Мы проходим эти Войсковые священные места, выходим на Почтовую улицу и сворачиваем налево. Проходим городской сад, проходим мимо памятных мне казарм учебной команды 1-го Екатеринодарского Кошевого Атамана Чепеги полка, спускаемся под железнодорожный мост и входим на Дубинку.
Городская мостовая окончилась. Начинается булыжник. Мы поднимаемся от моста по неровности. Стоит темнота, хоть глаза выколи. Наша колонна невольно растягивается. Некоторые, наткнувшись на что-то, падают на землю.
— Тише-е!.. Да тише ша-аг! — беспрерывно несутся голоса своих.
Но мы идем за своим конвоем и не можем укоротить шаг.
— A-а, белые бля-и!.. Не нравится! А наших, наверное, не так гоняли?! — злобно рычит какой-то конвоир. — Не отставать! — кричит он по колонне.
Впереди всех идут полковники С.С. Жуков, Кочергин и автор этих строк. Кочергин идет между нами. Мы изредка перебрасываемся словами, чтобы не слышал конвой. Но старики, Жуков и Кочергин, все же не сдерживаются и продолжают о чем-то говорить, как и тогда, в горах.
Конвоирам это, видимо, надоело слушать.
— А ты не есть ли сам Деникин, йо — твою мать? — вдруг злобно, жестоко спрашивает старший конвоир, обернувшись к полковнику Ко-чергину.
От этого оскорбления у меня похолодело внутри. «Вот, — думаю, — возьмет да и хватит по лицу хлыстом этого почтенного полковника с бородой в седине». Вижу, что испугался не я один. Кочергин молчит, а Жуков, высокий, стройный и также с бородой, тихо, вежливо говорит:
— Нет, товарищ, это даже и не генерал. И зачем Вы так оскорбляете невинного человека?
— А ты што... защитник его?!. А почему он сам молчит? Смотри, как бы я вам обоим бороды не выщипал, йо — вашу мать, белые бля-и, — зло, но уже ниже тоном ругается он.
Теперь мы идем молча. А говоривший начинает изощряться перед другим конвоиром, «что бы он сделал с генералом Деникиным, если бы он живьем попался ему в руки».
Я не буду передавать его слова, но он подчеркивал, что «этого бандита надо было бы вначале пытать, а потом — по кусочкам раздергивать». И в каких тонах это говорилось!.. И откуда появились на Руси Святой такие дикари, варвары?!
Мы трое шли за ними вслед молча. И даже боялись, как бы он свою месть против генерала Деникина не направил бы против нас, употребив свой хлыст. Да при желании он мог любого из нас пристрелить, а потом донести: «Хотел бежать, его я и пристрелил».
Я понял, что мы попали в лапы не одного зверя, а в лапы сонмища зверей.
Пройдя Дубинку, они свернули вправо. Дальше я этого района не знал, но по колонне пронеслись слова: «Куда они нас ведут... в тюрьму, что ли?»
Потом я узнал, что тюрьму мы прошли. И уже почти к полуночи мы подошли к каким-то пустынным сараям. Открылись ворота. И вся черная масса людей, ничего не видя перед собой, вошла во двор кирпичного завода Стахова.
Кое-как разместились и все мертвым сном повалились на сырых земляных полах пустых сараев. Здесь был весь 2-й Кубанский конный корпус, Екатеринодарская и Линейная бригады и другие мелкие части.
Кубанская армия, своим «авангардным корпусом», вошла в былую Войсковую столицу-
ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ Оглянемся назад — как это было?
«Обстоятельства сложились так, что в самый решающий и поворотный в истории Казачества момент, во главе Кубанского края и Армии стоял не казак генерал Букретов. Начальником штаба у него был не казак полковник Дрейлинг. Военным министром Кубани был не казак генерал Болховитинов. Командиром передовых войск, непосредственно соприкасающихся с большевицкой дивизией, был не казак генерал Морозов. Видную роль в Армии продолжал играть не казак генерал Шиф-нер-Маркевич»276.
Об этом же пишет и генерал Науменко, бывший в те месяцы командиром 2-го Кубанского конного корпуса277.
Как же это могло случиться?.. Оглянемся назад.
Кубанская Краевая Рада постановила: все строевые части Войска свести воедино и образовать свою Кубанскую армию. Кубанский Войсковой Атаман Филимонов, как исполнительная власть, 1 февраля 1919 года издал соответствующий приказ № 172 по Войску278.
По многим соображениям, главное политическим, Ставка главнокомандующего Вооруженными силами Юга России не разделяла этого взгляда, как не разделяли его, видимо, и многие генералы Кубанского Войска, о чем генерал Деникин пишет:
«Оптимизм Атамана (Филимонова) не разделяла вовсе сама Армия в лице ее командного состава и офицерства. В один из последующих острых периодов домогательства Рады генерал Науменко (тогда член Кубанского Правительства по военным делам. — Ф. Е.) послал запрос четырнадцати старшим Кубанским начальникам о возможности выделения особой Кубанской Армии и от тринадцати из них получил ответ резко отрицательный. Мотивы были разнообразны: организационные, стратегические, бедность Кубанских войск в командном составе и тех-
нике, наконец, главный — опасение, что Армия окажется орудием в руках самостийников и крайних федералистов».
При этом в примечании генерал Деникин перечисляет генералов, кто дал отрицательный отзыв о формировании Кубанской армии. Вот их список: «Врангель, Улагай, Покровский, Шкуро, Топорков, Крыжановский, Бабиев и др. За выделение высказался один генерал Гейман279», — заканчивает ОН280.
Из 14 запрошенных не названы фамилии остальных 6 генералов. Запрос был произведен летом 1919 года. К этому времени на фронте командовали Кубанскими корпусами, дивизиями и бригадами еще следующие генералы: Шатилов, Репников281, Говорущенко, Мамонов, Фостиков и Павличенко282. Видимо, эти генералы относились к числу «14-ти» запрошенных. Нужно полагать, что запрашивались генералы, которые командовали Кубанскими боевыми соединениями на фронте, но не те генералы, которые жили и служили в тылу или были без должностей.
Из этих четырнадцати генералы Врангель, Шатилов и Покровский не являлись кубанскими казаками, следовательно, они не могли сочувствовать постановлению Кубанской Рады.
Генерал Топорков был родом казак Забайкальского Войска, из сверхсрочных подхорунжих Русско-японской войны 1904—1905 годов.
Все генералы-кубанцы, за исключением генерала Геймана, в Гражданскую войну вступили в чинах войсковых старшин и полковников. Были произведены в генералы властью генерала Деникина и от него же получили свои высокие назначения командиров бригад, начальников дивизий и командиров корпусов. При таком положении они были более послушны воле главнокомандующего, чем своему Войсковому Атаману или решению (постановлению) Чрезвычайной Краевой Рады.
Генерал Павличенко — урядник конвоя Наместника на Кавказе, графа Воронцова-Дашкова в мирное время, в 1915 году стал прапорщиком, Великую войну окончил сотником, в Добровольческую армию вступил летом 1918 года и летом 1919-го, ровно через год, произведен был в генерал-майоры.
Все это я констатирую как факты, а отсюда легко вывести умонастроение перечисленных генералов.
Кубанская армия не была установлена. Рознь между Ставкой главнокомандующего, с одной стороны, и Краевой Радой, Кубанским правительством и Войсковым Атаманом — с другой, разрасталась. Фронт покачнулся. Оставлены города Орел, Воронеж, Курск, Киев. В первых числах ноября 1919 года, когда отступали все три армии — Добровольческая, Донская и Кавказская, — в Екатеринодаре произошло физическое насилие над Краевой Радой. Атаман Филимонов отказался от булавы. Вместо него был избран генерал Успенский2553. Через месяц он умер. Все три армии отошли на левый берег Дона, сдав и Ростов. Краевая рада, ущемленная ставкой главнокомандующего, на пост Войскового Атамана избрала Генерального штаба генерал-майора Букретова, родом не казака (о нем потом), стоявшего в оппозиции к Ставке. Несомненно, что этот выбор был сделан «в отмщение» своим кубанским генералам, не поддержавшим раду в образовании Кубанской армии.
И вот когда была сдана вся территория красным по параллели Киев— Царицын, а по вертикали Орел—Ростов, генерал Деникин разрешил образование Кубанской армии. И первым командующим Кубанской армией был назначен им же генерал-лейтенант Шкуро. Ровно через месяц он был смещен и командующим назначен генерал-лейтенант Улагай, также генералом Деникиным. Такова ирония непоследовательности.
