Безголовый Зиберт не мог произнести ни слова, но его тело продолжало шевелиться и даже как будто пыталось встать на четвереньки...
Кто-то из слепцов наткнулся на него палкой и наклонился к нему.
Зиберт! - Он ощупал его. - Зиберт, это ты?... Э, да тебе снесли голову... Братцы, у Зиберта головы нет!
Ганс подбежал к окну, собираясь выскочить в него, но его шаги тотчас услышали слепцы. С прытью, которую трудно было ожидать от этих увечных, они метнулись за ним. Ганс чудом увернулся от чьей-то протянутой руки.
В углу на лавке как ни в чём не бывало сопел спящий Герштеккер. Обнаружив его, слепцы разразились радостными криками.
Тут мужик, - заговорили они, жадно ощупывая его грудь и живот. - Похоже, не старый... Да чего там - молодой!... Кожа гладкая и живот не выпячивает... Повезёт тому, кому достанется такой живот!...
Писарь проснулся и, увидев слепцов, завопил от ужаса. Его тут же снова опрокинули на лавку. Откуда-то появилась верёвка, которой его начали связывать.
Писарь отвлёк на себя внимание большинства слепцов и за Гансом продолжали охотиться только двое.
Тише! Тише! - кричали они своим товарищам. - Мы не слышим из-за вас хозяина!
И всё же слух у этих существ оказался поистине дьявольским. Любое шевеление Ганса выдавало его с головой, и они тут же устремлялись к нему, словно были зрячими. Через минуту Ганс убедился, что спастись от них невозможно. Выход из избы был перекрыт, к тому же они размахивали палками так, что раза два или три чувствительно задели беглеца.
Вот он, здесь! - гнусавили они щербатыми ртами.
В последней надежде Ганс бросился к лестнице на чердак. Палка слепца просвистела у самого его уха, но Ганс добрался до лестницы и проворно полез наверх.
Когда он перебирался с верхней ступеньки в душную черноту чердака, преследователь был у него уже за спиной и протягивал к нему свои скрюченные подагрой пальцы. Кмох ткнул ногой ему в голову, и тот, хрипло ругаясь, заскользил вниз по лестнице, увлекая за собой взбиравшегося следом товарища. Затем Ганс принялся колотить ногами и кулаками по лестнице. Подгнившее дерево трещало, лестница раскачивалась и наконец обрушилась, подняв целый столб пыли. Вместе с лестницей полетел на пол взбиравшийся по ней слепец.
Какое-то время в пыльных клубах раздавались ругань и кряхтение, а когда пыль осела, Ганс снова увидел слепцов. Они расхаживали по избе и ощупывали всё, что им попадалось. Время от времени их незрячие лица обращались к отверстию в потолке.
Он там, - звучали их глухие голоса. - На чердак улизнул... Может, ещё есть лестница? Ищите... Надо поймать его до первых петухов...
Слепец с лицом Хебера пробасил:
Того ещё успеем, а пока этим займёмся, - и он показал на связанного писаря.
Ганс боялся пошевелиться, зная, что малейший шорох стразу привлечёт к нему внимание страшных существ. А в том, что это не люди, а выходцы из преисподней, он уже не сомневался: слепец, которого он только что лишил головы, поднялся с пола, нетвёрдой поступью подошёл к скамье у стены и сел.
Увидев безголового, Герштеккер завыл от ужаса. Слепы снова принялись его ощупывать. До Ганса долетали их голоса:
Мышцы на руках хороши...
Правая рука должна достаться мне. Я не менял свою уже лет пятьдесят... Пощупайте мою правую руку, во что она превратилась...
Ишь, чего захотел - правую руку... Будешь тянуть жребий вместе со всеми...
Ганс понемногу перевёл дух. Он смотрел из чердачного люка на калек, которые сбрасывали с себя рубища, обнажая свои нелепые тела и становясь от этого ещё уродливее и страшнее. А от разговоров их и вовсе бросало в дрожь.
Но Зиберту же вы отдаёте голову без жребия! - спорил один из слепцов.
Ты, Руди, совсем выжил из ума, - отвечали ему. - Зиберту в любом случае надо отдать голову, не будет же он ходить без головы!
Не хнычь, Руди. Тебе с гнилой рукой больше милостыни подавать будут.
А, идите вы к чёрту! - кипятился слепец, которого звали Руди. - Мне нужна новая правая рука!
Получишь её, коли удачно бросишь кости.
Ганс вдруг подумал о жене. Она ведь ничего не знает. Она может войти в избу и попасть в лапы к этим демонам!
Слепец с сильными руками вышел на середину избы и стукнул об пол палкой, привлекая к себе внимание.
Значит, так, - объявил он. - Голову отдадим Зиберту. Остальное будем делить.
Правильно, Гюнт! - загудели слепцы. - Остальное поделим по жребию, как всегда делаем!
Мне-то правая рука не нужна, - продолжал Гюнт, - так что твои, Руди, шансы заполучить её повышаются.
А ноги? Ноги? - чуть ли не хором заголосило сразу трое или четверо.
Ноги для слепцов были, пожалуй, самой большой ценностью из того, что называлось телом Якоба Герштеккера. Слепцы их ощупывали с особенным вожделением.
Хороши ножки! - причмокивали они. - На них до самого Нюрнберга дойдёшь, а то и того дальше - до блаженной Италии...
На каждую ногу будем бросать кости отдельно, - сказал Руди, - так, как мы это делали в Остенвальде. Затем разыграем живот, грудь и по отдельности - руки...
Я требую отдать мне живот без жребия! - тонким голосом проверещал низенький слепой. - Я не менял живота без малого девяносто лет, и если бы у вас были глаза, вы бы увидели, что из меня уже вываливаются сгнившие кишки! Пощупайте! Чувствуете, как лопается кожа?...
Ну уж нет, Шютц, - злобно отрезал Руди. - Ты будешь бросать кости вместе со всеми.
Остальные согласно закивали:
Правильно! Не давать ему поблажки! Это из-за него мы не видим света, пусть мучается...
Внезапно они смолкли и насторожились. Со стороны тропы донёсся приближающийся конский топот. Гюнт сдавил писарю рот, чтоб не вздумал крикнуть. Слышно было, как лошадь ночного гостя остановилась и всхрапывает у крыльца, как сам гость, громко отдуваясь, подходит к двери.
Он ещё не вошёл, а Ганс уже понял, кто это. Из города вернулся работник!
Алоиз, стой! - закричал он срывающимся голосом. - Не входи в дом! Беги!
Но крик его от волнения получился слишком тихим. Дверь распахнулась, и в её проёме возник молодой бородач в лихо сдвинутой набок матерчатой шапке с пером. Алоиза качало от выпитого пива. Нетвёрдыми шагами он вошёл в полумрак избы, остановился и завертел головой.
Беги! - ещё громче крикнул Ганс, но было уже поздно. Тёмные фигуры кинулись на бородача со всех сторон.
Эй! Вы кто? Пустите меня! - заголосил было работник, но слепцы повалили его и принялись душить.
Ганс с содроганием смотрел, как тело распластанного на полу Алоиза бьётся в предсмертных судорогах.
Задушивший его Гюнт выпрямился.
Ну, Шютц, твои шансы получить новое брюхо удвоились, - пропыхтел он, скалясь в ухмылке. - Теперь мы имеем два новых живота, две новых груди, четыре ноги, четыре руки и одну голову. Такого славного улова у нас не бывало много лет!
В Остенвальде мы тоже неплохо поживились, - сказал басом слепец по имени Килькель. - Помните верзилу-бочара?
Тебе досталась его голова, - сказал Руди.
Да, и её узнал тот малый в Тюбингене, - подтвердил Килькель. - Из-за моей новой головы мы чуть не погорели!
Это потому, что мы не разукрасили её синяками, чтоб её никто не узнал, - рассудительно сказал Николаус - слепец с одной здоровой ногой и с одной дряхлой, отчего при ходьбе он сильно хромал. - Голову надо будет отделать как следует, а то не оберёмся хлопот. Так и на костёр угодить недолго.
Нас всё равно сожгут, рано или поздно, - мрачно заметил Руди.
Гюнт принюхался.
Скоро рассвет, - сказал он. - Торопитесь с заклинаниями, а то не успеете. А я пока приставлю Зиберту новую голову...
Он взял большой ржавый нож, наклонился над бородачом и перерезал ему шею. Затем, держа отрезанную голову в обеих руках, приблизился к сидевшей на скамье жуткой безголовой фигуре, нашёл на ней шею и приставил к ней голову.
Ганс следил за его действиями, цепенея от ужаса. А когда слепец, придерживая голову на плечах своего товарища, начал произносить заклинание, горло Кмоха сдавил безумный страх. Магические слова не принадлежали ни одному из земных языков. Гюнт издавал звуки, похожие отчасти на козлиное блеянье, а отчасти на кошачье мяуканье. Несколько раз он сбивался, прокашливался и начинал всё сначала. Наконец он оторвал руки от головы и та осталась сидеть на плечах безголового!
