Много неправды было написано как в советской, так и в эмигрантской литературе об отношениях офицеров к деныцикам. Но каждый кадровый офицер старой русской армии отнесется с негодованием к этой клевете, ибо офицера и деныцика в нашей армии связывали узы не только дружбы, но .и товарищества.

Справедливость моих утверждений доказывается тем, что незадолго до первой мировой войны /если не ошибаюсь, в конце 1913-го года/ оказалось так много деныциков, желавших остаться у своих "господ" по окончании действительной службы, что пришлось издать специальный приказ по Военному Ведомству, учреждав -ший институт "сверхсрочных деныциков".

И те, кто пытаются изобразить в своих писаниях наших бывших деныциков, как запуганных и бессло -весных рабов, либо сознательно клевещут, либо делают это, как П.Н.Краснов в романе "От двуглавого орла к красному знамени", чтобы создать необходимую для развязки романа канву.

Первым моим деныциком был Осип Залога.

Выбор деныциков зависел от вахмистров. А старые вахмистра никогда не назначали к молодым офице -рам, которых они считали "молокососами", расторопных деныциков. Поэтому и мой Залога был одним из самых бестолковых солдат в эскадроне.

Как и все гвардейцы, Залога был высокого роста и недурной наружности, но отличался удивительной неуклюжестью. Хозяйничал он в моей холостой квартире как слон в посудной лавке. Скоро все мои стаканы и тарелки были им перебиты, а единственная ценная вещь моей обстановки - фарфоровая ваза - обращена в

безногого инвалида, так как подставка ее, по словам Залоги, "отвинтилась".

Прошло несколько месяцев. Залога привык ко мне, перестал колотить посуду и начал справляться с моим немудреным хозяйством.

Так как он был уроженец Люблинской губернии и католиком, то, хотя в списках эскадрона и значился Осипом, но на это имя никогда не откликался. Узнав, что дома его звали Юзефом, я стал называть Залогу "Жозефом", что ему очень понравилось. Но в эскадроне ребята мигом перекрестили его в "Жизефа". Так до самого конца своей службы Залога и остался "Жизефом".

Молодые офицеры редко бывали дома. Мы проводили большую часть дня на занятиях в эскадроне, а в свободное от занятий время - в офицерском собрании. Поэтому Жизеф единолично распоряжался как моей квартирой, так и всем моим имуществом.

Иногда он мне докладывал, что вышел весь чай и сахар, что надо отдать прачке белье или починить сапоги. Тогда я выдавал ему деньги на эти хозяйственные расходы. Но скоро Жизеф отобрал от меня все мои капиталы и уже не я ему, а он выдавал мне деньги на мои расходы.

У меня, как и у других молодых офицеров, никогда не было ни бумажника, ни кошелька. Деньги я хранил в карманах рейтуз, кителя или мундира. Однажды, вернувшись вечером из собрания, я скинул мундир, в боковом кармане которого находился весь мой "государственный банк". Утром денег в мундире не оказа -лось.

"Неужели Залога украл деньги ?" подумал я со страхом. Но оказалось, что Жизеф их умышленно при -прятал.

-Где деньги, которые были в мундире ? спросил я его на следующий день.

-Так што я их сховал.

-Куда ты их "сховал"? .

-3 сундук, там они целее будут.

-Что за глупости. Вынь их из сундука и принеси мне: я сегодня поеду в "город"./Так называли мы Петербург./

-Зачем вам все деньги ? Я вам дам три рубля,

фатит !

-Вот чудак: как это три рубля "фатит" ?

-А так, што нам скоро треба за фатеру платить и прачке отдать. А вы "пенензы" все потратите, чем тогда платить будем ?

И, несмотря на все мои просьбы и требования, Жиэеф больше трех рублей мне так и не дал.

С тех пор он завладел всеми моими деньгами.

Однажды я был приглашен обедать в один дом, хозяйка которого была именинницей. Нужно было под -нести имениннице коробку конфет. А денег у меня не было. Пришлось обратиться к Жизефу.

Узнав, что я собираюсь в ’’город¹’, он предложил мне ”трюху”.

- Нет,Жиэеф, сегодня мне трех рублей не "фатит’,¹ давай еще десять.

- У нас таких ’’пененз” нема.

- Пойми-же, что я не могу ехать в гости без конфет, а они дорого стоят.

- А може пять рублей фатит ?

- Говорю тебе, балбес, что нужно десять *

Видя, что я начинаю сердиться, Жизеф смило -

стивился и принес мне ’’красненькую’’.

- Только вы уж все не тратьте, попросил он, пе редавая мне деньги: у нас больше пененз нема, а скоро треба за фатеру платить.

Когда Залога кончил срок своей службы и со -бирался на родину, он принес мне из заветного сундука 100 рублей, о существовании которых я и не подо -зревал. Я хотел отдать ему половину этих, сбережен -ных им, денег, но Жизеф категорически от них отка -зался. Он заявил, что теперь, после его ухода, никто не будет больше ’’ховать” денег и мне скоро нечем будет платить прачке и за квартиру.

- Что тебе подарить на память ? - спросил я его перед разлукой.

Жизеф подумал немного и ответил:

- Подарите мне ’’патрет”, но чтобы на натрете все были засняты.

- Кто это - ’’все”?

- Вы, я, ’’Вестник" /мой любимый конь/ и "Пуф” /мой фокс-терьер/.

Я, конечно, согласился и послал Залогу за нашим полковым фотографом.

Фотограф этот был большой мастер своего дела. Все наши солдаты были его клиентами и фотографии его пользовались большим успехом.

Секрет этого успеха заключался в том, что у фотографа были заготовлены картинки, изображавшие солдата нашего полка в полной парадной форме верхом на коне "Буцефале”. В одной руке у солдата была обнаженная сабля, в другой - стреляющий пистолет.

На картинке у солдата на месте головы был вырезан кружок, в который и вставлялась настоящая фотогра -фия клиента. Под фотографией золотыми печатными буквами было написано: "Конно-гренадер такого-то эс -кадрона /имя рек/. Конь Буцефал." А так-как конь "Буцефал” стоял на дыбах, извергал из ноздрей дым и пламя и вообще был больше похож на дракона, чем на лошадь, то фотография получалась особенно эфектной.

Вот этот знаменитый фотограф и запечатлел нас четырех, т.е. меня, Залогу, коня и собаку, на снимке, который я и подарил Жизефу.

После Залоги у меня было еще три деныцика.

Все они более или менее походили на Жизефа, распоряжались моим имуществом и деньгами, ссорились со мной когда я тратил больше "трюхи" на поездку в город, но несмотря на это,оставались моими друзьями.

Когда я стал женихом и не хотел, чтобы об этом знали товарищи, то единственный человек, посвященный в эту тайну, был мой деныцик.

Заявив, что нам теперь придется нанять более дорогую квартиру и обзавестись мебелью, он с еще большим усердием и скупостью "ховал" деньги, отказывая мне иногда даже в "тргохе".

На войне мой деныцик спас меня от плена, вытащив меня, раненого, из полевого госпиталя, окру -женного прорвавшимися в наш тыл немцами. А после революции мой последний деныцик не захотел расстаться со мной и сопровождал меня во всех скитаниях до 1921 года.

Милые мои Жизефы, с которыми я прожил душа в душу тринадцать лет в рядах русской армии * Вспоминаю вас не как верных слуг, а как друзей и товарищей, от которых у меня не было никаких тайн и на которых я мог всегда и во всем положиться.

И я уверен в том, что все кадровые офицеры нашей армии имели таких-же верных и преданных день-щиков, как мои "Жизефы", и сохранили о них такие-же теплые и хорошие воспоминания.

—44444444*14444 —