Она посмотрела на ракушки, напоминавшие ей крошечные китайские шляпки, на трещинки и выступы, покрывающие их. Кроме ракушек на столе лежали древние окаменелости, голыши и кусочки дерева, которые море сделало гладкими и ровными. Еще какие-то безделушки были расставлены на полке. Эри обвела их взглядом и ничего не ответила. Он никогда не сможет понять ту красоту, которую она видит во всех этих обычных, на первый взгляд, вещах.

Но все красота мира не могла заполнить пустоту в ее сердце, которая поселилась там после того, как Бартоломью ушел. Теперь она ждала только одного – когда прибудет его смена. Поскольку сейчас у Причарда и Сима дел было полно, она не могла их бросить. А когда прибудет замена Бартоломью и им не нужно будет дополнительно дежурить, то они сами смогут готовить себе еду и стирать свои вещи. Тогда она соберет свои вещи, вытерпит ужас поездки на лодке в Тилламук и отправится искать Бартоломью. Тогда, что бы он ни говорил, она не позволит ему снова покинуть ее.

Из своего любимого угла салуна «Соленый глаз» Бартоломью смотрел, как на берег сходили пассажиры только что пришвартовавшегося маленького кораблика из Астории. Он кивнул Питу Мадоксу, Эду Фишбокеру и жене Эда, которые издали поприветствовали его. В другой раз он бы пригласил их пропустить по рюмке, но сейчас они наверняка станут интересоваться причинами его ухода с маяка. А отвечать на их расспросы у него не было ни малейшего желания.

Макс Хеннифи подошел к Бартоломью.

– Видишь кого-нибудь, кто выглядел бы как твоя потенциальная смена?

– Пока нет.

Бартоломью прислонился к стене и допил последний глоток пива из бокала. Это был уже третий бокал с утра. Но и он так и не помог Бартоломью избавиться от ощущения ада, с которым он утром проснулся. Не говоря больше ни слова, Макс взял пустой бокал и пошел к стойке.

Бартоломью знал, откуда у него взялось это предчувствие беды. Прошла уже неделя с того дня, когда он дал телеграмму в Управление с просьбой о замене. Новый человек должен прибыть со дня на день. А это значило, что у него уже больше не будет оправдания для того, чтобы слоняться вокруг Тилламука, ничего не делать, пить кофе – или пиво, как сегодня – и глазеть на прибывающих горожан и незнакомцев.

Никогда бы он не смог признаться в том, чего он действительно ждал и о чем он молил Бога – увидеть, как старик Биггз гребет к доку, а в лодке сидит Эри с чемоданом в руках. Здравый смысл говорил его, что ничего глупее нельзя и придумать, но любовь никогда не бывает разумной. Бартоломью уже тоже сомневался, нужен ли ему здравый смысл. Правда, которую он пытался утопить в алкоголе здесь, в салуне Хеннифи, заключалась в том, что он проиграл. Она не приедет. Для него это была смерть. Смерть всех его надежд и мечтаний.

И эта правда была намного горше пива, которое приносил ему Макс. Он взял новый бокал и сделал большой глоток. Если ему повезет, он напьется к ночи так, что сможет просто уснуть и во сне не видеть, не слышать, не чувствовать аромата Эри.

С корабля сошел маленький, крепкий человек. Бартоломью внимательно смотрел на него, пока незнакомец оглядывался по сторонам. Незнакомец снял с плеча сумку и поставил ее у ног. Он был одет в черную удобную одежду. Кепка его была слегка небрежно надвинута на лоб, как бы провоцируя хозяина, чтобы он поправил ее. Его загорелая кожа, морщинки вокруг прищуренных глаз, плотно сжатый рот выдавали в нем моряка.

На секунду Бартоломью замер. Его прошиб холодный пот, как будто перед ним появилась огромная акула. Он неохотно расправил плечи и встал. Пришло время, которое неизбежно должно было прийти и которого он так боялся, – перед ним был человек, который сменит его на должности главного смотрителя маяка Кейп-Мирс.

Пока Бартоломью шел к двери, человек вошел внутрь, огляделся и пошел к стойке, где стоял Макс. Бартоломью был рядом и слышал, как незнакомец заказал местного пива.

– Как добраться до маяка на Кейп-Мирс? – спросил незнакомец с сильным акцентом.

Хеннифи через плечо незнакомца посмотрел на Бартоломью.

– Идете на запад до упора, а потом еще пару миль на юг. – А дорога там есть?

– Нет, придется попросить Большого Чарли перевести вас на «Генриетте» через залив к Барганату. А там с берега по холмам до самого маяка ведет тропинка.

Незнакомец залпом выпил все пиво и поставил бокал обратно на стойку. Он покопался в одежде в поисках кошелька, вытащил пригоршню мелочи и тщательно отсчитал нужную сумму. «Моряк из иностранного порта», – подумал Бартоломью. Человек, который знает, что местное пиво всегда дешевле, да и вкуснее. Человек, который прожил в стране достаточно долго, чтобы разбираться в местных монетах, но недостаточно долго, чтобы потерять свой национальный акцент.

– Спасибо, друг. А теперь скажи мне, где мне найти этого Большого Чарли?

Опять Макс Хеннифи посмотрел на Бартоломью. Бартоломью встал и подошел к стойке.

– Тут рядом, там, где вы сошли на берег, – сказал он, протягивая руку. – Меня зовут Бартоломью Нун. Я главный смотритель маяка, которого вы заменяете. Добро пожаловать в Тилламук. Работая ложкой, как лопатой, Сим бросал себе в рот горячую кашу и при этом причмокивал. – Поешь, девчушка, – он указал на нетронутую тарелку. Сам он уже вытирал остатки каши куском хлеба. – Я не хочу есть. Сим неодобрительно покачал головой. Он ни разу не видел, Чтобы она что-нибудь ела с того дня, как Бартоломью покинул маяк. Под глазами у нее появились темные круги, а щеки казались впалыми.

– Давай, девчушка, поешь. Силы могут тебе пригодиться сегодня ночью. – Зачем?

– Похоже, ночью будет сильный шторм. Эри уже больше не смеялась снисходительно над предсказаниями старого моряка. Он предсказывал погоду с невероятной точностью.

После обеда, когда она вышла на порог вытряхнуть коврик из коридора, Сим стоял на дорожке, окруженный своими козами. Все вместе они смотрели на море. На фоне мрачного, облачного неба и серого, взволнованного моря, сходившегося с небом у горизонта, Сим являл собой такой живописный образ, что у Эри зачесались руки написать с него картину, хотя никогда в своей жизни она не бралась за кисть. Согнутый старик в мешковатых, коротковатых брюках и ярких красных подтяжках. Высоко закатанные рукава обнажали загорелые сильные руки. Все это вызвало у Эри грусть и какое-то странное ностальгическое чувство.

Он полжизни бороздил Тихий океан, немало поплавав до этого по разным экзотическим морям. Он видел незнакомые земли и встречался с туземцами, пробовал необычные кушанья и познал их чудесные экзотические ароматы. Хотя он так и не женился, в молодости его руки наверняка не раз гладили загорелую женскую кожу. Ей представились те истории, которые могли бы рассказать эти молчаливые губы. Но он редко рассказывал о себе. Может быть, он боялся, что если он поделится теми сокровищами, которые хранились в тихой бухте его памяти, то лишится этих ценностей. Эри даже придумала название своей будущей картине. Если она когда-нибудь напишет ее, то она назовет ее «Воспоминания».

Эри вошла внутрь дома, оставив старика одного разгадывать эти таинственные послания от ветра и облаков. Она и так уже опоздала с приготовлением ужина для Причарда. Его обычная восьмичасовая смена была продлена до двенадцати часов и заканчивалась в восемь вечера. Потом его сменял Сим. Приготовив судок, она поспешила на маяк. Аполлон бежал за ней следом, пока не увидел зайца и не погнался за ним.

Ее муж был на самом верху. Когда она нашла его, он полировал призмы.

– Причард, твой ужин ждет внизу.

– Хорошо, я умираю с голоду! – он положил на пол полировочную ветошь и, поприветствовав Эри поцелуем, сбежал вниз по ступенькам, оставив ее одну смотреть из окна на раскинувшееся внизу море.

Одна за другой на берег с шумом накатывались волны. Образуя на волнах пену, ветер закручивал бурлящую воду в водовороты и бросал ее на берег. Эри с благоговейным страхом наблюдала, как волны дико бились о Хэт-Рок и риф Морского Льва. Она почти чувствовала холодные брызги, летящие ей в лицо, и вкус соли на губах. Небо становилось все более темным и зловещим. Предсказание Сима о сильном шторме, похоже, начинало сбываться.