—        Щука-младший, у меня для тебя плохая новость. Щука вылез из кровати, освещаемый ярким лучом фона­рика Верна. Растерянно моргая, он проговорил:

—Что... что случилось?

Повисла тишина. Рэмбо откашлялся и ледяным голосом проговорил:

—   Твоя мать умерла.

Младший Щука онемел. Он беспомощно таращился на свет фонарика, открывая и закрывая рот.

—   Разбилась, прыгая с парашютом, — добавил Рэмбо. — Выпрыгнула из самолета, а парашют надеть забыла... — Щука покачал головой и попытался что-то вставить, но Рэмбо приказал ему молчать.

Тут к действию присоединился Гоблин.

Гоблин:               Видимо, тупость — это у вас семейное.

Рэмбо:                  Щука, она разбилась о землю на скорости, в два раза превышающей ско­рость звука.

Гоблин:               И в два раза меньше скорости света.

Тут подключился Бешеный Пес.

Бешеный Пес:   В четыре раза меньше скорости моей подачи. Кто-то громко прыснул со смеху. Младший Щука к тому времени выглядел уже довольно расстроенным.

Гоблин:               Ей повезло, что она выжила.

Щука вздохнул с облегчением.

Младший Щука:       Так значит, с ней все в порядке?

Рэмбо:                  Нет, ее полет прервался.

Гоблин:               И она сломала ноги.

Остальные снова захихикали, подталкивая друг друга лок­тями.

Рэмбо:                  О линии электропередач.

Гоблин:               Ты хоть знаешь, сколько вольт электричества проходит через эти ли­нии?

Щука-младший: Нет, я...

Гоблин:               Вот и я не знаю. Но слышал, что херова туча!

Рэмбо:                  Но электричество не убило твою мать, Щука.

Щука-младший:        Послушайте,  тут какая-то ошибка. Моя мама не прыгает с парашютом.

Рэмбо:                  Заткнись. Итак, линии электропередач остановили ее полет.

Бешеный Пес:   И переломали ей ноги.

Рэмбо:                  Да, ноги.

Гоблин:               Они обе отвалились.

Рэмбо:                  Щука, жаль говорить тебе об этом, но твоя мать теперь безногая. Теперь все уже ржали и гоготали в голос. Кажется, младший Щука заподозрил, что что-то неладно, но он выглядел по­лусонным и совершенно ошарашенным.

Рэмбо:                  Она упала на землю.

Гоблин:               И приземлилась прямо на шоссе.

Щука - младший:      Послушайте, я не знаю, кто вам...

Бешеный Пес:   И там ее затоптал носорог.

Хохот, толкание локтями.

Гоблин:               Все было не так. Ее переехал рейсовый автобус.

Рэмбо:                  Ее голову нашли в Блюмфонтейне.

Гоблин:               А руки у входа в лесбийский клуб в Лесото.

Верну очень понравилась выдумка Гоблина про лесбийский клуб. Он завизжал от смеха и принялся топтать мусор в му­сорной корзине.

А потом включился свет. Вид у Андерсона был немного безумный: он стоял в полосатых трусах и размахивал хок­кейной клюшкой с отпиленным концом.

—   Что это вы творите? — проревел он, смерив Рэмбо гневным взглядом. Рэмбо не ответил. Должен признать, сцена производила не слишком приятное впечатление. Бе­шеный Пес был вооружен своим охотничье-разделочным ножом, Рэмбо держал в руках крикетную биту, а Верн с ди­ким видом выдергивал у себя волосы одной рукой, сжимая в другой Картошку.

Тут в спальню зашел Эмбертон, с самодовольным видом посасывая стебель сахарного тростника.

—   Так-так. Вечер пятницы, и кто-то по уши в дерьме, — он улыбнулся мне и захрустел тростником. Двое старост медленно кружили вокруг нас, как акулы в аквариуме за пять минут до кормежки. Первокурсники осмелились выглянуть из-за своих шкафчиков и посмотреть, из-за чего начался переполох. Щука-младший поднялся на ноги и запрыгнул в кровать.

Андерсон и Эмбертон отвели членов Безумной Восьмер­ки обратно в нашу спальню. Тем временем в голове у Рэмбо родился план, и он начал сочинять историю о том, что мы просто решили подружиться с новичками. Дослушав до кон­ца, Андерсон воскликнул:

— Что за куча лошадиного дерьма! Допустим, Лутули в прошлом году вы одурачили, но я не идиот. Я вас, придур­ки, хорошо знаю.

Нам приказали выстроиться у входа в комнату Андерсо­на. Каждому досталось по два удара хоккейной клюшкой. Единственным плюсом во всем этом деле было то, что, по­ка Андерсон колотил меня по заднице, я смог в деталях разглядеть плакат с обнаженной грудастой девицей на его стене. Эмбертон при этом лежал на кровати, продолжая терзать свой сахарный тростник, и выглядел жутко доволь­ным.

Лежал в кровати с пылающим задом и слушал, как Щука-младший торжествующе ржет в соседней спальне. Иногда так хочется, чтобы Рэмбо мирно умер во сне! (Неожидан­ная кончина от лап носорога тоже сойдет!)

Суббота, 19 января

09.55. В раздевалке перед матчем против колледжа Дрейк Папаша заставил нас прослушать кассету Бетховена. Сам он расхаживал кругами, дирижируя воображаемым оркестром при помощи моей крикетной биты. Закончив концерт, он пожелал нам «парализовать противника в вечной борьбе за ослепительную славу». Мы напустили на себя как можно более агрессивный вид, а Бешеный Пес ударил кулаком дверь туалета и оставил вмятину.

Мы выбежали на новое поле для крикета, названное по­лем Годфри Эллиса в честь бывшего ученика школы, став­шего первой жертвой Второй мировой войны. Правда, по словам Жиртреста, на самом деле этот Годфри утонул в га­вани Дурбана, свалившись с мостков, когда махал на про­щание своим родным.

Наша команда выглядела очень впечатляюще в крикет­ной форме с длинными брюками. Со стороны родителей последовали жиденькие вежливые аплодисменты, а со сто­роны зеленого «рено-универсала», припаркованного у зрительного экрана — пронзительные гудки. Я не осмелил­ся взглянуть на предков и сосредоточенно занял позицию слева от ворот (мое место на поле). После первого срезав­шегося мяча Рэмбо подошел к Бешеному Псу (его пробеж­ка теперь простирается до самой ограничительной веревки). Возвращаясь на свое место, Рэмбо перекинулся парой слов с отбивающим из колледжа Дрейк, который, признаться, выглядел слегка озадаченно. Затем Папаша прокричал: «Игра!» — и Бешеный Пес с ревом бросил мощный круче­ный мяч, перелетевший через голову отбивающего. Затем подбежал к нему и зарычал, как собака. Тут Рэмбо крик­нул:

— Спокойно, Пес! Помни, это всего лишь игра!

Отбивающий команды противника слегка перепугался и покосился на своего левого игрока. Второй мяч выбил у ка­литки средний столбик. Рэмбо с Бешеным Псом подбежали друг к другу, крепко обнялись и обменялись торжествующи­ми жестами посреди поля. Папа бросился к машине и снова просигналил.

Дальше все продолжалось по той же схеме. Рэмбо шептал что-то на ухо отбивающим, а Бешеный Пес по очереди вы­водил их из игры. Блестяще отыграв свою партию, он с уста­лым видом пошел к крайней левой границе поля, а изнурен­ный голодом и жаждой Папаша, в свою очередь, направился к шезлонгам Мильтонов. Папа разжег гриль и наготовил со­сисок с жареным луком. Я отдал маме три письма для Ру­салки — передать их через Мардж. Решил, что так быстрее, чем по почте. К сожалению, Папаша с папой затянули марш Мендельсона. Я застеснялся и убежал в раздевалку. Но успел обратить внимание, что родители Мартина Лесли, которые припарковались рядом с моей семейкой, передвинули свои шезлонги на другую сторону поля, под деревья.

Саймон буквально разорвал колледж Дрейк в клочья. Он набрал 91 из 115 очков. Это просто чудо, и я не преувели­чиваю. Несчастные отбивающие из колледжа Дрейк весь матч только и делали, что сокрушительно качали головами и орали друг на друга за дурные подачи, которые с каждым разом становились все хуже и хуже.