Ванзевул берёт в правую руку нож. «Как же невыносимо липнет рукоять ножа к руке… Не могу больше! Надо, она смотрит!». Пять простых линий и всё, всё как в книге. он чертит на ещё тёплом сердце пятиконечную фигуру в виде звезды, а после, в центр фигуры втыкает нож, по самую рукоять.
– Теперь примите каждый по капле требной крови на лоб, с моего ножа в знак тёмного помазания. С моим помазанием завершится ритуал и проявится мощь тёмного господина!
С кончика ножа кровь медленно скатывается на лоб, сначала забитого в угол Черпа, а затем и Алисы, внимательно, но без излишнего энтузиазма наблюдающей за действием.
«Теперь моя очередь… Я знаю, всё получится, по любому всё получится. Я же сделал всё как в книге, и не важно, что книга эта в мягком переплёте и издана прошлым годом! Я верю ей! она не врёт! она не врёт! она из Англии, черт её побери, она не может быть подделкой, Я её неделю со словарём переводил! Всё получится! Получись! Получись, пожалуйста! Господи, пожалуйста, пусть получится». Капля уже остывшей густой крови капает на лоб Ванзевула. От страха он зажмуривает глаза. Тишина. Гробовая тишина. Ни звука, даже муха не пролетит. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Уже восемь секунд тишины, интересно, сколько она ещё сможет продержаться.
– Кхм, кхм… И что? – с долей возмущения интересуется Алиса, вытирая собачью кровь со лба.
– Молчи женщина! Мой господин не сразу проявляет свою мощь!
– И когда он изволит её проявить?
– Ещё пару мгновений! Вот! – из-за стены, где находилась кухня, слышится спасительный стук. – Это знак темного лорда! он здесь!
– Ты дурак что ль? Это соседи по трубе стучат! У нас стены тонкие, а ты тут на весь подъезд стихи на латыни орёшь!
– Я… Я просто. Да ты ничего не понимаешь, женщина! Такими словами ты насылаешь на себя гнев повелителей ада!
– Слышь, ты дрыщ! Ты чего издеваешься?! Ты на кой хер сюда припёрся?! Я тебе сказала, что мне просто нужно чудо. Любое, хотя бы самое маленькое чудо, чтобы просто посмотреть. А ты мне тут всю ванну кровищей собачьей залил, да ещё и псину такую хорошую загубил! А Я, между прочим, её знала, подкармливала иногда. Урод…
Алиса открывает дверь ванной. Тут же в квартиру врывается запах плавленого парафина, собачьей шерсти и свежей крови. В обмен на такую щедрость, квартира делиться с ванной свежим воздухом.
– Так, Максим… В общем взял свой суповой набор из ванной и шуруй вальсом вдоль забора, пока ладаном не осыпала. А если Я тебя в ближайшие две недели увижу, то вот тебе крест, всё мамке твоей расскажу, какой ты хренью маешься. Сектант несчастный!
– Не смей мамку вплетать!
– А Я вплету, ещё как вплету! Я-то, до сих пор помню, как тёть Зина тебя ремнём по всему двору гоняла только за то, что ты слово неприличное в лифте написал.
Алиса включает свет в ванной комнате и уходит на кухню, оставив Ванзевула наедине с братом, убитой собакой и собственными мыслями, что на этот момент есть наихудшее для него наказание.
Когда Ванзевул ушёл, прихватив с собой в чёрном целлофановом пакете останки своего греха, Алиса подняла с пола Черпа, что продолжал сидеть в углу под раковиной, и помогла ему дойти до кухни.
– Вань, ты как? В порядке?
– Извини меня…
– Ха, вот же перец. В глаз получил, да ещё и извиняется.
Алиса налила себе и сидящему за столом Черпу кофе, и поставила на стол тарелку с овсяными печеньями.
– Спасибо… Макс не плохой, сама знаешь. Просто в последнее время крыша у него едет, да и злой какой-то стал, – Черп, он же по рождению Иван Вишневский, потирает подбитый глаз. – За ванну, за собаку извини. Я это, Я там уберу всё, в ванной, не переживай.
– Что ж ты будешь в одиночку Максов косяк разгребать, вместе помоем.
– Спасибо.
– Ладно. Ты давай кофе допивай, и Я тебе кое-что интересное покажу.
Допив кофе, молодые люди перешли в комнату. По планировке квартира Алисы вполне стандартная двушка: крошечный коридор, типичная советская кухня, ванная, туалет и две небольшие комнаты, соединенные её отцом в одну большую. Не густо, но и не пусто, как говорится, есть, где развернуться стройному телу.
– Ну что Вань, готов? – Алиса подходит к большой занавеске, которая отгораживала от гостя крайнюю стенку комнаты.
– Готов, а что там?
– Сейчас увидишь. Раз, два, три! – Резким движением Алиса отдёргивает ткань. Ржавые кольца, на которых висит занавеска, неприятно звякают о металлический шест. Свет из окон падает на начищенное до блеска стекло и с большим трудом, сквозь толщу воды достигает дна невероятно большого аквариума, который занимает площадь всей дальней стены комнаты.
– Афигеть! Как в доме природы, или как его там… В этом, в океанариуме прям. Это откуда у тебя?
– Вчера только установили. Я на него все деньги спустила, которые мне отец на полгода выслал, теперь пока что даже рыбок купить не на что. Но ты посмотри, какая красота. – она нащупала за аквариумом шнур и воткнула вилку в розетку. На дне аквариума зажглись три больших ярких лампочки. Искусственный свет, расталкивая тьму к стеклянным стенкам, вырывался к потолку и выносил с собой отражение ряби и волн.
– Красиво…
– А представляешь, как будет красиво если будет с рыбками?
– А зачем занавеска?
– Ну… – Алиса выключила свет в аквариуме и задёрнула ткань. – Это моё маленькое чудо, не хочу, чтобы на него пялились все кому попало.
***
24 октября 1994 года. Сегодня вышел юбилейный сотый выпуск программы «Поле чудес», на центральном канале ОРТ, но Алиса этого не знает, так как антенну от телевизора, она разломала и выкинула. Почему? она того сама не знает, как то так вышло. А завтра министерство обороны издаст закон о реализации государственных мер по социальной защите личного состава вооружённых сил Российской Федерации, подвергшегося воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобольской АЭС. Об этом Алиса тоже, не узнает. Зато она знает: что в тувинских горловых песнопениях женщины обычно поют высокими голосами с четвёртый по тринадцатый обертон; если очень сильно зажмуриться и не открывать глаза больше двух минут, всматриваясь в себя, то можно увидеть картину невероятных красок, в которой будут радужные холмы и тёплое солнце. А ещё Алиса знает, чем отличается внешний вид женьшеня от горицвета, в чём радикальная разница между творчеством Кафки и Генри Джейса, и все узкие, извилистые, старые улочки своего города, по которым обычно не ходят люди, предпочитая новые, просторные проспекты.
При всей своей абсолютной жизнерадостности, Алиса является агрессивным человеком. Люди называют это болезнью, она считает это возможностью. «Зачем терпеть то, что можно изменить небольшим порывом», считает она, «Не важно, что можно посчитать злодеем, поток ветра, сорвавший старый лист, но сколько в этом пользы». Больше всего, у Алисы вызывают агрессию времена, когда ничего вокруг не происходит и, как правило, обычно в этом виновата она сама. В такое время она любит читать, смотреть, слушать то, что люди считают странным, аморальным, неэтичным, или даже безумным. «Если человек чего-то не понимает, значит, он просто не дорос, чтобы это понять, но если, конечно, ему есть дело до этого», обычно говорит Алиса тем, кто крутит у виска, узнав, что Сальвадор Дали завещал похоронить Его под полом, чтобы по его могиле могли ходить люди.
Солнце наполняет теплом каждый узел аккуратной вязки зелёного свитера Алисы. Она купила его в прошлом году, когда ездила с друзьями в Казань, у одной очень старой бабушки татарки. Бабушка стояла на мосту возле небольшого базара и продавала, только один вот этот самый свитер, монотонного, ярко зелёного цвета, очень тёплый. С высоким воротом и длинными подкатанными рукавами, он не кололся и не заставлял тело задыхаться от жары.
«Вниз по улице, а тут повернуть в арку. По дворам, или по прямой? По дворам, там астры до сих пор цвести должны. Нет, уже не цветут, а жаль. Какая большая лужа, а дождя ведь не было. Усатый мужчина в джинсовом комбинезоне поливает цветы в клумбах из шланга. Убийца! Птичка. Какая красивая… но летит в другую сторону, а жаль». Бесконечный поток несвязных мыслей составляет цепь мировоззрения Алисы на данный момент. Она проходит мимо старой спортивной школы. Пройдя балетный класс, она заглядывает в окно зала карате. Понаблюдав за маленьким мальчиком, в не по размеру широким кимоно, Алиса, повторяя за Ним приём, ударяет ладонь по доске подоконника. Больно. На этом подглядывания заканчиваются.
