Поезд свернул к парадному. Мимо проплывали обшарпанные стены, вдоль которых кустилась дикая растительность. Ближе к парадному кустарник был вырублен, но и это не добавляло замку величавости. Тяжелая печать времени лежала на этом здании.

Экипаж остановился. Было слышно, как с верхних козел спрыгнул и побежал к крыльцу кто-то из слуг. Свод с нескрываемым интересом всматривался в новое для него, помнящее давние времена сооружение нехитрой литовской архитектуры. Якуб же продолжал сидеть так, словно они все еще ехали по бесконечному лесу.

Слуга отсутствовал достаточно долго. Настолько долго, что и Война-младший, не выдержав ожидания, всем телом подался вперед и, вздохнув, сказал:

– Ну, где его носит?

Тут же рядом с поездом послышались торопливые шаги. У окна появились двое: все тот же Зыгмусь и, как видно, кто-то из домашней прислуги Савицких. Якуб открыл дверь.

– Пан Война, – кланяясь, мягко сказал местный, – пан Альбрехт с утра отбыл в Подляшье на генеральный съезд, его нет. Но его сын, пан Матей, рад будет вас принять. Он и сам бы немедля вышел, но, не зная о вашем приезде, уже отправлялся ко сну. Сейчас он одевается и вскоре спустится к господам.

Якуб вышел из поезда. Тут же рядом с ним появился англичанин. Тело Свода неприятно ломило от утомительного путешествия, он начал было простецки потягиваться, однако, поймав жесткий взгляд Войны, моментально приосанился и, копируя его, принял выжидательную позу.

Каменное крыльцо, как и все здание, не блистало новизной, хотя и украшалось караулом из двух толстых колонн, одна из которых была сильно поцарапана. Наверняка этот след оставила чья-то коляска, управляемая неумелой или пьяной рукой. Готический навес, опирающийся на колонны, был здесь совершенно не к месту, как казалось Якубу, а Ричмонду… Ричмонду на все это было ровным счетом наплевать. Он хотел поесть, выпить и где-нибудь полежать без тряски.

Наконец, из проема распахнутой массивной двери появился высокий молодой человек лет тридцати пяти от роду, застегивающий на ходу модный парадный камзол.

Радушно разведя в стороны длинные худые руки, он благодушно пробасил:

– Прошу меня простить за задержку. Я просто не посмел бы явиться к высоким гостям в ночной рубашке.

Он полным почтения жестом прижал ладонь к груди и поклонился.

– Господа, я пан Матей Савицкий, сын пана Альбрехта, к вашим услугам.

Якуб и Свод поприветствовали молодого Савицкого:

– Позвольте, пан Матей, представиться и нам. Я – Якуб Война, а это господин Ричмонд Свод, он англичанин.

– Как это здорово, господа, что вы приехали! – довольно выдохнул Савицкий. – Вы не представляете, как я скучаю в этой глуши. Впрочем, что ж это я вас держу на пороге, вы устали, идемте скорее в дом!

Савицкий, широко улыбаясь, легким аллюром обежал вокруг гостей, ловко подхватил их под руки и повлек к двери.

– О, пан Война, – нараспев продолжал пан Матей, – мой отец очень почитает вашего родителя, а что же касается вашего дядюшки Бенедикта, то в нем он просто души не чает. Я так думаю, что по такому случаю мой папа не стал бы возражать, чтобы мы сегодня слегка потрясли его винный подвал.

– Что это он нам так мило поет? – поинтересовался у Войны Свод.

– Он обещает нам настоящую баню.

– Да будет вам, Якуб. Я же отчетливо слышал имя вашего дядюшки.

– Все верно, – Война незаметно подмигнул Савицкому, – мистер Савицкий и говорит о том, что мой дядя очень любит хорошо истопленную баню. Это традиция, Свод. Мы не имеем права отказываться!

– А я и не отказываюсь, – пожал плечами англичанин. – Традиция так традиция…

Он прошел в дом, а Война приостановил пана Савицкого и заговорщицки прошептал тому на ухо:

– Пан Матей, есть ли у вас возможность организовать нам баню, только баню… как следует? Мистер Свод очень любит все новое.

Савицкий вскинул брови:

– Думаю, лучше бани, чем у моего отца, вы не найдете до самого Бреста. Только придется подождать. Я скажу Юрко.

Пока упомянутый Юрко топил баню, Адам, старый слуга Савицких, успел дважды наведаться в винный погреб своего пана. После четвертой бутылки вина видавший виды англичанин понял, что молодые паны имеют в деле употребления таких напитков хорошую закалку.

Одно расстраивало Ричи: он ровным счетом ничего не понимал из речи литовцев. Савицкого же это, напротив, немало забавляло.

Якуб в ходе опустошения винной посуды подробно объяснил молодому хозяину имения причину внезапной просьбы о бане. Пан Матей, в особенности после выпитого, охотно согласился на задуманную Войной проделку.

– На шченсце, тен заможны пан ніц ні в’ідае паспалітых моў25, – с умным видом, будто рассказывая об урожае этого года, говорил Савицкий. – Как бы только нам не перестараться.

Едва явился Адам и сообщил о том, что баня готова, осторожный англичанин, частично догадавшись, о чем идет речь, заявил Якубу о том, что пойдет париться только в компании друзей. Отступать было некуда. Молодые паны снова отослали Адама в подвал, взяли с собой еще две бутылки вина и отправились париться. Ричмонд посещал подобные места во многих странах, однако здесь все было обустроено иначе. В небольшом, аккуратном бревенчатом сарае, пропахшем дымом, их встретил молодой, розовощекий слуга Юрко, наспех прикрывший свою наготу холщовой простыней. Его вздернутый круглый нос светился от жары, будто недозревшая слива.

Как только банщик оценил состояние господ и наличие в их экипировке запотевших бутылок, тут же его настроение приняло празднично-торжественный оттенок. Он закрыл дверь, дождался, пока паны избавятся от одежды, и тут же шугнул водой из небольшого деревянного черпака на раскаленные камни в банной топке.

Англичанин съежился, но, глядя на то, как молодые паны начали дружно укладываться на лавки, последовал их примеру. Юрко, жестами объяснив иностранному пану, чтобы тот лежал неподвижно, достал из ведра с горячей водой парящие веники, встряхнул их и передал Савицкому и Войне. Один он оставил себе. Разумеется, Ричи понял, что за испытание его ожидает, но, не желая показывать молодежи своей слабости, он только покрепче сцепил зубы.

Снова зашипела вода на камнях, и кисти его рук невольно сжались в кулаки. Они будто мерзли в этой адской жаре. Свод задержал дыхание и приподнял голову, с удивлением отмечая, что крепыш Якуб и худощавый Матей с нескрываемым удовольствием стали избивать себя этими гербариями.

Юрко, подмигнув молодым панам, тоже с шумом встряхнул над англичанином распаренные дубовые ветки. Испещренное многочисленными шрамами тело иностранца покрылось гусиной кожей. Свод снова поднял голову и посмотрел на Якуба.

Тот нещадно лупцевал себя, рычал, как медведь, и, перехватив вопросительный взгляд англичанина, выкрикнул:

– Доверьтесь мне, Свод. С вами ничего дурного не случится. Лежите и терпите. Только терпите, сколько сможете. Тогда после бани вы на несколько мгновений почувствуете, что душа ваша чиста, как у ребенка. Это того стоит! Давай, Юрко!

Свод зажмурился. После первых же ударов англичанину показалось, что красноносый слуга Савицких вчистую содрал кожу на его спине. У англичанина перехватило дыхание. Вдыхать не позволял жар парной, а выдыхать – обжигающая боль, разливающаяся по всему телу.

Слава Богу, первая пытка была недолгой. Короткий перерыв с обливанием водой, приправленный прохладным квасом и вином, быстро восстановил силы англичанина.

Якуб оказался прав. Если первая атака слуги с веником была просто невыносимой, вторая, после отдыха, показалась куда как приятнее. После третьего же похода в парную, Свод с разочарованием узнал, что париться уже больше не нужно и пришло время мыться. Холодный туманный вечер теперь совершенно не казался иностранцу неуютным.

Напротив, Ричи чувствовал, что сейчас готов обогреть теплом своего парящего тела чуть ли не весь мир. За время, когда они шли к замку, дрожь осенней ночи так и не успела пробраться к нему под одежду. Они еще немного постояли меж каменных колонн, вдыхая чудный запах опавшей листвы, смешанный с дымом далеких невидимых костров.