Этот шалопай наверняка опять напился, - ворчала она. - Явится не раньше завтрашнего утра. Вот я ему задам!
Ганс поморщился в досаде.
Алоиза нет? Бог меня наказал таким нерадивым слугой... - Он зевал и протирал глаза. - Дождётся, что я его выгоню...
Тогда ему одна дорожка - идти воевать Святую землю, - ухмыльнулся Герштеккер.
И то дело, - ответил хозяин. - Вот пусть и отправляется.
После ужина и недолгих разговоров все уснули.
Гансу во сне привиделись слепцы, даже почудился далёкий стук их колотушки. Он открыл глаза, уставился на озарённое месяцем окно и прислушался. В лесу кричала выпь. И, похоже, стук колотушки действительно раздавался...
Кмох беспокойно заворочался на кровати; сон как рукой сняло.
Стук приближался. Кряхтя, Ганс встал, набросил на плечи плащ и вышел на крыльцо. Поляна, лес и тропа озарялись лучами месяца. На востоке уже начинало светать - там над лесом протянулась бледная полоса. Ганс зевнул во весь рот, зябко передёрнул плечами.
Предчувствие говорило ему, что это те самые слепцы, которых он видел в Тюбингене. И всё же до самой последней минуты он не верил в это. Мало ли разных бродяг шатается нынче по дорогам! Когда же вереница знакомых калек вышла из-под навеса деревьев на свет месяца, он отпрянул и несколько раз перекрестился.
Надо же, принесла нелёгкая... Ох, не к добру...
Ганс не был трусом и не испугался бы и грабителя с ножом, но при виде этих уродливых фигур в запылённых капюшонах его почему-то прошиб ледяной пот.
Так и есть: здесь жильё! - втянув ноздрями воздух, сказал первый слепец. - Я чую запах дыма и хлеба...
Он нащупал палкой калитку и остановился. Встали и остальные.
Скажите, добрые люди, где здесь постоялый двор? - спросил он громко, повернувшись к дому.
Нет здесь никакого постоялого двора, - ответил Ганс. - Вы свернули с дороги на тропу, а она ведёт только к моему дому. Дальше один лес.
Стало быть, тут только твой дом? - уточнил слепец. - Не деревня?
Нет, только мой дом, - подтвердил крестьянин. - Возвращайтесь на дорогу и ступайте по ней. Там будет и деревня, и постоялый двор, вас накормят и дадут отдохнуть на охапке сена.
Что? Опять идти? - застонал коротышка, тащившийся последним. - С моей отсохшей ногой мне уже не сделать и десяти шагов...
У меня всё тело разламывается от усталости, - вторил ему другой слепец.
Взгляни на наши раны, на наши струпья и язвы, - заголосил третий. - Дай нам приют на твоём дворе, любезный хозяин, мы отдохнём и отправимся дальше...
Может, ты дашь нам воды и несколько корочек хлеба? - умильно пробасил слепец, лицом похожий на Хебера. - Сжалься над нашим несчастьем, на том свете тебе воздастся сторицей...
На крыльцо вышла заспанная жена.
Это ещё что? Бродяги? Только их нам не хватало!
Здесь и хозяйка есть? - услышав её голос, сказал первый слепец. - Ну, так она уж точно сжалится над несчастными.
Но женщина недовольно хмыкнула.
Больно вы тут нужны! Убирайтесь отсюда!
Ладно, пускай переночуют у забора, - сказал Ганс, украдкой перекрестившись. - Небось не разоримся, если вынесем им жбан воды и остатки вчерашнего хлеба.
Но жена продолжала ворчать, подозрительно глядя на слепцов.
Сколько сейчас шатается всякого народу. Недели не проходит, чтоб ко двору не прибились беглые солдаты, бродяги или нищие... Римский папа истинное благодеяние учинит, если отправит всю эту рвань воевать Святую землю...
Не болтай, чего не понимаешь, - оборвал её муж. - Освобождение Гроба Господня - дело богоугодное, внушённое свыше!
А я тебе говорю, поход затевается с умыслом. Слишком много бродяг развелось, вот и придумали, как убрать их...
Супруги ушли в дом, а через некоторое время хозяйка вернулась с деревянным жбаном, в котором было немного воды.
Нате, пейте уж, - брезгуя приблизиться к дурно пахнущим оборванцам, она с громким стуком поставил жбан недалеко от них.
Первый слепец проворно дохромал до него и приник к воде. За ним потянулись остальные, обратив свои незрячие бельмы в сторону хозяйки.
Вы, наверное, небогатые люди, - проговорил первый слепец, напившись. - Но, может быть, у вас всё-таки найдётся немного хлебца? А то ведь с утра ни крошки во рту...
Нету ничего, сами едва перебиваемся, - ответила хозяйка. - Второй год неурожай.
Слепцы жалобно застонали, показывая хозяйке свои язвы и струпья и прося подать хоть какой-нибудь еды. Протягивая руки, они понемногу приближались к ней.
Сидите у забора, коли пришли! - недовольно прикрикнула она. - Ночи нынче тёплые, переночуете на дворе, а утром Алоиз выведет вас на дорогу.
Алоиз - это твой муж, добрая госпожа? Теперь мы будем знать, за кого молить Бога...
Это работник наш, только его сейчас нет. Утром заявится.
Стало быть, вы тут одни с хозяином? - Слепцы продолжали подходить, ощупывая землю перед собой палками.
Хозяйка повысила голос:
Нечего тут расхаживать! Пришли, так ведите себя смирно! А то скажу мужу, чтоб отодрал вас кочергой!
Слепцы отошли к забору и сбились там в тёмную шепчущуюся груду. Хозяйка уже собралась уйти в дом, как первый слепец вынул из своего рубища блеснувшую при свете месяца монету.
Смотри, чистое серебро, - прохрипел он. - У нас есть чем расплатиться...
Хозяйка расплылась в улыбке.
Ну, тогда другой разговор, - заговорила она оживлённо. - Есть у нас и пивко, и свининка найдётся... Почаще бы к нам заходили такие щедрые гости, а то забредает одна рвань воровская...
Прими за еду и ночлег... - Слепец двинулся ей навстречу, протягивая монету. - Это всё, что у нас есть...
Она тоже направилась к калекам, не сводя глаз с монеты и не замечая, что они бесшумно придвигаются к ней. И как только она протянула руку, цепкие, как стальные прутья, пальцы стиснули её запястье. Женщина успела лишь коротко вскрикнуть: сразу несколько рук вцепилось в неё, а одна зажала ей рот.
Слепцы набросились на неё со всех сторон, повалили и принялись душить, одновременно стараясь заткнуть ей рот своими вонючими лохмотьями. Женщина сопротивлялась, отбивалась кулаками и ногтями, но слепцы действовали дружно и со знанием дела.
Слепец, у которого были сильные руки - остенвальдского бочара, как недавно показалось Цвиглеру, - навалился на неё и сдавил на её полной шее свои заскорузлые мозолистые пальцы. Изо рта несчастной вывалился язык, лицо посинело, из горла исторгся предсмертный хрип...
На шум из окна выглянул Ганс, но ничего не разглядел в тёмной шевелящейся груде тел. Калеки затянули молитвы, запричитали, закашляли.
Тише вы, здесь не паперть, - крикнул он. - Дам я вам хлеба, только не шумите.
Он заглянул в сени, потом в хлев. Не найдя нигде супруги, взял ломоть вчерашнего хлеба и вышел из избы. К его удивлению, слепцы были уже на крыльце. При его появлении они замерли, навострив слух. Их лица, освещённые синеватым светом месяца, казались застывшими и неживыми, как у покойников. Перепуганный Ганс метнулся назад, но захлопнуть дверь не успел: ближайший слепец сунул в проём палку. И, как ни напрягал силы крестьянин, слепцы оказались сильнее. Дверь распахнулась рывком, швырнув Ганса на пол.
У Кмоха уже не оставалось сомнений в злодейских умыслах незваных гостей. Он схватил железный ухват и кинулся на слепца, вошедшего первым.
Слепец остановился, прислушиваясь. Чёрной тенью застыла в дверном проёме его сутулая фигура. Ганс со всего размаху обрушил ухват на лысую голову, та с треском раскололась и слепец начал медленно заваливаться. Падал он, однако, как-то странно, боком, в ту сторону, где стоял Ганс...
Дальше случилось то, отчего волосы на голове крестьянина поднялись дыбом. Руки безголового мертвеца потянулись к ногам Ганса и схватили их. Вне себя от ужаса, Ганс принялся бить по ним ухватом. Наконец он высвободился и заметался по избе.
В дом один за другим входили слепцы.
Эй, Зиберт, отзовись! - глухими голосами говорили они. - Где хозяин? Зиберт, что молчишь?
