Поглощенная печальными размышлениями и такими же печальными предчувствиями, она не сразу легла спать, а задумчиво остановилась у окна. Вид, расстилавшийся перед нею, эти леса и горы, отдыхающие при лунном сиянии, представляли полный контраст с настроением ее духа; но тихий шум лесов и вид дремлющей природы постепенно успокоили ее волнение и вызвали смягчающие слезы.

Долго она плакала, не чувствуя ничего, кроме сознания своего несчастья. Когда она наконец отняла платок от глаз, она увидала перед собой на террасе внизу ту же самую фигуру, которую замечала раньше; фигура стояла молча, неподвижно, как раз против ее окна. Заметив это, она отпрянула назад, и ужас на время превозмог любопытство; наконец она вернулась к окну — фигура стояла все на том же месте; однако Эмилия не имела сил заговорить, как намеревалась прежде. Луна светила ярким блеском, и быть может, волнение чувств мешало Эмилии в точности рассмотреть фигуру, стоявшую перед нею так неподвижно, что ей приходило в голову сомнение, живое ли это существо?

Ее расстроенные мысли пришли теперь в некоторый порядок; она сообразила, что при свете горевшей в ее комнате лампы она подвергается опасности наблюдения с террасы, и уже хотела отступить, как вдруг заметила, что фигура зашевелилась и замахала чем-то — очевидно, рукой, как бы подавая какие-то знаки; Эмилия глядела, оцепенев от страха; в это время фигура повторила свое движение. Тогда Эмилия попробовала заговорить, но слова замерли на ее устах, и она отошла от окна, захватив с собой свечу. В эту минуту с террасы раздался слабый стон. Прислушиваясь, но не смея вернуться к окну, она вторично услыхала то же звук.

«Боже милостивый! что это значит?» — подумала Эмилия. Опять она насторожилась, но стоны прекратились; после долгой паузы молчания, она оправилась от испуга настолько, что могла опять подойти к окну, и увидала тот же смутный образ. Опять он подавал знаки, опять издал тихий стон…

«Этот стон несомненно человеческий! — подумала она. — Я заговорю…»

— Кто там? — крикнула Эмилия слабым голосом. — Кто это бродит в такой поздний час?

Фигура подняла голову, но вдруг шарахнулась в сторону и понеслась прочь, вдоль террасы. Некоторое время Эмилия наблюдала ее, быстро скользившую при лунном свете, но не слыхала шагов, пока мимо не прошел часовой, направляясь с противоположного конца террасы. Часовой остановился под ее окном и, глядя вверх, окликнул ее по имени. Эмилия поспешно отошла; но вторичное обращение заставило ее ответить. Тогда солдат почтительно спросил ее, не видала ли она, не проходил ли кто мимо. На ее ответ, что она видала, солдат ничего больше не сказал и пошел дальше по террасе. Эмилия проследила за ним глазами, пока он скрылся в отдалении. Так как он был на карауле, то она знала, что он не может выйти из пределов укреплений, поэтому решила ждать его возвращения.

Вскоре после этого в отдалении раздался его голос, громко зовущий кого-то; другой, еще более далекий голос, ответил ему — произнесен был пароль и пронесся далее по всей террасе. Когда солдаты торопливо проходили под ее окном, она окликнула их и спросила, что случилось, но они прошли мимо, не обратив на нее внимания.

Мысли Эмилии обратились опять к только что виденной странной фигуре. «Не может быть, чтобы это был какой-нибудь злоумышленник, — думала она: такой человек повел бы себя совсем иначе. Он не отважился бы появляться там, где стоят часовые, не останавливался бы под окном, откуда его могли заметить, а тем менее стал бы он подавать знаки и стонать. Однако это и не пленник: будь он пленником, разве он имел бы иозможность бродить на воле?»

Если б она хоть сколько-нибудь была склонна к тщеславию, она предположила бы, что это кто-нибудь из обитателей замка бродил под ее окном в надежде увидеть ее и признаться ей в любви. Но такая мысль даже не пришла ей в голову, а если б и пришла, она отогнала бы ее, как невероятную, рассудив, что, когда был случай говорить, незнакомец им не воспользовался, и что даже в ту минуту, когда она сама заговорила, он мгновенно скрылся.

Пока она размышляла, двое часовых прошли по укреплениям, горячо о чем-то разговаривая между собой, причем из нескольких отрывочных слов она поняла, что один из товарищей вдруг упал без чувств. Вскоре появились еще трое часовых, медленно идущих в конце террасы, и по временам раздавался слабый голос. Когда они подошли ближе, она убедилась, что это говорил солдат, который шел посредине, причем товарищи поддерживали его под руки. Она спросила, что случилось. При звуке ее голоса они остановились и стали глядеть вверх, а она повторила свой вопрос. Ей отвечали, что с одним из часовых, Робертом, приключился припадок, — он упал и крик его поднял ложную тревогу.

— Он подвержен припадкам? — спросила Эмилия.

— Да, синьора, — отвечал сам Роберт; — но если бы я и не был подвержен, то, что я сегодня видел, могло бы перепугать хоть самого папу.

— Что же ты видел? — вся дрожа спросила Эмилия.

— Не могу даже и объяснить, сударыня, что это такое было и как оно исчезло, — отвечал солдат, вздрагивая при одном воспоминании.

— Не испугало ли вас то лицо, за которым вы гнались по укреплениям? — осведомилась Эмилия, стараясь скрыть свою тревогу.

— Лицо! — воскликнул солдат. — Это было не лицо, а сам черт! не в первый раз он мне являлся.

— Да и не в последний, наверное, ты увидал его, — смеясь заметил один из его товарищей.

— Нет, ручаюсь, что нет, — вставил другой.

— Ладно, ладно, — сказал Роберт, — теперь-то можете хохотать сколько вам угодно; а небось тебе, Себастиан, не очень-то весело шло на ум вчера ночью, как ты стоял на часах с Ланселотом.

— Молчал бы уж лучше Ланселот, — возразил Себастиан, — пусть бы вспомнил, как сам он стоял и дрожал точно осиновый лист, не мог даже произнести пароля, пока черт не скрылся. Если бы человек этот не подкрался к нам так тихонько, я бы схватил его и живо заставил бы сказать, кто он такой!

— Какой человек? — спросила Эмилия.

— И не человек-то он вовсе, сударыня, — вмешался Ланселот, стоявший тут же, — а сам черт — правду говорит товарищ. Кто, если не живущий в замке, мог бы проникнуть ночью в эти стены? Легче мне бы удалось пойти в Венецию и нагрянуть к сенаторам в то время, как они заседают на совете; ручаюсь, что и в таком случае у меня было бы больше шансов выбраться оттуда живым, чем всякому молодчику, которого бы мы изловили здесь после солнечного заката. Кажется, ясно, что это не мог быть кто-нибудь из обитателей замка; если это здешний, то чего ему бояться, чтоб его увидали? Нет, скажу я опять — это сам черт, и Себастиан вот знает, что он не впервые нам показывался.

— Когда же вы видели это явление? — спросила Эмилия с полуулыбкой.

Она находила, что разговор чересчур затянулся, но была так заинтересована им, что не находила в себе сил прекратить его.

— Да так с неделю тому назад, сударыня, — отвечал Себастиан.

— Где же?

— На укреплениях, сударыня, немного подальше.

— И что же, вы преследовали его, когда оно бежало?

— Нет, синьора. Ланселот и я вместе стояли на часах и кругом было так тихо. Вдруг Ланселот и говорит мне: «Себастиан, говорит, видишь ты что-нибудь?» — Нет, говорю, ничего не вижу! — «Тсс… говорит он опять, смотри-ка, вон там у последней пушки на валу!» Я посмотрел, и мне показалось, будто там что-то шевелится. Темно было совершенно, только звезды немножко светили. Мы стояли смирно, наблюдали, и вот видим, что-то такое пробирается вдоль стенки, как раз напротив…

— Что же вы не схватили его сразу? — крикнул солдат, до тех пор молчавший.

— Ну да, зачем вы его не сцапали? — спросил Роберт.

— Жалко, что вас там не было, вы бы и взяли его, — сказал Себастиан, — у вас достало бы смелости схватить его за горло, хотя бы он был сам черт! А вот мы не могли на это решиться, потому что не так хорошо знакомы с нечистым, как вы. Но как я уже говорил, он живо прошмыгнул мимо нас: мы не успели прийти в себя от удивления, смотрим — он уже скрылся. Потом уж было бы напрасно гнаться за ним. Всю ночь мы сторожили, но больше ничего не видали. На другое утро мы рассказали обо всем товарищам, стоявшим на часах в другой части укреплений; но они ничего не видели, да еще посмеялись над нами — только нынче ночью опять появилось видение.