Она рассказала о жизни на Крите, где они ежегодно проводили летние месяцы. Когда Джон работал куратором, они жили в Кноссе на вилле Ариадны в непосредственной близости от Дворца Миноса.
В самом слове «Крит» заключено какое-то волшебное очарование. По крайней мере, так казалось мне после того, как я узнала миф о Тесее и Ариадне, истории о том, как клубок красных ниток помог Тесею, убившему Минотавра, выбраться из лабиринта. Позже мне приходилось видеть критскую живопись. Цветы и летающие рыбы на стенах дворца, морские чудовища Я водяные растения на изящной глиняной посуде, фрески, на которых изображены атлеты и акробаты, совершающие прыжки и сальто над разъяренными быками, — это изумительное, необыкновенно реалистическое искусство восхищало меня.
До этого утра я никогда не задумывалась над тем, какую роль сыграли отдельные образцы критской живописи в истории мирового искусства, и, конечно, не имела ни малейшего представления о той связи, которая существовала между прекрасным критским искусством и «новым» искусством Египта, достигшим наивысшего расцвета при Эхнатоне и именно здесь, в его городе.
Мы с трудом пробирались по песку, и Гильда рассказывала. Незадолго до восшествия на престол Эхнатона, по всей вероятности в период царствования его отца, материковая Греция сокрушила былое могущество Крита. Его мощный флот был уничтожен, Кносс и другие города острова сожжены. Возможно, что в мифе о Тесее, вступившем в единоборство с Минотавром в его логовище, в какой-то степени отражены события, происходившие в действительности.
Критские художники, почувствовав приближение бури, бежали, вероятно, на юг и нашли приют в Египте, где в то время правил отец Эхнатона. В изгнании они продолжали создавать свои чудесные картины, и египетским художникам, может быть, довелось видеть, как работали эти мастера. Как бы то ни было, именное в этот период в египетском искусстве появляются черты нового. Художники в значительной степени преодолевают формализм и абстрактность в манере изображения жизни. Обычные повседневные предметы приобретают в их глазах самостоятельное значение, а не играют роль деталей какой-нибудь картины, прославляющей подвиги фараона. В Фивах, во дворце, построенном отцом Эхнатона, сохранились фрагменты фресок, уже носящих черты этого нового стиля. На объемно и искусно воспроизведены утки с ярким оперением, плывущие среди кустов лотоса.
Мы находились уже примерно на полпути от места раскопок. Справа от нас пальмы несколько отступали к реке и в образовавшейся песчаной бухте беспорядочно громоздились низкие стены. Я видела немало развалин, и мне было нетрудно определить, что это нагромождение скорее походило на руины одного огромного здания, чем на развалины нескольких домов.
— На полу в южной части дворца есть чудесные образцы живописи нового стиля, — сказала Гильда. — Вы ведь видели репродукции Петри?
Я ответила утвердительно и добавила:
— Где-то здесь должен находиться Северный дворец с его изумительными стенными росписями. Я видела прелестные цветные репродукции. Где же он был расположен?
Гильда остановилась и рассмеялась.
— Здесь, — сказала она, указав на разрушенные стены.
— Это и есть Северный дворец?!
Я вспомнила восхитительные репродукции Северного дворца в одном журнале: стены сплошь расписаны нежно-зелеными болотными цветами и травами, странные хохлатые птицы, голуби и алкиды сидят или порхают в листве.
И все это найдено здесь, на выжженных солнцем пыльных руинах. Я попыталась на миг представить себе, как выглядел когда-то этот дворец. Изящный, красивый, ослепительно белый на фоне синего неба.
Он возвышался над деревьями, а в его чудесных комнатах мягко светились живые фрески.
Вскоре мы пришли к месту раскопок, которое напоминало разворошенный муравейник. До нас доносились выкрики, а иногда и обрывки странных, непривычных для моего слуха песен. Работа, по-видимому, велась в двух местах. Высохшее вади пересекало Северное предместье и под прямым углом уходило к реке. Джон сказал, что в древности здесь, возможно, проходил канал, по которому припасы подвозились к самому сердцу предместья. Судя по шуму и пыли, основные раскопки проводились по ту сторону вади. Однако небольшая группа рабочих, которой руководил куфти, энергично работала в юго-западном углу предместья. Здесь же был и Джон. Мы подошли к нему.
Оказалось, что раскопки ведутся в квадрате Т.34. Песок все еще заполнял комнаты почти на три фута. Чем ближе к полу, тем сложнее становится работать. Там обычно и обнаруживается масса предметов нередко очень хрупких: ступени для омовения, плиты кирпичные скамейки. На этой стадии копать нужно не торопясь и очень осторожно.
Землекоп брал у одного из смуглых эльфов веревочную корзину и ставил ее между коленями. Затем, ловко взмахивая мотыгой, наполнял ее песком. Мальчишка подхватывал корзину и присоединялся к нескончаемой веренице ребят, двигавшихся к свалке. Этот участок надо выбирать очень продуманно: он не должен быть слишком удален от места работ и под ним не должно быть погребено какое-либо здание. Ребята направлялись к дальнему концу свалки, сбрасывали свою ношу — и с хохотом и пением, размахивая корзинами, поспешно возвращались за новой порцией.
Тонны песка переносились с удивительной быстротой. Песок в комнатах заметно убывал, но ребята не проявляли ни малейших признаков усталости. Это движение — от дома вверх по насыпи и снова назад — напоминало какой-то очаровательно непринужденный сельский танец. Красные, голубые, оранжевые, зеленые и белые бумажные платья мелькают вдоль серо-бурой насыпи, пыль поднимается столбом, и вот ребята уже возвращаются и, украдкой поглядывая на нас блестящими глазами, в сотый раз опускают пустую корзину к ногам отцов.
— Прекрасный дом, — удовлетворенно сказал Джон. — Взгляните! — Он взял какой-то предмет, лежавший на низкой стене среди картонных коробок и блокнотов. Ничем не примечательная база колонны, подобная тем, какие были у нас в доме, только гораздо меньше. Можно ли судить о характере постройки по такой незначительной детали?
— Она куда меньше тех, которые мне приходилось видеть, — отважилась заметить я.
— Вот в том-то и дело, — сказал Джон. — А где мы обычно находим их?
— На полу, конечно, — ответила я, чувствуя, что проверяется моя сообразительность.
— Верно, — подтвердил он. — Но мы же еще не приблизились к полу, ее нашли сегодня утром, примерно в трех футах над уровнем земли, едва сняв верхний слой. Как вы это объясните?
Джон и Гильда испытующе смотрели на меня. Я напряженно думала. База маленькой колонны, очевидно, не имеет ничего общего с полом, иначе ее не могли бы найти там, где нашли.
— Вероятно, она была на верхнем этаже и упала, когда дом рухнул.
— Да, — одновременно отозвались они. — И конечно, — продолжал Джон, — колонны верхнего этажа были значительно тоньше, а их базы — легче. Это делалось для того, чтобы уменьшить давление на потолок нижней комнаты. Ставлю вам пять с плюсом. Идемте, пора подумать о ленче.
Я чувствовала себя подобно Алисе на Безумном чаепитии[21]. Сначала меня проэкзаменовали, потом пригласили на ленч в самом неподходящем для еды месте — среди кирпичной пыли. В этот момент появился старый Умбарак со свистком в руке. Он взобрался на самую высокую точку насыпи и, убедившись, что все его видят, медленно извлек из складок одежды колоссальные серебряные часы. Этот предмет оказывает на рабочих магическое действие. Некоторое время Умбарак гордо смотрел на них, кажется, держа их циферблатом вниз, а затем, бросив быстрый проницательный взгляд на солнце, дал свисток.
Стук мотыг и споры прекратились. Ребята с визгом посыпались вниз. Облако пыли осело. Мужчины, потягиваясь, стряхнули прилипшие песчинки и неторопливо побрели в тень, взяв маленькие узелки с хлебом, луком, финиками и бутылками воды. Томми, Ральф и Хилэри, вспотевшие и разгоряченные, подошли к нам. Со стороны дома приближалась небольшая процессия, две девушки, нанятые для услуг, несли на голове большие деревянные ящики. Девушек сопровождал юный Абу Бакр, который шел налегке.