Когда хор на секунду умолкает, над головами проносится женский вздох. И кажется, что это вздохнул сам Майдан.

Перед фотографиями погибших стоит женщина с обесцвеченными волосами. Она закрывает лицо ладонями и качает головой. Видны только ее глаза. На ногтях поблескивает дорогой вишневый лак.

– Что они там кричат? – спрашивает она, глядя в фотографии. – Мы себя даже защитить не можем. Какая мобилизация? Чем они будут воевать? Палками и камнями?

– Мы американские документалисты, – отвлекает меня от нее молодой человек в строгом пальто. – Сейчас в Штатах все смотрят «Оскар», а мы хотим привлечь их внимание к происходящему на Украине. Вы не могли бы сказать на камеру, как относитесь к происходящему?

– Могла бы. Если вас не смущает, что я из России.

– Русская? Ой, простите за беспокойство. – Молодой человек быстро отходит.

– Вы тоже русская? – поворачивается ко мне женщина. – Ой, может, они там у вас еще перерешают, а? Никогда я не думала, что нам с русскими придется воевать. Слышите, я же у вас на севере шесть лет проработала, – с причитанием произносит она. – Слышите, между Норильском и Красноярском, где Енисей. Слышите, я же дочь там родила. Я не бедный человек, смотрите, у меня бриллианты, – она трогает свои кольца, обильно усыпанные белыми камнями. – Но я не хочу войны! Мы же вообще сейчас всей этой ситуацией с Майданом ослаблены. Слышите, вот этот отец пятерых детей, – она показывает на черно-белое фото молодого мужчины, который настороженно смотрит на нас с доски, – он же просто лучшей жизни для своих детей хотел. Он не экстремист!

Под Львовскими воротами сипит накрытая крышкой бочка. На баррикадах темно. Дежурство несут трое: Стас, толстяк, который лущит тыквенные семечки, сидя у бочки, и старик, который был тут, когда я заглядывала в первый раз.

– А вы знаете, что войну объявили?

– Кто? – спрашивает толстяк. – Путин лично заявил? Пока сам Путин не скажет, я в войну не верю.

– Мы будем воевать до последнего! – говорит старик, вставая с бревна. Он спотыкается и падает. Я даю ему руку и помогаю подняться.

– У вас Чечня сзади, – говорит Стас. – Чеченцы, как только увидят возможность воткнуть вам нож в спину, они его воткнут. Поверьте, зло имеет свою память. Ну что, чаю с цукерками?

Пьем чай из пластиковых стаканчиков. На сцене поет грустный мужской голос. Майдан опустел. Только кое-где виднеются ярко-оранжевые жилеты ночных уборщиков, которые собирают между баррикад мусор в черные пластиковые пакеты. И как всегда, со сцены по территории шарит зеленый глаз, одевая Майдан в выпуклый световой купол.

– А Богдан вас ждал-ждал, – говорит Стас, положив цукерку за щеку и затягиваясь сигаретой. – Вот только десять минут назад как уехал во Львов. Но он просил вам передать, что к среде вернется. Он еще какую-то мысль про Россию обдумал…

Интервью с бойцом самообороны Майдана

Корреспондент «РР» беседовала с сотником самообороны после решения Совета Федерации о возможности ввода российских войск на Украину. Текст записан буквально, позволяет видеть, каковы убеждения и накал страстей у тех, кого у нас называют боевиками Майдана.

– Вы – русская пресса. Значит, это интервью не выйдет в чистом виде. В лучшем случае, оно будет кусочками нарезано – как обычно делает русская пресса, изменяя весь смысл. Я знаю, что, находясь тут, вы мне скажете – да, я все сделаю честно. Но даже при всем своем желании писать правду, ты не сможешь писать правду. Там, в России, тебе не разрешат писать правду. Какое издание в России разрешит тебе опубликовать то, что я скажу?

– Вам остается только поверить мне на слово.

– Просто не хотелось бы потом где-то оказаться, ну… в какой-то степени предателем своих взглядов. Вы можете их так перевернуть, что, дав это интервью, я сделаюсь врагом. Вы хотите вывернуть мой патриотизм наоборот.

– Откуда вы приехали в Киев?

– Я из Новой Каховки, это как раз граница с Крымом. Я тут уже с двадцать седьмого ноября.

– Зачем вы сюда приехали?

– Ну, первое – это евроинтеграция. Я приехал сюда поддержать свой собственный выбор и выбор подавляющего большинства украинцев с востока и юга. Подавляющее большинство хочет евроинтеграцию.

– Почему?

– Объясняю. Я жил два года в Европе – в Голландии, Италии, Испании, Германии, Польше.

– Чем вы там занимались?

– Бизнесом. Там бизнесом заниматься гораздо проще. Там, где люди платежеспособны, им легче заниматься. Чем меньше денег, тем сложнее. Ваш вопрос элементарно снят.

– Это – особый стиль общения с российским журналистом или вы и в жизни эмоциональны?

– Это немножко внутреннее состояние, когда вам практически объявлена война. На нас нападают реально. Покамест еще без единого выстрела. Но ваши военные части нападают на наши объекты. То есть натурально нападают. Вероломно. Приводя абсолютно абсурдные доводы. Вранье – сплошное. Вот и весь ответ. Но русские люди ни при чем. Я знаю, что они – нормальные. Но чтобы вот такие поступки делать в двадцать первом веке, надо быть полным идиотом. Вот я могу заявить со всей ответственностью, что ваш президент – полный идиот.

– Продолжим про евроинтеграцию…

– Нет, давайте я вам скажу за коррупцию. Это когда тебе надо для того, чтобы справку элементарную получить, дать взятку. Это когда к тебе приходят с налоговой и трясут с тебя. Там, где нет коррупции, там всегда работать проще. Я могу часами про это говорить. Но зачем, если ваши люди очевидного видеть не хотят? Есть Интернет, есть масса возможностей правильную информацию узнать. Как вообще можно поддаваться на обман? На реальный обман, когда тебе рассказывают, что Россия – это хорошо, что Таежный союз…

– Таможенный?

– У нас его называют Таежным. А союз с Европой почему-то плохой. Вот я вам сейчас объясняю, что так называемый Таежный союз нужен был нашим президентам – так они могли играть в свои комбинации. А европейская интеграция – это кредиты, которые могли бы заходить оттудова, они подразумевали бы какие-то гарантии того, что эти деньги пойдут на то, на что будут даны. А деньги, которые давались Россией… они давались как взятка президенту. Это, можно сказать, было продажей Украины.

– Итак. Почему вы уехали из Европы?

– Я не гражданин Европы. Я гражданин Украины.

– У вас была возможность остаться?

– Была. Но я – патриот своей страны.

– Что такое – быть патриотом своей страны?

– Я – националист. Прошу не путать с нацистом. Я люблю свою Украину. Я люблю… свой дом. Все вокруг. Свою природу. Реки, озера. Небо. Я просто люблю Украину. Я люблю наши традиции.

– Какие?

– Начиная от Рождества и так далее и тому подобное. Мы с вами – славяне, у нас одни и те же корни. Мы с вами друг от друга абсолютно ничем не отличаемся. Но мне не нравится ваш режим. И не нравился режим, который был у нас, но на данный момент надеюсь, он уже не вернется.

– Что вы думаете о назначении губернаторами Донецкой и Днепропетровской областей олигархов?

– А вы знаете, на каких условиях их назначили? Знаете? Не знаете… Они дали клятвенное обещание того, что буквально кровью искупят свое назначение. И они будут вкладывать свои финансы, работать под очень четким контролем. Поверьте мне, если они сделают шаг влево или шаг вправо, они как стали губернаторами, так и перестанут ими быть. Для этого есть службы, которые будут за ними пристально наблюдать. И какие-то коррупционные схемы у них вряд ли получится реализовать. Вот и ответ – на ваш вопрос.

– По-вашему, что такое клятва?

– Клятва?…Это данное слово. Это – обещание клятвенное, которое ты как будто не будешь нарушать.

– Вы всегда выполняли свои обещания?

– Ну… я всегда старался.

– Были случаи, когда не получалось?

– Да, конечно.

– А люди, которые вам давали обещания, они всегда их выполняли?