Фатыма услышала голоса мужчин, которые шли проселочной дорогой. Среди них она различила голос Ахмада, вспыльчивого молодого феллаха, который рассказывало своих спорах с семьей жены, которые закончились разводом. По мере того как Ахмад удалялся, голос его затихал, и наконец совсем замолк.

Наступила торжественная тишина, нарушаемая только легким шелестом листьев, которыми играл слабый летний ветерок, да нежным, нестройным щебетанием птиц, порхавших по деревьям, да еще звуками сакийи, которая медленно вращала свои глиняные ковши. Слева земля, которую так страстно и ревниво любит феллах, была покрыта прекрасным сверкающим белым ковром, а справа лежал ковер из клевера с его нежными стебельками; словно во сне, он чуть покачивался при порывах ветра, колыхающего его поверхность, похожую на расшитую цветами тафту. А там, за полями, раскинувшимися на далекие пространства, бушевал Нил, кативший свои бурные воды, как бы завершая узор ковра, покрывающего эту чудесную землю.

Покинув Фатыму, Мухаммед пошел полями. Он шел медленно, ослабевший, иногда останавливался, прикладывая руку к груди и нащупывая место, где находится сердце. Ему казалось, что оно так сильно бьется, что вот-вот готово разорваться. Так бывает, когда мы переживаем измену любимой, на которую возлагали все надежды, связывая с ней свое счастье и жизнь. Мухаммед остановился в уединенном месте под тенью смоковницы и заплакал. Но тут же устыдился своей слабости и спросил себя: как могло случиться, что девушка парализовала его силы, что он, потеряв волю, разговаривает с ней покорным и униженным тоном? Разве он плачет сейчас из-за девчонки, которую в детстве бил и даже заставлял плакать? Он ненавидел себя за слабость и трусость. В первый раз Мухаммед почувствовал, как сильно он любит Фатыму и как опустошила его душу эта девушка, которая была для него всем на свете.

И он смертельно возненавидел человека, который покорил сердце Фатымы. Инстинкт властно говорил ему: «Твой соперник не должен быть с ней счастлив».

Мухаммед продолжал свой путь, но теперь в нем проснулся животный инстинкт, целью его жизни теперь стало убийство соперника. Он понял, что не может жить спокойно, пока жив тот, кто причиняет ему такую нечеловеческую боль. Не успел он дойти до дому, как мысль об убийстве прочно засела в его мозгу. Тогда он взял ружье и пошел куда глаза глядят, так как не знал, где в это время находилась его невеста.

Неожиданно он издали увидел Фахри, который беседовал с Фатымой. Мухаммед прицелился в соперника, но ему хотелось услышать слова, которыми тот сумел приворожить сердце его невесты. Он опустился на колени и пополз по направлению к ним. Фатыма услышала рядом с собой тихий шорох, обернулась, но ничего не заметила. Однако ее охватила дрожь, леденящая ее взволнованное, разгоряченное тело. Она освободилась из крепких объятий Фахри и тревожным голосом прошептала:

— Оставь меня. Оставь меня и беги!.. По всей вероятности, он следил за нами и слышал нас… Мне жаль тебя, ведь ты еще молод!..

В это мгновение из кустов хлопчатника показалась голова Мухаммеда, который прислушивался к ее словам. Но в Фахри слова девушки вызвали прилив мужской храбрости. Он гневно воскликнул:

— Пусть он только придет! Я прогоню его палкой, как собаку!

Не успел он это сказать, как, дрожа от гнева, с горящими глазами показался Мухаммед. Он сжал в руках ружье и прицелился Фахри в грудь. Тот выхватил из кармана револьвер, который обычно в деревне носил с собой. Однако молодой феллах сумел выстрелить раньше, и Фахри упал, истекая кровью. Фатыма потеряла сознание.

На выстрел прибежали отец и брат девушки, работавшие неподалеку в поле. Лучи солнца скользили по длинной седой бороде старика. Он стоял, неподвижно застыв, и смотрел на дочь, лежащую у его ног, взглядом, полным сострадания, тем взглядом, в котором печаль за поруганную честь сочеталась с отцовской нежностью. По его щекам, испещренным морщинами неумолимой старости, скатились две слезинки:

— Что же мы будем делать с Фатымой?

Сын с искренней решимостью слепого фанатика, который может решиться даже на убийство брата, если его убедят в том, что оно угодно аллаху и за это ему будет даровано вечное блаженство, дрожа всем телом, ответил:

— Бросим ее в Нил.

Старик перевел свой взгляд на племянника Мухаммеда, который стоял перед ним. Старик хотел узнать его мнение, надеясь что оно не будет таким жестоким. Мухаммед печально смотрел на густые, вьющиеся волосы Фатымы, рассыпавшиеся по зеленой траве, на ее красивые, изогнутые ресницы, на ее бледное, смуглое лицо, которое стало сейчас еще более прекрасным, на серебряное колечко, сверкающее на руке под лучами солнца. И в его израненной, обливающейся кровью душе родились сладкие, мучительные воспоминания. Он вспомнил себя ребенком, играющим с Фатымой, когда они строили вместе свой маленький домик на этом самом поле, под этим самым вековым деревом, которое видело счастье их детства, как видит теперь несчастье его юности. Он вспомнил тот день, когда вместе с Фатымой пас корову Джавхару, и вдруг корова неожиданно вырвалась и побежала в поле, радостно мыча от сознания своей свободы. И дети побежали за ней, а Фатыма плакала и взывала о помощи. Наконец, обессиленная, она остановилась и в отчаянии бросилась на траву. А когда ему с помощью крестьян удалось поймать Джавхару, он вернулся туда, где сидела ожидающая его Фатыма. Он взял ее на руки… Как она тогда его любила! Он был уверен, что Фатыма всегда будет принадлежать ему. Каждый день он наблюдал, как девушка растет и расцветает. Ах! Нет муки сильнее, чем воспоминания о прошлом счастье в дни несчастья! Из его груди, где билось израненное сердце, вырвался тяжелый вздох. И с твердой, пришедшей после долгого колебания решимостью он сказал:

— Да, убьем ее!

Мухаммед провел всю ночь без сна, в размышлениях и воспоминаниях, без конца спрашивая себя, правильно ли он поступил.

На другой день полиция обнаружила труп девушки, который плавал на поверхности Нила. У нее были раздроблены кости и обезображено лицо. Полицейские подобрали труп, но так и не установили личности убитой. Что касается Фахри, то он был только ранен и скоро выздоровел. Он не хотел, чтобы полиция узнала о случившемся, поэтому молчал. Он поступил так то ли от страха перед местью жителей деревни, то ли желая сохранить свою репутацию. Удивительно, что эта трагедия не оставила глубокого следа в его душе, и, может быть, теперь он уже совсем не вспоминает о той, которая умерла из-за него.

Ихсан ханум[18] присела у письменного стола, зажала между ладонями голову и задумалась. Это была красивая женщина двадцати пяти лет, с тонким станом и смуглым жизнерадостным лицом. Но сейчас на нем лежала тень глубокой печали. Она повязала свою голову красным шелковым платком, расшитым сверкающими белыми блестками, и откинула с висков несколько прядей волос. Потом подняла голову, и из ее глаз выкатилось несколько слезинок. Она взяла ручку и написала следующее письмо:

«Моя дорогая Даулят!

Ты удивляешься, Даулят, что он развелся со мной? Ведь ты знаешь, что я была верной женой. Может быть, тебя интересуют тайные причины, которые привели к этому несчастью? Чтобы их понять, ты должна знать об обстоятельствах, под влиянием которых складывалась моя психология.

Ты помнишь, дорогая, как на заре нашей юности мы бывало вместе читали книги писателей-романтиков. Эти писатели пренебрегали горькой, жестокой действительностью и стремились к прекрасной, но наивной фантазии, которая вместе с ними витала над этим миром несчастья и горя. С каким увлечением мы читали романы, полные сказок о чистой любви, которую они воспевали, как символ счастья и высшего идеала. Эти романы внушили мне, что брак по любви всегда устоит перед любыми бурями жизни. Ведь причины развода, многоженства и всех пороков, которые подтачивают и разрушают египетскую семью, — все они, без исключения, — результат недоверия и отсутствия любви между супругами.