Юноша улыбнулся, чуть сдвинул феску на лоб, достал шесть милимов и купил билет. Разгневанный кондуктор отошел. Девушка проводила его презрительным смехом. Лицо ее озарилось победной улыбкой, она положила руки на подлокотники сидения и сказала:

— Сумасшедший!.. Клянусь пророком, он сумасшедший…

Скоро между девушкой и юношей завязался разговор…

Прошло несколько дней. Трамвай № 2 направлялся к крепости. Был седьмой час вечера, когда он пересек большой мост аз-Замалика и углубился в квартал Булак. По обеим сторонам улицы тянулись лавки и кафе, как бы приветствуя трамвай разноцветными огнями витрин.

Едва вагон подошел к остановке Абу ль-Аля, как кондуктор выскочил из него и скрылся в толпе. Через несколько минут он вернулся с двумя пирогами в руках, от которых еще поднимался пар. Пироги были начинены рисом и кусочками мяса. Один пирог он дал водителю, а другой оставил себе…

Трамвай медленно продолжал свой путь. Водитель и кондуктор занялись пирогами и не обращали внимания на входящих и выходящих пассажиров. Только время от времени слышался резкий звук рожка да шум трамвая, который то останавливался, то снова двигался по рельсам.

Кондуктор съел уже полпирога, когда им овладело беспокойство: как бы контролер не застал его за этим занятием. Он покинул свое место и обошел первый класс[11], продолжая жевать пирог. При этом он раздавал билеты, получал деньги, дул в рожок и резким голосом выкрикивал названия остановок. А запах горячего пирога с мясом и рисом опережал его и раздражал обоняние пассажиров.

Кондуктор вошел во второй класс и увидел полинявшую мулайю и синее платье с блеклыми узорами… Он улыбнулся, но улыбка была похожей на волчий оскал. Девушка приняла это как должное и по обыкновению не обратила на него внимания. Ноздри ее вздрогнули, она с жадностью вдыхала запах горячего пирога.

Кондуктор, не успев прожевать кусок, хрипло выдавил:

— Билеты…

Трамвай только что остановился на аль-Исаф. В вагон вошел феллах с мешком и направился в первый класс. Кондуктор бросил на него презрительный взгляд и закричал:

— Эй, господин, сюда!.. Сюда!

Затем он приблизился к девушке и сказал ей решительным тоном:

— Прошу! Сойди!..

А ее глаза по-прежнему были прикованы к пирогу или, вернее сказать, к тому, что от него осталось… Она думала, как вкусна начинка и какое наслаждение испытывает этот человек, спокойно откусывая кусок пирога и, не торопясь, проглатывая его…

Голос кондуктора пробудил ее от грез.

— Ты что, не слышишь?.. Прошу, сходи!..

В это время девушка посмотрела на феллаха с мешком. Он сел напротив нее, вынул из кармана тряпку, развязал ее и склонился, пересчитывая монеты. Девушка улыбнулась феллаху, поклонилась и сказала:

— Во имя пророка, господин омда, который час?

Кондуктор грубо схватил девушку за худенькое плечо и закричал:

— Оставь пассажиров в покое, не будь бессовестной!

Феллах приподнял голову от тряпки и удивленно спросил:

— Что такое?

Девушка повторила:

— Во имя пророка, господин омда, который час?

Феллах зорко взглянул на нее и сказал, завязывая свой платок длинным шнурком:

— Я не омда, и у меня нет часов… Отстань!..

Кондуктор потащил девушку к двери, приговаривая:

— Клянусь аллахом, если ты не сойдешь на следующей остановке, я вышвырну тебя из вагона!

А девушка повисла на поручнях вагона и, улыбаясь кондуктору, старалась разжалобить его:

— Клянусь, я заплачу…

Трамвай пошел тише, приближаясь к станции пригородных поездов. Но кондуктор не стал ждать, когда вагон остановится, толкнул девушку, и она с криком упала на мостовую.

Вокруг нее собрались любопытные, поднялся шум… Толпа все росла. Чей-то голос успокаивающе произнес:

— Она цела… Цела…

Через мгновение девушка поднялась. Она опиралась на руку мужчины. Один из бродячих торговцев крикнул в лицо кондуктору:

— Тебе не стыдно показывать свою силу на девочке?

А другой, обращаясь к ней, сказал:

— Ты должна пожаловаться полицейскому…

Мимо толпы прошла женщина. Важной поступью она направилась к трамваю. Увидев девушку, женщина сразу узнала ее и злорадно прошипела:

— Так тебе и надо! — и поднялась в вагон.

А девушка стояла, отряхивая пыль со своей мулайи. В движениях ее чувствовалась крайняя усталость, и если бы не мужчина, поддерживавший ее, она бы упала снова. Этот человек с участием спросил ее:

— Что с тобой?

— Я целый день ничего не ела…

Трамвай отошел. Кондуктор стоял на своем месте. Он смотрел на все происходившее, прислушивался к тому, что говорилось, но сам не проронил ни слова, механически покусывая свой пирог… Услышав, что девушка сегодня ничего не ела, он посмотрел на остатки пирога и перестал жевать.

Закончив работу, кондуктор направился по улице Мухаммеда Али, затем свернул в переулок аль-Мунасара и вошел в кафе, где постоянно проводил свободное время. Он сел за столик и потребовал кофе и кальян.

Прихлебывая кофе, он медленно затягивался дымом и напряженно думал: в самом деле, почему он без всякого повода был жесток с девушкой?.. Не ударил ли он ее? Не ушиблась ли она? Почему она не пожаловалась полиции?

Образ девушки встал перед ним. Она смотрела на него наивно и умоляюще и говорила: «Клянусь, я заплачу…» И на его губах промелькнула слабая улыбка… Он стал вспоминать встречи с ней: увидел, как она расправляет и снова собирает складки мулайи, увидел синее платье с поблекшими узорами, ее стройную, молодую фигуру и глаза, словно подкрашенные сурьмой…

Неожиданно кто-то потряс его за плечи. Он обернулся и увидел своего знакомого, Фургуля. Фургуль выбрал себе место неподалеку и сидел, важничая, как обычно.

Он спросил:

— Может быть, ты расскажешь, что с тобой сегодня приключилось?

— Что приключилось?

— Говорят, ты поссорился с какой-то наглой уличной девкой.

— Э, пустое дело!

— Я слышал, ее подобрала карета скорой помощи.

Кондуктор сжал руку Фургуля и спросил:

— В самом деле ее подобрала скорая помощь? Не говори этого!

— Девица получила по заслугам… Это факт. Ты ее здорово проучил…

При этом Фургуль нагло рассмеялся, а затем разразился противным кашлем.

В это время в кафе вошли приятели Фургуля и Ханафи — так звали кондуктора — и потребовали домино.

Пирушка Ханафи с приятелями в кафе закончилась около полуночи. Ханафи побрел в свое жилище, с трудом волоча уставшие ноги. Он шел и что-то сердито бормотал себе под нос. Ему не везло в домино, но, стараясь отыграться, он не уходил, и проигрыш его удвоился.

Кондуктор поднялся на второй этаж. Его жилье было мрачным, унылым и безрадостным. Ханафи зажег керосиновую лампу, осветил ею все углы, пытаясь найти что-нибудь поесть. Его желудок властно требовал пищи. В одном углу Ханафи наткнулся на котелок, снял крышку и понюхал, затем посмотрел на холодную печурку, которая словно съежилась, от бездействия… Придется разжечь ее, как он делает это каждый вечер, и долго ждать, пока пища разогреется… Но тут он отбросил крышку котелка и пробормотал:

— Противно… есть нельзя!

И принялся вовсю ругать старуху Умм Ибрагим, которая за небольшую ежемесячную плату прислуживала ему.

Ханафи снял свою форменную одежду, швырнул ее на стул, надел рубаху и бросился на постель… Он закрыл глаза, но не мог заснуть: на него нахлынули воспоминания. После смерти жены жизнь Ханафи стала мучительной… Время от времени он вздыхал, но наконец усталость взяла свое и Ханафи перенесся в мир сновидений…

Ханафи проснулся, сел на край постели, потянулся и зевнул. Потом на его лице появилась улыбка, сменившаяся громким, веселым смехом… Воображение Ханафи безудержно разыгралось, он вспомнил только что виденный сладкий сон!