Все пять замков были сорваны и решётчатая дверь распахнута, когда страшная процессия входила в усыпальницу. Склеп таинственно озарялся огнями множества светильников, появившихся в разных его частях. Гробы, из которых Джилиоло ещё недавно вытаскивал мертвецов, были пусты - их обитатели сопровождали монаха. Покойники, лежавшие в других гробницах, при приближении процессии шевелились и поднимались со своих смертных одров.

Джилиоло сотрясала дрожь. Кровавый пот сочился из каждой поры его жирного тела. Кровать поставили посреди склепа. Мертвецы надвинулись, и в Джилиоло впились сразу несколько десятков костлявых пальцев. Сандра, кривясь в усмешке, схватила его за горло. Лючия острыми, как бритва, ногтями принялась сдирать с него кожу. Джилиоло выл и корчился от боли. Боль была такой, что он, кажется, давно бы уже должен был потерять сознание, но рассудок непостижимым образом продолжал теплиться в нём, заставляя мучиться и терпеть пытку.

Сознание не оставило его даже тогда, когда безжалостные пальцы Сандры проткнули насквозь его горло, а ногти Лючии, вонзаясь в его плоть, добрались до сердца. Объятый болью Джилиоло уже не чувствовал, как ему выламывают суставы, выдёргивают кости, разрывают сухожилия, вытягивают из его пропоротого живота кишки, перешибают нос, выдавливают глаза и прогрызают мошонку. Последний, едва слышный вопль вырвался из его уст, когда Лючия сдавила его сердце, выжав из него кровавые брызги.

Хрип распутника затих, кровавые глазницы обратились к потолку и застыли. Душу Джилиоло, оставившую истерзанное тело, подхватил дьявол и унёс в преисподнюю.

Наутро ризничий, совершая обход, к неописуемому ужасу своему заметил, что решётка подземного хранилища вновь распахнута. Он бросился к настоятельнице. Лициния в смертельном страхе послала за Джилиоло, но того не оказалось в его келье. Тогда настоятельница, взяв икону и кропильницу со святой водой, сопровождаемая ризничим, сама отправилась в подвал. Возле решётки она остановилась и целую минуту стояла как вкопанная, озирая жуткую картину.

Посреди склепа громоздилась красная от крови кровать, на которой лежали разорванные останки. На той же кровати, словно поднятые кем-то из своих гробов и брошенные сюда, лежали трупы погибших ранее монахинь - Сандры и Лючии. Их скрюченные пальцы стискивали кровавую плоть покойника, в зубах были зажаты лоскутья содранной с него кожи. Куски плоти были разбросаны по всей усыпальнице: тут лежала часть руки, там палец, здесь ступня; глазное яблоко откатилось к самой решётке. Страшное посиневшее лицо мертвеца было обращено на настоятельницу. Она узнала в нём Джилиоло.

У Лицинии помутнело в глазах. Отшатнувшись от решётки, она сделала несколько неуверенных шагов и упала без чувств.

Два дня спустя к воротам монастыря подъехал богатый экипаж, запряжённый шестёркой лошадей. В нём находились донна Мауриция и Бьянка, которую богобоязненная синьора, по совету Джилиоло, вознамерилась отдать в монахини. Кучеру пришлось долго стучать в ворота, прежде чем их тяжёлые створки отворились. Показалось морщинистое лицо старухи-привратницы, которая почему-то с испугом уставилась на вышедшую из экипажа донну Маурицию.

Войдя с Бьянкой в монастырский двор, донна огляделась в сильнейшем недоумении. Обыкновенно в это время здесь прогуливаются монахини, а теперь двор был пуст. Непривычная тишина окутывала обитель. Вместо настоятельницы к знатной гостье вышел бледный как полотно ризничий, опиравшийся на палку. В расширенных глазах старика читался ужас, зубы выбивали дробь. Стараясь не встречаться взглядом с донной Маурицией, он объявил ей, что отец Джилиоло скоропостижно скончался, а мать-настоятельница тяжело больна и выйти не может. Монахини не покидают келий и молятся за её здоровье.

Уж не чума ли у вас? - в ужасе воскликнула донна Мауриция.

Чума, синьора, - пробормотал ризничий. - Вам лучше уехать отсюда.

Не мешкая ни секунды, госпожа села в экипаж и велела кучеру возвращаться в город. Её решение отдать дочь в монахини немедленно переменилось: почтенная донна вновь обратилась мыслями к предложению графа Бальдини. А Бьянка, которая всю дорогу до монастыря была бледна и задумчива, теперь порозовела и взялась за вышиванье.

Опубликовано в газете "Мисс Икс", 3(7), март 1993 г., под псевдонимом "Джованни Бельфьоре (перевёл с итальянского И. Волознев)".

Новая авторская редакция 2013 г.

БАЛ ПРИЗРАКОВ

Молодой барон Максимилиан фон Коуниц пришпоривал коня, стремясь до наступления темноты добраться до развалин Вратиславского замка. Сгущались тучи, и с ними ещё быстрее надвигались вечерние сумерки, придавая горам зловещий вид. Вершины ещё озаряло закатное золото, а лесистые низины были уже тонули в глубокой тени. Неширокая дорога тянулась по склону, то и дело сворачивая, ныряя в лощины и поднимаясь на взгорки. Наконец после очередного поворота показались руины с тремя высокими, чудом сохранившимися башнями, которые казались уродливой трёхпалой кистью, занесённой над долиной.

Сердце юноши сжалось от недобрых предчувствий. Верный данному себе обещанию проникнуть в замок непременно сегодня ночью, он одновременно и боялся, и уповал на чудо, которое, согласно предсказанию, ожидало его на этих развалинах. Уставший конь еле шагал. Максимилиан то и дело привставал в седле и озирался по сторонам. При каждом звуке его рука непроизвольно ложилась на эфес шпаги: в окрестностях замка обитала банда разбойников, встреча с которыми не сулила ничего хорошего. Но Максимилиан готов был драться. На крайний случай у него был припасён увесистый кошелёк с золотом, который, как он надеялся, не хуже шпаги проложит ему путь к замку.

Поравнявшись с выступающей скалой, Максимилиан услышал короткий свист. Ещё не успев понять, в чём дело, он почувствовал, как плечи его захлестнула брошенная кем-то петля. Он рванулся, но тот, кто находился на скале и кого Максимилиан в первый момент не заметил, дёрнул верёвку. Жеребец испуганно заржал, поднялся на дыбы, а потом поскакал вперёд. Максимилиана вырвало из седла.

Оказавшись на земле, он выхватил нож и перерезал петлю, а когда поднялся на ноги, обнаружил, что невдалеке какой-то человек в дырявом кафтане ловит его коня. С выступа скалы спрыгнул второй злодей. Максимилиан обнажил шпагу и с угрожающим видом двинулся на него, но тот поспешил отступить. Тогда Максимилиан бросился отбивать коня. В эту минуту раздались приближающиеся голоса и крики. Барон оглянулся. Среди уступов и нагромождений глыб замелькал свет факелов и вскоре показалась группа бородатых мужчин, спускавшихся по крутой тропе. Едва взглянув на них, Максимилиан понял, что это и есть те самые разбойники, о которых он слышал в горных селениях.

Гордость не позволила Максимилиану показать им спину. Он ждал их выпрямившись, с обнажённой шпагой.

Впереди выступал плечистый бородач с чёрной повязкой на глазу. Остановившись перед Максимилианом, он жестом заставил своих товарищей остановиться. Его уцелевший глаз азартно блестел, оглядывая юношу с головы до ног.

Этот малый осмелился достать шпажонку? - Разбойник засмеялся, предвкушая забаву. - А ведь он вызывает меня на поединок, клянусь потрохами!

И он не торопясь извлёк из ножен свою шпагу, раза в полтора длиннее шпаги барона.

Его гогочущие сообщники разбежались, перекрывая юноше путь к отступлению. Вскоре они образовали широкий круг, в центре которого оказались Максимилиан и их одноглазый предводитель.

Известно ли тебе, что всех, кто вторгается в наши земли, ожидает смерть? - спросил одноглазый, направив острие шпаги на Максимилиана.

Известно, - мрачно ответил барон. - Но, видит Бог, я не ищу её.

Я, конечно, проткну тебя, - продолжал разбойник, - но чтобы моя победа была не столь лёгкой, я дам тебе надежду: если ты через четверть часа после начала нашего поединка всё ещё будешь жив, то я отпущу тебя с миром, хотя и придётся конфисковать твою лошадь и кошелёк. Но если за это время я успею сделать дырку в твоей груди, то не обессудь!