…Был жаркий воздушный бой. Григорий Пантелеевич Кравченко, ставший впоследствии дважды Героем Советского Союза, генерал-лейтенантом авиации, сбил три самолета. Он настолько увлекся преследованием противника, что не заметил, как оторвался от группы. На него напали четыре японских истребителя и подожгли.

Кравченко выбросился с парашютом, но его отнесло ветром да озеро. Григорий предусмотрительно отстегнул лямки и в лет ном обмундировании плюхнулся в мутную воду. К нему подплыл на лодке китайский старик рыбак и, приняв поначалу за японца, оттолкнул веслом. Но потом внимательно всмотрелся в лицо и спросил:

— Рус?

— Русский, русский, — ответил Кравченко.

Старик тотчас же подплыл к нему, помог влезть в лодку и отвез на берег. Там рыбаки накормили Кравченко, а когда вы сохла одежда, посадили его в паланкин и понесли в свою деревню. Им пришлось идти около 20 км.

Я разыскал Григория в рыбацкой хижине. Он сидел на циновке и, прихлебывая из маленького сосуда подогретую китайскую водку, что-то объяснял жестами собравшимся вокруг людям. Крепкий, широкоплечий, с могучей шеей и шапкой каштановых кудрей, он выглядел богатырем среди китайцев, хотя ростом был невелик.

Когда мы собрались уходить, провожать Григория вышли все жители поселка. Низко кланяясь, они наперебой жали ему руку, приговаривая: i

— Шанго, шибко шанго[38].

Благосклонное отношение местного населения к Григорию Кравченко во многом объяснялось тем, что у него оказался с собой документ. Это был квадратный кусок шелковой материи, на котором синей краской было начертано несколько иероглифов и четырехугольная красная печать. В безымянном «паспорте» китайским властям и всем гражданам предписывалось оказывать предъявителю этого документа всяческое содействие.

Почти такой же случай вскоре произошел с Валентином Дадоновым, который ночью выбросился с парашютом в районе Наньчана. Жители привели его в деревню, накормили, напоили и помогли пробраться к своим.

Жилось китайцам во время войны очень трудно. Семьи были большие, а продовольствия не хватало. Многие голодали. Выйдешь, бывало, на улицу города, и тебя сразу же окружит толпа голодных, оборванных ребятишек. Протягивают грязные ручонки и просят есть. Любопытная деталь: шоколад, которого у нас было много, детям почему-то не нравился.

Особенно много возился с детишками Благовещенский. Затащит их в столовую, накормит, потом каждому даст по мандарину. И они ходили за ним толпами.

Большинство малышей бегало в распашонках. Китайские женщины, вечно занятые работой, не имели времени ухаживать за ними.

Видели мы, как живут люди на плотах и в джонках. Печальное зрелище представляют эти поселения бедняков. Из-под рваных навесов струится легкий дымок. Женщины что-то варят. Мужчины ловят рыбу или занимаются каким-нибудь ремеслом. На каждой джонке, на каждом плоту куча ребятишек. Маленьких, чтобы они не упали в воду, привязывают за ногу веревка ми, а тем, кто побольше, прикрепляют за спину толстую сухую палку — своеобразный спасательный пояс.

В Китае нам много рассказывали о Чан Кайши, давая при этом ему весьма нелестную характеристику. Говорили, что это авантюрист, продажный, неискренний человек.

Нам удалось впервые увидеть его на аэродроме в Ханькоу. Случилось эго после того, как два воздушных корабля соверши ли полет в Японию и сбросили там листовки. Прибыл он на от крытой машине, чтобы лично поздравить китайских и советских летчиков. Худой, сутулый, с узкой впалой грудью Чан Кайши милостиво помахивал рукой китайцам, выстроившимся вдоль дороги, обнажив в улыбке большие желтые зубы.

Сразу же по прибытии в Китай нас любезно приняла жена Чан Кайши — Сун Мэйлин. Она справилась о здоровье, спросила, приятен ли был наш путь в Китай. Ее не интересовало, что мы намерены делать, как думаем вести борьбу с японской авиацией. Зато дотошно расспрашивала о достоинствах и недостатках китайских генералов, с которыми нам доводилось встречаться: кому из них можно доверять, кому нельзя. Чувствовалось, что в верхушке командования китайской армии плелись какие-то интриги, и это больше всего занимало жену Чан Кайши.

Курс на Гуанчжоу

Китайское командование получило сведения, что японцы собираются высадить десант на южном побережье, в района Гуанчжоу.

— Большой десант, — подтвердил во время беседы с нами полковник Чжан. Он был немало расстроен, потому что хорошо понимал далеко идущие последствия вражеской операции. — Мне поручили выяснить, можете ли вы оказать нам содействие?

— Разумеется. Поможем вам всем, чем располагаем, — радушно откликнулся Рычагов. — Для этого мы здесь и находимся.

Тут же развернули карту Китая. Алексей Сергеевич прикинул расстояние до Гуанчжоу. Было ясно, что без посадки не до лететь.

— А есть ли по маршруту промежуточные аэродромы? — справились мы у полковника.

— Только один. Вот здесь, — показал он на карте. По рассказам Чжана, это был маленький, заболоченный с од ной стороны пятачок.

— Его кто-нибудь обслуживает?

— Что вы? — безнадежно махнул рукой Чжан. — Никого там нет.

Не теряя времени, мы составили необходимые расчеты, справились о погоде по маршруту, попросили полковника, чтобы он позаботился о доставке на аэродром бензина.

— Это будет сделано, — заверил Чжан.

Полковник оказался на редкость пунктуальным. Судьба Гуанчжоу, видимо, не на шутку тревожила китайское командование. Ведь это крупнейший город страны. Стоит он на одном из рукавов дельты р. Жемчужная, и к нему могут подходить большие морские суда. Значение его трудно переоценить! Гуанчжоу — ключ к сердцу Китая.

Лететь решили мелкими группами. Этим обеспечивались скрытность передислокации, удобства в обслуживании машин. Кроме того, промежуточный аэродром не мог вместить большую группу самолетов.

Полковник Чжан и я вылетели на четырехместном американском самолете первыми. Надо было подготовить посадочную площадку, организовать встречу и заправку боевых машин, затем отправить их в Гуанчжоу.

Подлетая к аэродрому, мы увидели вереницу людей, растянувшуюся извилистой лентой километра на три.

— Подносчики бензина! — удовлетворенно произнес полковник.

Вслед за нами приземлились на И-16 Благовещенский и Кравченко.

Перед отлетом я спросил Григория Кравченко, все ли его летчики сумеют произвести посадку на столь ограниченной площадке? Они недавно прибыли во главе с Е. М. Николаенко из Подмосковья, и мы но успели как следует познакомиться с ними. Гриша, как всегда, сощурил глаза и ответил:

— Кто жить хочет — обязательно сядет!

Минут через 30 в раскаленном добела небе появилась первая группа истребителей. Все приземлились нормально. Не повезло только Андрееву. Его «ястребок» коснулся грунта колесами далеко от посадочного знака, на повышенной скорости врезался в болото на краю аэродрома, перевернулся и снова стал на шасси. Встревоженные происшедшим, подбегаем к самолету. Андреев сидит как ни в чем не бывало, только губу немного разбил о приборную доску.

— Ну парень, видать, ты в рубашке родился, — с облегчением произнес Благовещенский.

Вскоре прилетели и остальные группы. Посадку произвели без происшествий. После заправки истребители снова поднялись в небо и взяли курс на Гуанчжоу, соблюдая установленные интервалы. Предпоследним шел Благовещенский. Замыкающими летели мы с Чжаном на своей четырехместной «стрекозе».

Вечерело. Сначала земля виднелась в лиловой дымке, затем — в синей, а под конец, как это бывает на юге, сразу окуталась темнотой. Трудно различить что-либо внизу.

Вижу, мой полковник заерзал, бросается то к одному окошечку, то к другому. Волнуется.

— Что, мистер Чжан? — спрашиваю.

— Плохо, очень плохо, — настороженно показывает он пальцем в спину летчика. — Летать ночью не умеет, а садиться негде.

Признаться, и меня взяла оторопь. Я-то отлично понимаю, чем все это грозит: надежных средств связи и обеспечения по садки в ночных условиях у нас нет…