Эльдорадо» 1958 года выпуска, с большими крыльями.

— Раз плюнуть.

И снова я не заметил, как он это сделал, но Роджер завел машину и опустил верх. Он сидел за рулем, и я сел рядом.

— Ну, — сказал он, — куда?

— В Брентфорд, наверное. Именно там в последний раз я видел Билли Барнеса и твою прекрасную леди.

— А в какую сторону Брентфорд?

— Не знаю. А в каком мы городе? Роджер снова пожал плечами.

— Понятия не имею, — сказал он.

— Так выезжай со стоянки, и увидим.

— Логично.

Мы выехали со стоянки и обнаружили, что находимся в современном городе, который мог быть где угодно: за тридевять земель, у черта на куличиках…

Роджер поехал прямо, и вскоре…

— Мы опять на той же стоянке, — сказал я.

— Похоже, что так.

Теперь Роджер повернул налево. Мы проехали поворот, второй, снова прямо, и вот мы опять на той же стоянке.

— Ты идиот, — сказал я Роджеру. — Я сам сяду за руль.

И сел. Выехал со стоянки, второй поворот направо, затем прямо…

— Какого черта? — воскликнул я, въезжая на все ту же стоянку.

— Всегда одно и то же, — сказал Роджер. — А я надеялся, что у тебя получится.

— Надеялся?

— Слушай, я пытался и с другими, но ни одна собака не знает, как выбраться из этого города.

— Пойдем пешком, — предложил я.

— Уже пробовал.

— Пешком?

— Десятки раз, но кончается всегда одним и тем же, независимо от того, как далеко идти. Я каждый раз возвращался сюда. Поэтому и охраны нет. Бежать-то некуда.

— Но ведь это абсурд. Если все время идти, то куда-нибудь да придешь.

— Но не отсюда, — сказал Роджер. — Думаю, мы имеем дело с подобием ленты Мёбиуса. Не важно, в каком направлении идешь. Всегда приходишь в одно и то же место.

— Все равно пойдем, — сказал я. И мы пошли.

Шли несколько часов. В разных направлениях. Но вне зависимости от того, куда или как далеко мы шли, мы всегда возвращались в больницу.

Вернувшись, наверное, уже раз в двенадцатый, мы увидели ожидающего нас санитара Сесила.

— Ваш обед остывает, — сказал он. И мы пошли обедать.

— Съедите еще чего-нибудь попозже? — поинтересовался Сесил. — Могу сделать бутерброды и подать кофе в термосе.

— Занятно, — сказал я, хотя занятного ничего не было.

— Крылья из перьев, — сказал Роджер. — Надо попробовать крылья из перьев.

После обеда (у меня была каша, у Роджера отбивная и картофель фри) я сидел в комнате отдыха и думал. В голову приходили разные мысли, но я держал их при себе. Итак, утро оказалось похожим на один из тех кошмаров, в которых ты отчаянно пытаешься куда-то идти, но не можешь. Ты опаздываешь на автобус, затем на поезд, ноги словно ватные, и потом ты просыпаешься, машешь руками и орешь благим матом: «Нет! Нет! Нет!»

Очевидно, должен был существовать способ побега из этой больницы и этого города кошмаров. Но, очевидно, этот способ не был очевидным.

Из чего следовало…

Всю следующую неделю мое поведение было в высшей степени примерным. Я драил полы и мило улыбался санитарам и врачам. Я даже обменялся парой шуток с Сесилом. Я видел, как Роджер приходил и уходил, но я больше не выходил на автостоянку.

Доктор сказал, что я делаю успехи. Ну, не сказал, хотя…

— Расскажите мне про Некронет, — попросил доктор.

— Что вам рассказать? — задумался я. — Теоретически это виртуальный мир, детище компьютерной технологии. В него может быть загружена индивидуальность и память того или иного человека, тех или иных людей. Мир в нем кажется таким же реальным, как и здесь.

— И вы верите в то, что побывали в виртуальном мире?

— Путь к вере лежит через замешательство и нелепость, — сказал я. — Это слова Жака Валле. Последнюю неделю я много думаю над ними.

— И к какому же выводу вы пришли?

Я пожал плечами, насколько позволяла смирительная рубашка.

— Возьмем, например, скрытое видеонаблюдение. Оказывается, я убил молодого коммерсанта. Я мог бы сказать, что существует множество способов подделать эту пленку, но вряд ли мне кто-нибудь поверит.

— Вопрос в том, во что верите вы.

— Я должен верить своим глазам, даже если увиденное идет вразрез с тем, что я помню.

— Или думаете, что помните.

— Верно. Тут-то и возникает проблема. Точны ли мои воспоминания? Возможно, я убил этого молодого человека, но стер это событие из памяти. Такое возможно.

— Более чем возможно, — заметил доктор.

— Вот именно. Моя проблема заключается в том, чтобы определить, что является реальностью, а что нет. В Некронете у меня была цифровая память. Я мог вспомнить любой прошлый опыт, который тут же воплощался, становился реальным. Теперь у меня нет цифровой памяти, то есть я должен заключить, что снова нахожусь в реальном мире и что эта больница — его часть.