— Молодой человек, разрешите сигарету.

Долго прикуривала, ощупывая добровольца томным взглядом голубых глаз.

— Чем вы заняты вечером?

Нам-то было известно, ради чего расточались ати «чары». Вежливо отвергали «невинные» предложения.

Центральные кварталы и прилегающая к ним набережная Янцзы служили убежищем во время японских бомбардировок. Здесь размещались полпредства многих государств, в том числе Советского Союза, и японцы не решались бомбить этот район. По тревоге сюда стекались десятки тысяч жителей.

Советское полпредство… Сколько радости оно доставляло нам уже в тот момент, когда мы видели развевающийся государственный флаг нашей Родины! Мы приходили сюда (правда, под строгим инкогнито), чтобы побыть с близкими сердцу людьми.

V

В высших сферах чанкайшистской администрации укоренилась потребность по любому поводу устраивать помпезные банкеты с обилием блюд из китайской кухни. Однажды П. Ф. Жигарев заявил в Авиационном комитете: «Мы приехали воевать, а не банкетничать». Но эта традиция не нарушалась. Вот и теперь в литишэ был дан банкет в честь советских добровольцев, разгромивших скопление войск и техники противника на пере правах. На банкете были китайские певцы и музыканты. Никогда не забуду, как скрипач «вытягивал» истерзанный до неузнаваемости «Красный сарафан». С артистами прибыло подозрительно много китайских девушек. Правда, красавицы были в большой обиде за наше сдержанное отношение к ним.

В заключение состоялся наш самодеятельный концерт. Принесли аккордеон, на котором играли… втроем: один держал его плашмя на коленях, другой растягивал, как меха в кузнице, а я играл обеими руками на правом грифе, как на рояле. Пели наши песни. Кто-то выбивал чечетку. Сидя за столом, мы без конца вспоминали о родных, друзьях, о нашей славной Отчизне.

В конце банкета ко мне подошел Григорий Илларионович Тхор. Я даже немного смутился. Подняв на меня слегка задумчивый взгляд, он предложил сесть в стороне.

— Знаю, что вы собрались домой.

— Да. Жду СИ-47.

— Я должен посоветоваться с вами. В Чэнду встал на нос ТБ-3 с китайским экипажем. Просили помочь. Любомудров предложил вас. Второе, и самое главное, — необходимо оказать по мощь военной школе в подготовке кадров для обслуживания самолетов СБ. Что вы скажете, если я предложу вам выполнить эту миссию?

— Григорий Илларионович, раз надо, значит надо. Готов выполнить задание, хотя какой из меня преподаватель? Языка не знаю.

— Не беда. Вы организуете классы, прочитаете лекции. Я обеспечу вас переводчиком. Имейте в виду: вы будете в Чэнду единственным советским человеком, вдали от Родины, от товарищей.

— Понимаю, Григорий Илларионович.

— Полетите послезавтра на Ю-52. Все необходимые распоряжения сделаны. В Чэнду вас встретят. Поддерживайте с нами связь. Желаю всего доброго.

В интонации, движениях, серьезном выражении его лица чувствовалась озабоченность. Ведь враг был на подступах к Ханькоу. И, конечно, усталость. Перегнать через Гоби такую армаду СБ — дело, которое требовало предельного напряжения сил, железной воли.

Продумав план работы, я решил поехать на авиационный склад на левом берегу Янцзы, чтобы запастись деталями от мотора и самолета, зная, что никаких наглядных пособий в школе Чэнду нет. А затем — на пассажирский аэродром, откуда отправлялся Ю-52 германо-китайской компании «Евразия». Как и следовало ожидать, меня встретил китайский представитель Авиационного комитета. Как-никак, я теперь советник! Когда стали грузить тяжеленные чемоданы, представитель «Евразии» заволновался, требуя открыть их. Но каково же было удивление, когда увидели в чемоданах замасленную груду металла!

Комфортабельный Ю-52 набрал высоту и, войдя в сплошную облачность, взял курс на Чэнду. На мягких креслах, откинувшись, сидели какие-то важные китайцы. Среди пассажиров был только один с европейским лицом — советник «мистер Терновский», на которого пристально поглядывали немецкие летчики. Они поочередно, сойдя с пилотских кресел, читали с упоением газеты, в которых, видимо, фанфарно расписывался австрийский «аншлюс» и сговор в Мюнхене. Самолет имел дальнюю связь с землей и автопилот. Вот бы нам!

Вскоре появилась Янцзы, когда самолет наконец пробил облака и начал снижение.

На главном аэродроме Чэнду, который был расположен вблизи буддийского храма, меня встретил начальник авиационной школы с переводчиком.

— Мистер Терновскнй? Пипь хао! (Здравствуйте!) После короткого знакомства погрузили металлолом в старинный «Паккард», доставивший нас в литишэ. Здесь под мои апар таменты отвели целый этаж и, конечно, приготовили обед со всевозможными горячительными напитками, от которых я наотрез отказался, чем немало озадачил высоких чипов.

В числе прочих особенно вкусным показалось блюдо, которое напоминало осетрину высшего сорта. Когда спросил переводчика, что это такое, он ответил:

— Вы ели змей. Это блюдо очень дорогое и подается в особых случаях.

— А нельзя ли повторить?

Оба засмеялись, так как «особый» деликатес не повторяется.

Переводчиком оказался молодой человек по имени Яп Тинфу — курсант школы Чэнду. Когда я спросил, где он научился так чисто говорить по-русски, ои сказал, что все свое детство провел с русскими детьми в Харбине на КВЖД, где совместно работали русские и китайские специалисты.

С этого времени мистер Ян стал моим помощником. В школу Чэнду его призвали из Политехнического института, поэтому он легко разбирался в технических вопросах, что как раз и требовалось в моем нелегком деле. Вскоре его произвели в офицеры, и мы приступили к работе. С начальником школы Чэнду договорились, что задачей номер один будет восстановление ТБ-3, а затем обучение курсантов.

Утром следующего дня к литишэ подъехал все тот же «Паккард» с мистером Япом для следования на аэродром. Уже издали был виден взметнувшийся хвост самолета высотой с колокольню Ивана Великого. Все ясно. Самолет промахнулся, выкатился за границу аэродрома и попал в болото. С помощью китайцев самолет поставили на колеса. Штурманская кабина была вадрана, как рыло носорога. Первым делом я проверил подмоторные рамы и систему управления. Они были исправными. Выправили штурманскую кабину, сменили винты. Короче говоря, через неделю ТБ-3 взял курс на Ланьчжоу.

Началась самая трудная для меня роль советника.

— Мистер Ян, вы хотите со мной работать не как перевод чик, а как мой помощник?

— Василий Дмитриевич, я всегда с вами.

— Тогда снимайте мундир и будем выпиливать учебные экспонаты из этой рухляди.

В короткое время были «препарированы» агрегаты и закреп лены на стендах с надписями на русском и китайском языкам, Учебные классы преобразились и приняли надлежащий вид.

В этой же школе работали советниками американские техники, читавшие лекции по устройству мотора «Райт Циклоп». Они были одеты в военную форму и всякий раз приветствовали меня двумя пальцами над пилоткой в знак солидарности.

— Ол райт! — так выразили они свое отношение к «иконостасу» из моторных агрегатов.

Курсанты были ориентированы на обслуживание самолетов СБ. Поэтому в первую очередь им предстояло изучить мотор М-100. Но где взять учебник, по которому можно было бы составить конспект лекций? Пришлось, напрягая память, вспоминать то, что когда-то изучалось в эскадрилье.

Но, когда перешли к вопросам технической эксплуатации материальной части, тут уж мне никаких конспектов не потребовалось. К общей радости в Чэнду прибыла группа советских добровольцев из Хэньяна: летчики А. Пальчиков («Силуяп»), И. Панченко, штурманы А. Лебедев, И. Раков, техники В. Камонин, И. Мазуха. После боевой работы они были направлены сюда в качестве инструкторов для обучения китайских экипажей эксплуатации самолетов СБ. Им досталось не меньше, чем мне, так как пособий не было. Учить приходилось на практике.

Жили мы дружной семьей, трудились с утра до вечера, дели ли досуг. В свободное время знакомились с городом и его кра сивыми окрестностями. Виктор Камонин покорял девушек своей «пшеничной» бородой, всякий раз принимая в своей адрес реплику: