Оставлен был и Екатеринодар 4 марта 1920 года. Командующий Кубанской армией генерал Улагай, по оставлении Новороссийска, эвакуировался в Крым. Три Кубанских корпуса отходили к Туапсе. Между Атаманом Букретовым и старшими генералами Кубани рознь ширилась. Вот почему он и назначил на все ответственные посты генералов не казаков. Все они были офицеры Генерального штаба. О них в «Трагедии Казачества», как аттестация, написано так: «Эти лица были в свое время, и могли быть в будущем, хорошими командирами частей и начальниками штабов в Русской Армии, но они не могли быть последовательными и вдохновенными выразителями казачьих чаяний и вождями Казачьих войск. Они не могли повести Казачью армию в наступление»284.
Кто же они, эти русские генералы, по прохождению своей военной и боевой службы?
1. Генерал Букретов. Офицер Генерального штаба. Пехотный офицер, кавказский гренадер. На войну 1914 года выступил в качестве начальника штаба 2-й Кубанской пластунской бригады, которой командовал кубанский казак Генерального штаба, генерал-майор И.Е. Гулыга. О Бук-ретове генерал Масловский285 в своей книге пишет: «Возвращавшийся из отпуска, из Тифлиса, начальник штаба 2-й Кубанской пластунской бригады полковник Букретов (в Сарыкамышской операции. — Ф. Е. ) образовал из разных тыловых частей отряд, ядром которого послужил батальон 18-го Туркестанского стрелкового полка — посланный генералом Юденичем на подводах из Караургана ночью с 11 на 12-е декабря 1914 г. Полковник Букретов с этим отрядом принял на себя задачу овладения и оборону Верхнего Сарыкамыша и Чемурды-дага, а затем составил левый фланг войск, оборонявших Сарыкамыш»286. За эту операцию он был награжден орденом Св. Георгия IV степени.
«В конце 1917 года прибыл на Кубань во главе 2-й Кубанской пластунской бригады. В начале 1918 г. был назначен Командующим войсками Кубанского Войска, но, не веря в успех борьбы против красных — отказался от должности и в 1-й Кубанский поход не выступил, как и не принял никакого участия и в дальнейшей борьбе против них»287.
2. Болховитинов — бывший генерал-квартирмейстер штаба Отдельной Кавказской армии с начала войны 1914 года. Признан очень способным генералом.
3. Полковник Дрейлинг — бывший инспектор классов Кубанского Алексеевскою военного училища в Екатеринодаре.
4. Генерал Морозов — преподаватель тактики этого училища.
5. Генерал Шифнер-Маркевич. Уроженец города Владикавказа. Сын артиллерийского генерала на Кавказе. В чине подполковника Генерального штаба, был назначен генералом Деникиным начальником штаба Партизанской бригады к полковнику Шкуро для прорыва из Ставрополя в Баталпашинский отдел летом 1918 года. С тех пор — непосредственный соратник генерала Шкуро во всех его боевых действиях на Кавказе, на Украине и по взятию Воронежа в 1919 году.
О действиях Кубанской казачьей дивизии генерала Шкуро по тылам красных в Донецком бассейне генерал Деникин пишет: «В этом и последующих сражениях надлежит отметить боевое сотрудничество с генералом Шкуро и оперативное руководство корпусом его доблестного начальника штаба генерала Шифнер-Маркевича»288.
Будучи командиром 2-го Хоперского полка при нашем общем отступлении «от Воронежа и до Кубани» в октябре—декабре 1919 года и находясь в подчинении своему начальнику дивизии генералу Шифнер-Маркевичу, должен засвидетельствовать не только его боевую деятельность, но и личные человеческие качества этого очень доброго, корректного и умного человека, которого казаки обожали.
В средних числах марта 1920 года, когда три Кубанских конных корпуса и 4-й Донской конный подходили к единственной дороге Белореченская—Туапсе, вся Черноморская губерния на север до Геленджика, а на восток до станицы Хадыженской была занята «красно-зелеными». Впереди этих корпусов преграждал дорогу Гойтхский перевал. Связи с отступающими корпусами и с Новороссийском совершенно не было за отсутствием телеграфных линий в этом районе. И Шифнер-Маркевич, по личной инициативе, своим головным отрядом казаков разметал противника, занял перевал, потом Туапсе, двинулся на Сочи и занял этот город. И все это сделано незаметно, но для дела. Таков был Шифнер-Маркевич, маленький, пухленький, всегда в серой простой черкеске и в «волчьей папахе» на голове.
Из этих строк видно, что все перечисленные генералы были все же связаны своей службой с Кубанским Войском. Букретов и Шифнер-Маркевич были приписаны в казаки.
И невольно возникает вопрос: чья же вина, что старшие кубанские генералы, под разными предлогами, покинули свою армию и выехали в Крым, а вся моральная ответственность за гибель Кубанской армии легла на этих генералов?
По событиям — перенесусь вперед. В Костроме, в губернской тюрьме, куда нас, около 80 кубанских штаб-офицеров, поместили летом 1920 года, на наш вопрос и недоумение, «как все это случилось на Черноморском побережье?», генерал Морозов спокойно рассказал, словно прочитал лекцию:
— Революция еще не окончена, и процесс ее долго будет продолжаться, потому всем русским патриотам надо быть в России. Быть, работать и вариться здесь, испытывая все то, что испытывает весь русский народ. Понять народ и строить постепенно новую Россию, которая освободится от большевиков внутренними своими силами, но не интервенцией. Вот почему они и решили капитулировать Кубанскую армию безболезненно и что вести дальше казаков и офицеров на бесплодный убой и не нужно, и даже преступно. Крым должен все равно пасть, — трактовал он нам.
Он «брал» всю Россию, какова она есть, не имея любви к той маленькой отчизне, которую имели мы, казаки. Он нас, конечно, не утешил.
Надо сказать и о казачьей массе. Многие станицы приписали «в почетные казаки» некоторых русских генералов, но чтобы станичный сбор вынес «спасибо» своему казаку-офицеру — этого не было289. В их понятиях — свои родные кубанские офицеры должны молча воевать, калечиться и умирать, а вот посторонним генералам, чуть он польстит станице, сейчас же дается диплом «почетного казака», звание, которого никогда у казаков не было.
Офицер-казак к своему уму обязательно приложит и биение сердца в казачьих делах, тогда как посторонний семьи казачьей — сначала разум.
Казачьи Атаманы Войск тех времен — Уральского генерал Толстов290 и Оренбургского генерал Дутов — в смертельные морозы, без запасов продовольствия, отходившие в знойные солончаковые пустыни в неимоверных человеческих условиях, устилая свой путь трупами умерших от холода и голода, сами в седле во главе казаков, — они прошли тысячеверстные пустыри, шли, и ушли от красных, и увели от них своих бойцов в чужие государства, в полудикие и малокультурные государства
Азии, в которых международное право считалось почти «пустым звуком». Это были настоящие Вожди-Атаманы.
А у нас!.. Рядом культурная Грузия. Доброе и гостеприимное население. Одна вера с ними. Все говорят по-русски. И вот — не договорились вовремя. И недопустимо было Ставке главнокомандующего быть в «холодной войне» с Грузией и не иметь с нею дипломатических отношений.
И была права Кубанская делегация в Париже, проектировавшая «Оборонительный союз» с горцами Кавказа на случай нашей неудачи291. Политические деятели смотрели глубже, чем мы, военные.
А отход каппелевской армии через всю Сибирь к озеру Байкал, вовремя которого заморозился и умер сам ее вождь генерал Каппель292.
А переход остатков его армии через Байкал в его 60-верстном поперечнике по льду с провалами, в вихре встречной снежной бури!
А у нас весь Черноморский флот — полный хозяин Черного и Азовского морей. Там же и военный флот союзников. Возможность была, чтобы перебросить Кубанскую армию в Крым.
И нет сомнения, что новый главнокомандующий, генерал Врангель отлично видел, что «Крыму не устоять», — так зачем же сюда перебрасывать еще несколько десятков тысяч казаков! И хватит ли плавучих средств в будущем на всех «для ухода в неизвестность»?
