На совещании в Кремле присутствовал Сталин. Внимательно выслушав Микулина, Иосиф Виссарионович подвел итог:
— Разработка отечественного реактивного двигателя, товарищ Микулин, будет поручена вашему КБ, как самому мощному по кадрам и производственной базе. Что касается профессора Степкина, то мы пришлем его вашим заместителем…
Вопрос был решен без всенародного референдума. На следующий день профессор Степкин мирно беседовал с двигателистом Микулиным.
Как же развивалась перспективная боевая техника после совещания в Кремле? Сталин, по свидетельству генерала Г. А. Печенко, обещал государственную премию тому, кто первым проведет испытания отечественного реактивного двигателя. Так сдвинулся ли воз с места? Вот что пишет об этом в своих воспоминаниях конструктор А. С. Яковлев:
«В конце войны инженерный и управленческий аппарат, техническая и серийная производственная база авиационной промышленности представляли огромную, мощную силу. В то же время работники опытного строительства и главные конструкторы располагали слабыми технико-производственными средствами, не позволявшими проводить какие-нибудь серьезные перспективные работы… Но, к большому нашему огорчению, руководство наркомата препятствовало перекачиванию ресурсов из серийного производства в опытное даже в самых минимальных размерах и твердило все одно и то же:
— Когда будет нужно, получите указание и займетесь опытными делами.
И даже перед окончанием войны мы недостаточно занимались новыми конструктивными разработками. Возникали опасения, как бы и теперь не повторились ошибки и просчеты, допущенные в прошлом, как бы бездеятельность и потеря времени в ожидании команды не привели к серьезному отставанию авиации».
Александр Сергеевич с горечью признает, что и в устной, и в письменной форме авиационные конструкторы ставили вопрос о выделении некоторых ресурсов из серийного производства для опытников, но поддержки у руководства наркомата Шахурина не находили…
Ну а те летчики, что в дни Потсдамской конференции жаловались Сталину на плохую авиационную технику, может, они преувеличили чуточку список катастроф да аварий? Может, нервы у бойцов сдали после победы-то? А может, сам Сталин и виноват, что катастрофы не прекращались и люди гибли без боя?..
Время стирает факты, события туманятся за давностью лет, но сохранилось «авиационное дело», в котором были замешаны маршал Новиков и Шахурин.
В нескольких словах суть дела выразил второй человек нашего государства Вячеслав Молотов:
«Оказывается, Шахурин договорился с Новиковым. И того, и другого посадили — и наркома, и героя этого, Новикова»…
Новиков и нарком отсидят да выйдут. Но разве дело о «летающих гробах» — без оснований, выдумка злого грузина? Тогда с чего бы тревога воздушных бойцов, прошедших огненные метели войны?
Сохранились архивные материалы, признания осужденных. Сохранились записки Новикова по тому делу, его заявление на имя Сталина от 30 апреля 1946 года.
«Помимо того, что я являюсь непосредственным виновником приема на вооружение авиационных частей недоброкачественных самолетов и моторов, выпускавшихся авиационной промышленностью, я, как командующий
Военно-воздушных сил, должен был обо всем этом доложить Вам, но этого я не делал, скрывая от Вас антигосударственную практику в работе ВВС и НКАП, — пишет Новиков. — Я скрывал также от Вас безделье и разболтанность ряда ответственных работников ВВС, что многие занимались своим личным благополучием больше, чем государственным делом, что некоторые руководящие работники безответственно относились к работе. Я покрывал такого проходимца, как Жаров, который, пользуясь моей опекой, тащил направо и налево. Я сам культивировал угодничество и подхалимство в аппарате ВВС.
Все это происходило потому, что я сам попал в болото преступлений, связанных с приемом на вооружение ВВС бракованной авиационной техники…»
Или вот такое признание Новикова:
«У меня вскружилась голова, я возомнил себя большим человеком, считал, что я известен не только в СССР, но и за его пределами, и договорился до того, что в разговоре со своей бывшей женой Веледеевой, желая себя показать крупной личностью, заявлял, что меня знают Черчилль, Циен и другие».
Маршал этакую манию величия объясняет так: «Находясь в состоянии тяжелой депрессии, доведенный до изнеможения непрерывными допросами, без сна и отдыха, я подписал составленный следователем Лихачевым протокол моего допроса с признанием моей вины во всем, в чем меня обвиняли».
Что ж, не каждый генерал Карбышев. И согласимся, что какой-то там Жаров, который к «авиационному делу» отношения явно не имел, и товарищ Веледеева, бывшая жена маршала, — все это выдумки чекистов. Но вот читаем из записок Новикова о государственной комиссии по проверке деятельности ВВС, созданной в марте 1946 года.
«В ее состав входили Маленков, Жуков, Василевский, Штеменко, Шикин, Руденко, Вершинин, Судец, — перечисляет Новиков имена людей, чей авторитет вряд ли у кого вызовет сомненья, и тут вдруг неожиданный поворот: — Причиной создания этой комиссии и ревизии
ВВС послужило письмо Василия Сталина отцу о том, что ВВС принимают от промышленности самолет Як-9 с дефектами, из-за которых бьется много летчиков…» Дальше маршал просто констатирует: «Делу о приемке плохих самолетов был дан ход, принявший обычный путь объяснений, разъяснений, обещаний исправить и т. д. Но хитрый, рвущийся к власти Васька хотел выдвинуться…»
Откровенно-то говоря, так ли это предосудительно — желать выдвинуться. Вряд ли когда устареет наш армейский постулат: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом!» А Василий Сталин не в штабной канцелярии сидел — в кабине боевого истребителя и, слава Богу, летал бесстрашно, сбивал самолеты противника. Генеральское звание ему — как любому комдиву — полагалось присвоить с вступлением на эту должность — в марте 1944 года. Для сына Сталина да в окружении подхалимов — какие проблемы! Однако проходит и сорок четвертый, и последние месяцы войны в сорок пятом, а воинское звание Василию Иосифовичу не Присваивают. Дивизия полковника В. И. Сталина отмечается в приказе Верховного Главнокомандующего за овладение Берлином. Потом наступит победное ликование, а с ним «звездопад» — для кого-то заслуженный, а кое-кто — под шумок-то! — и незаслуженно звезд нахватал: — крупные — на погоны, золотые — на грудь. А что же Василий Сталин?
А Василий летал, командовал авиационным корпусом. По закону ему уже и генерал-лейтенанта надо было присваивать, а он все в полковниках ходил. Только на третий раз — после настоятельного представления к тому министра обороны Булганина — Иосиф Виссарионович разрешил присвоить его сыну давно заслуженное воинское звание.
…Опальный генерал Васильев (Никита Хрущев запретил Василию Сталину носить фамилию отца — боялся!) после тюрьмы не оставил записок, как это сделал главком Новиков. Люди из той же команды, так поразившие маршала, что он «буквально онемел и… ничего не мог членораздельно сказать в свое оправдание», допрашивали и сына Сталина. Василия обвиняли во многом, даже в том, что генерала Смушкевича арестовали якобы по его навету. В ту пору Василий только что окончил школу летчиков, генерала Смушкевича он и в глаза не видывал, и не знал никогда. В письме Президиуму ЦК КПСС из Владимировской тюрьмы он пишет по этому поводу: «О Смушкевиче, Рычагове и ВВС: если бы я и сказал что-либо отцу, то он не стал бы слушать, т. к. в то время я только начал службу в ВВС, знал мало и заслуживать внимания мое мнение о главкоме ВВС и его замах не могло».
В самом деле, 20-летний лейтенантик, радостно откручивающий «мертвые петли» на своем ястребке, что он мог сказать Сталину в то напряженное время — канун тяжелого испытания, которое надвигалось на нашу страну?..
Вот письмо летчика Сталина, освоившего едва ли не все типы отечественных истребителей, летавшего и на штурмовиках, и на бомбардировщиках, в том числе и на трофейных, и на боевых машинах наших союзников, кое в чем могло надоумить, да не только его отца.
