Подходим к Ханькоу, а там новая неприятность: на аэродроме рвутся бомбы. Посмотрели вверх — «висит» колонна вражеских бомбардировщиков. А еще выше идет воздушный бой. На наших глазах японцы подожгли самолет, круживший над аэродромом и пытавшийся произвести посадку.

Поднялись мы на 5,5 тыс. м, отошли в сторону и стали ждать, когда закончится схватка. Мы были совершенно беззащитны. Оружие с борта сняли и тоже отправили в ремонтные мастерские.

Но вот закончился бой. Японцы ушли на восток, наши приземлились. Выяснилось, что во время вражеского налета погиб экипаж Долгова.

Нашу машину быстро заправили и поставили в стороне, что бы в случае неожиданного воздушного нападения не мешать взлету истребителей. II мы стали ждать, когда грозовые тучи рассеются. Никаких метеорологических постов тогда не было, все определялось па глазок. Видим: сектор неба, куда нам пред стояло лететь, постепенно стал светлеть.

— Ну как, полетим? — спрашивает Пушкин.

— А чего ждать?

Все просто. Никаких тебе метеобюллетеней и карт-кольцовок, никаких разрешений. Свой глаз-ватерпас — и погода определена… Однако, хотя нам и казалось, что грозу пронесло, какие-то внутренние, бурные процессы в атмосфере, видимо, еще не прекратились. Где-то в середине маршрута самолет начало кидать то вверх, то вниз. Казалось, наш старый СБ вот-вот рассыплется и мы вывалимся на островерхие пики горного хребта.

Но машина, как ее ни корежило, все же выдержала натиск стихии, только перед заходом на посадку почему-то не выпустила шасси. Сделали мы над аэродромом Сиань (пров. Шэньси) один круг, другой — не выходят колеса. Пришлось прибегнуть к аварийному способу.

Чтобы не испытывать судьбу еще раз, мы потом не стали убирать шасси. Правда, скорость заметно снизилась, да и расход бензина увеличился, но, по нашим расчетам, до места назначения все-таки должно хватить.

В Ланьчжоу нас встретили свои люди. DTT аэродром был обеспечен всем необходимым, и здесь мы чувствовали себя как дома. От воздушных налетов его охраняло подразделение летчиков во главе с Ф. Ф. Жеребченко.

Летчики и техники базы окружили нас плотным кольцом и ходили за нами по пятам до самого вечера. Их интересовало буквально все: и что за самолеты у японцев, и какая тактика у них в бою, хорошо ли дерутся наши ребята, как относится к советским людям местное население? Объяснить это любопытство нетрудно: японо-китайская война находилась в фокусе мировой политики и судьбы Китая волновали каждого. A v летчиков к тому же проявлялся и чисто профессиональный интерес.

Мы рассказали обо всем, что знали, видели и лично пережили. Хозяева, в свою, очередь, посвятили нас в такие вопросы, о которых мы и понятия не имели. Здесь мы в полной мере осознали, как велика помощь Советского Союза Китаю. Па окраинах аэродрома громоздились бесчисленные ящики с боеприпаса ми, вооружением, различные механизмы.

Вечером начальник базы В. М. Акимов, с которым я довольно близко познакомился, когда летел в Китай, пригласил нас к себе на ужин. Засиделись допоздна. Переговорив обо всем, я на конец спросил Акимова:

— А как улететь отсюда домой?

— Надо ждать оказию.

Под оказией он подразумевал самолет с очередной партией груза. Это меня расстроило. Ожидание могло затянуться на неделю.

На следующий день на аэродроме я обратил внимание на притулившийся в сторонке самолет АНТ-9. Спрашиваю у Акимова:

— Чей?

— Казахского управления Гражданского воздушного флота. Копаются уже дней семь. Старая телега, а не самолет, — небрежно обронил Акимов.

— А когда они собираются вылететь?

— Кажется, завтра.

Я воспрянул духом. Может быть, и меня прихватят? Хоть самолет на ладан дышит, авось дотянем как-нибудь.

Подходим к экипажу, здороваемся. Из кабины на землю спускается летчик. Смешливые глаза.

— Коршунов, — рекомендуется он и крепко жмет руку. Рядом с самолетом, па промасленном чехле, гармошка, бала лайка и мандолина.

— На такой базе, как ваша, можно организовать целый музыкальный оркестр, — в шутку говорю Коршунову.

— Он уже есть. Все члены экипажа — музыканты. Веселимся от души. Не ждать же артистов Большого театра, — смеется Коршунов.

Своим весельем он покорил нас. И хотя перед нами стоял не самолет, а старая скорлупка, мы, не раздумывая, попросили:

— Не подбросите ли до Алма-Аты?

— Сколько вас? — справился Коршунов.

— Трое. Я, Пушкин и Маглич.

— За милую душу, — живо согласился пилот. — Самолет просторный, места всем хватит. Да и нам веселее.

После выполнения всех формальностей мы с Акимовым отошли в сторону, и он, косясь на старый AНT-9, с сомнением по качал головой:

— Я бы на вашем месте все же обождал.

— Ничего не случится, — воодушевленный оптимизмом Коршунова, ответил я. — Долетим.

— Ну-ну, смотрите.

Вылетели через день. Во время разбега АНТ-9 так скрипел, так стонал, что казалось, развалится до подъема в воздух. Грешным делом, я вспомнил Акимова и подумал: надо бы послушаться его, подождать. Но было уже поздно. Самолет, еще раз жалоб но скрипнув, успокоился, и под нами поплыли горы. Потом от крылась панорама унылого и скучного пустынного Синьцзяна. Под монотонный шум моторов я задремал, но вдруг почувствовал рывок, затем другой. Смотрю и глазам не верю: один мотор заглох и винт под напором воздуха еле-еле вращается. Минуты через три пли четыре сдал и второй двигатель.

Стало необыкновенно тихо. Мы с Пушкиным тревожно переглянулись. Справа и слева, разделенные песчаной долиной, тянулись горы. Самолет начал сразу терять высоту. Где сядем? Справа показалась малонаезженная дорога. Лучшего места в аварийной ситуации трудно и придумать.

Коршунов сразу же довернул машину и пошел на посадку. Пробежав по песку с десяток метров, самолет замер как вкопанный. Коршунов вылез из своей кабины и, блеснув задорно белыми зубами, как ни в чем не бывало заметил:

— Сидим, товарищи начальники.

За бортом мы чуть не задохнулись от жары. Казалось, будто гигантский горн нагнетает раскаленный воздух, сжигающий все живое. Оглядываемся. Ни кустика, ни деревца, ни живой былинки. Один песок да серые, пышущие жаром камни.

Коршунов вынул из планшета желто-коричневую, под цвет местности, карту.

— Вот где мы, товарищи начальники, находимся, — ткнул он пальцем в песчаную долину. — Воды, как видите, нет.

Мы перешли на другую сторону самолета, надеясь укрыться там в тени. Но увы! Солнце светило в зените, и тень лежала под самым брюхом АНТ-9.

— Ну-ка, котик, — обратился Коршунов к своему механику. У него была фамилия Котов. — Будь добр, поднимись в кабину а принеси градусник.

Котов принес термометр. Коршунов положил его в тень, и все увидели, как по тоненькому каналу стеклянной трубки ртуть быстро поднимается вверх.

— Ото! — комментировал Коршунов. — 30, 35, 40, 45… На цифре «50» ртуть остановилась.

— А теперь, товарищи начальники, облачайтесь в меховую амуницию. Будем думать и совет держать.

Даже в трудных условиях Коршунов не терял присутствия духа и шутил. По-настоящему ему следовало отругать Котова на плохую подготовку самолета, но он только с укоризной посмотрел на него.

По совету Коршунова мы надели комбинезоны и, к удивлению, почувствовали, что дышать в них намного легче. Прямые солнечные лучи не обжигали тела, шлем надежно защищал голову.

— Для начала доложу вам, товарищи робинзоны, — не удержался Коршунов от шутливой реплики, — что у нас есть полтора ящика шоколада и два термоса воды. Выпьем эту — сольем из радиаторов. Словом, живем — не тужим.

— Трасса проходит здесь? — осведомился Пушкин.

— Здесь, здесь, — подтвердил Коршунов. — Самолеты летают почти ежедневно. Если мы разложим костры — нас непременно увидят и помогут.

В первый день стороной прошел Р-5, но нас не заметил. Днем мы изнывали от жары. Но вот солнце скрылось и наступила прохлада. Ночевали в самолете. В горах всю ночь противно выли шакалы, но к машине приближаться боялись.