В октябре 1937 г. два экипажа самолетов ДБ-ЗА из воронежской авиабригады были вызваны в штаб, где получили задание вылететь на один из ведомственных аэродромов под Москвой для выполнения особого задания. В состав экипажей входили командиры кораблей летчики Е. Н. Ломакин (старший группы) и С. Я. Дорофеев, бортмеханики П. Д. Рубан и А. В. Талалихин, и два стрелка-радиста — А. А. Анисифоров и А. Г. Спиридонов. По прибытии в Москву к нам присоединились еще два экипажа самолетов ДБ-ЗА (я помню командира корабля летчика Кадука, штурмана Ковалева, стрелка-радиста Осипова).

В Москве наши экипажи были приняты командованием AОН (Армии особого назначения) и получили указание детально проверить материальную часть самолетов и оборудование, произвести в районе аэродрома несколько ознакомительных полетов для отработки слетанности в группе, проверить технику пилотирования экипажей и аэронавигационную подготовку штурманов. С самолетов было снято бомбардировочное оборудование, установлены дополнительные бензобаки для увеличения радиуса действия с таким расчетом, чтобы машины без дополнительной заправки могли преодолеть расстояние 3000–3500 км. Иными словами, ДБ-ЗА были переоборудованы в транспортно-десантные самолеты.

После проверки командованием нашей подготовки группе было поручено выполнение специального задания — перелет в Китай для оказания помощи китайскому пароду в борьбе с японскими милитаристами. Конкретные задачи мы должны были получить по прибытии в Алма-Ату. Старшим группы (четыре самолета ДБ-ЗА) был назначен Кадук (штурман Ковалев), его заместителем — Е. Н. Ломакин (штурман П. Т. Собин).

Во второй половине октября 1937 г. группа вылетела по маршруту Москва — Энгельс — Ташкент — Алма-Ата.

Погода нам благоприятствовала. На некоторых аэродромах имелись радиомаяки, но воспользоваться их сигналами мы не могли, так как не располагали необходимыми данными.

По прибытии в г. Энгельс экипажи вечером стали готовиться к перелету по следующему участку маршрута: утром предстояло направиться в Ташкент. Мы проложили маршрут, договорились о сигналах визуальной связи между экипажами, так как установленные на самолетах радиостанции еще не были освоены.

Рано утром следующего дня мы вылетели из Энгельса и взяли курс па Ташкент. Радиостанции, установленные на самолетах, не работали, и у нас не было радиоданных по маршруту полета как связных, так и радиомаяков, поэтому полет выполнялся но видимым наземным ориентирам. Не было внутри самолета и переговорного радиоустройства, переговоры между членами экипажа велись при помощи записок или световой сигнализации (если надо было довернуть самолет вправо или влево).

Полет на Ташкент проходил в солнечную погоду на высоте 2000–3000 м при видимости 50–100 км.

Когда самолет миновал Аральское море и Кзыл-Орду, я заметил, что мы отклоняемся от намеченного маршрута полета влево. Оказывается, командир ведущего самолета Кадук и два его штурмана уже в полете приняли решение следовать прямо на Алма-Ату: по их расчетам, дневного времени для такого броска было вполне достаточно. Однако они не учли, что в горах темнота наступает почти мгновенно. Уже в сумерках подлетели к Алма-Ате, ведущий экипаж, видимо опасаясь близости гор, развернулся и взял курс в направлении оз. Балхаш. Через некоторое время ведущий подал сигнал покачиванием самолета с крыла па крыло, чтобы ведомый занял его место. Командир нашего корабля Ломакин сразу же запросил координаты полета. Группа снова развернулась и пошла за нами. Тем временем на ступила почти полная темнота. В Алма-Ате и ее пригородах уже горели огни, в степи мелькали огоньки костров. При подходе к горам Алатау между Чиликом и Алма-Атой в сумерках хорошо видна с воздуха шоссейная дорога. Через несколько минут, следуя вдоль дороги, мы приблизились к Алма-Ате. По где посадить самолет? Где находится аэродром? Этого мы не знали, так как готовились приземляться в Ташкенте. (Как выяснилось позднее, в то время в Алма-Ате имелось два аэродрома, в том числе один грунтовой.)

По нашему курсу — никаких посадочных огней. Командир приказал дать сигнал ракетой. Я выпустил одну за другой две зеленые ракеты. Через какое-то время на одном из аэродромов взвилась ответная ракета того же цвета, затем вторая, и два самолета ДБ-3 один за другим почти в полной темноте без световых знаков благополучно совершили посадку (экипажи летчиков Ломакина и Ульянова).

Па следующий день сообщили, что самолет Кадука произвел посадку па другом аэродроме, а летчика Дорофеева — па небольшой площадке в 70 км к востоку от Алма-Аты. Экипаж его остался невредим, но у самолета оказалось сломано шасси.

Грунтовой аэродром, на котором приземлились экипажи Ломакина и Ульянова, небольшой по размеру, с восточной и западной сторон был ограничен глубокими оврагами. Па севере проходила железная дорога. В южной части аэродрома возвышались два ангара, между которыми мы благополучно и сели. Экипаж С. Я. Дорофеева оказался на вынужденной посадке примерно около недели, пока не отремонтировали шасси.

В конце октября 1937 г. все четыре самолета ДБ-ЗА и их экипажи собрались все вместе на одном аэродроме. Экипаж временно разместился в самолетных ящиках, прямо на летном поле. Зимой в гарнизоне было выделено несколько комнат для летного. состава нашей группы и помещения в казармах военного городка для техников самолетов и стрелков-радистов.

Как выяснилось, командование аэродрома, где мы произвели посадку, не подучило сведений о нашем прилете и не было подготовлено к приему самолетов, не было выложено ни дневного, ни ночного старта. Некоторые из персонала даже подумали, что «пожаловали» японцы. Но все обошлось сравнительно благополучно.

Наземная база на ст. Сары-Озек (Турксиб) обеспечивала автотрассу от Алма-Аты через пров. Сяньцзян до Ланьчжоу. Эта не благоустроенная грунтовая дорога общей протяженностью свыше 3 тыс. км пересекала горы и пустыню Каракум. Грузовые автомобили шли по ней в одну сторону около месяца и столько же обратно.

По этой авиатрассе выполняли эпизодические полеты отдельные самолеты как нашей страны, так и некоторых иностранных авиакомпаний.

Командиры авиагруппы Кадук и Ломакин после доклада начальнику базы в Сары-Озек полковнику Грязнову и комиссару Валуеву о прибытии получили конкретные указания по освоению авиатрассы Алма-Ата — Ланьчжоу.

Нам было известно, что паши люди работали только па аэродроме Урумчи, на остальной авиатрассе не было связных и при водных радиостанций, а также технического персонала, который мог бы обслуживать наши самолеты. Тогда нам никто не мог рас сказать о тех девяти аэродромах, расположенных по трассе, которые мы должны были осваивать. Мы пользовались лишь картами-сорокакилометровками. К тому же переводчиков среди нас не было, никто не владел китайским или каким-либо другим иностранным языком. В общем, небольшая авиагруппа из четырех самолетов ДБ-ЗА начала свою работу, что называется, вслепую.

В начале ноября 1937 г. командир авиагруппы Кадук получил задание па выполнение полета по маршруту Алма-Ата — Ланьчжоу, который, к сожалению, закончился трагически.

Кадук вылетел из Алма-Аты и благополучно прошел аэродром Кульджа. Затем он должен был выйти на перевал и следовать далее на Шихэ и Урумчи. Однако экипаж потерял ориентировку и попал в узкое ущелье, приняв его за перевал. Поняв свою ошибку, летчик стал разворачиваться, чтобы вырваться оттуда. Но в узеньком ущелье, закрытом сверху сплошной облачностью» ему не удалось развернуть самолет, и он врезался в гору.

Штурман Ковалев, находившийся в передней кабине, погиб сразу. Кадук сломал обе ноги и вскоре скончался от потери крови. Погибли и остальные члены экипажа. Остались в живых представитель Генштаба полковник Журавлев и бортмеханик Талалихин, которые во время удара находились в задней кабине самолета. Страдая от многочисленных paн и ушибов, они около месяца добирались с места катастрофы до Кульджи. В пищу по шли унты и меховые рукавицы. Позднее в горах были обнаружены погибшие товарищи и разбитый самолет, а в нем нашли не прикосновенный запас продуктов, рассчитанный примерно на восемь-десять дней.