После инструктажа люди не торопятся расходиться. Почти все собравшиеся здесь уже трижды участвовали в боях у Невской Дубровки. И каждого мучает вопрос - А не придется ли возвращаться сюда в четвертый раз? К исходу дня саперные и понтонные части уже сосредоточили на левом берегу около семисот лодок и почти все понтоны. Эвакуация началась точно по графику и проходила всю ночь организованно, без малейшего намека на суматоху.
Артиллерия Невской группы вела огонь в обычном темпе. Дежурные пулеметы не позволяли гитлеровцам вести разведывательные поиски.
До наступления рассвета удалось очистить плацдарм почти без потерь. Вывезли оттуда всю артиллерию, минометы и даже боеприпасы.
Наибольшие трудности возникли с вывозкой неисправных танков. Двадцать одну машину пришлось взорвать.
Днем 8 октября на левом берегу оставались лишь минеры майора Евстифеева и рота автоматчиков из 70-й стрелковой дивизии. А в сумерки и они переправились на эту сторону Невы.
Шел мелкий дождь. Над рекой стояла промозглая мгла. Немцы активности не проявляли.
Утром 9 октября на наблюдательный пункт 70-й стрелковой дивизии приехал генерал-лейтенант Д.Н. Гусев. С полчаса смотрел на опустевший плацдарм, а потом вдруг сказал Краснову:
— Давайте-ка, полковник, отправьте туда одну роту, усиленную пулеметами. Чем черт не шутит! Может, немцы и не полезут, зная, что у нас много артиллерии... С ротой пошлите рацию и артиллерийских разведчиков.
Мы отсюда огнем ей поможем.
Возникло интереснейшее положение. Плацдарм, который с трудом удерживали две дивизии и бригада, теперь заняла всего одна рота. И противник после огромных потерь, понесенных в контратаках 4 октября, не решался больше возобновлять их. Только 11 октября, почувствовав что-то неладное, немцы подняли привязные аэростаты наблюдения, пытаясь выяснить, что же все-таки происходит на плацдарме. Болтались эти аэростаты и весь следующий день.
А атак не было.
Командующий фронтом, узнав о сложившейся обстановке, разрешил оставить роту на левом берегу.
Этим сражение на Неве и закончилось. Точнее, оно прервалось. Началось формирование 67-й армии, что означало в перспективе подготовку к более крупной операции.
Первые известия о начавшемся наступлении советских войск в волжских степях ленинградцы восприняли как призыв к новым боям. Слово «началось» слышалось в любом разговоре в траншеях и штабах, на улицах и в цехах заводов. Многие уверенно предсказывали:
— Теперь скоро и у нас жди...
Предсказания эти оправдались.
Еще за несколько дней до начала наступления на Волге в штабе фронта появился условный шифр «военная игра № 5», понятный пока очень узкому кругу лиц. Началась скрытая разработка плана прорыва блокады.
Г лавной отличительной чертой этой операции в сравнении с прошлыми было то, что Ленинградский фронт выделял не меньше сил, чем Волховский: семь стрелковых дивизий и три танковые бригады. А когда я спросил Г еоргия Федотовича Одинцова о количестве артиллерии, он с достоинством ответил:
— Тысяч до двух стволов выставим. В три раза больше, чем прошлой осенью.
29 ноября Л. А. Говоров собрал руководящий состав штаба фронта, чтобы дать новые указания по плану операции. В кабинете царила атмосфера подчеркнутой значимости предстоящих событий. Командующий внимательно оглядел всех и объявил:
— На подготовку нам дан месячный срок.
На столе лежали только раскрытая общая тетрадь и часы. Говоров говорил с обычной своей суховатостью. Фразы сжатые, видимо, давно отшлифованные наедине с самим собой.
— Фронт форсирования Невы — тринадцать километров, от Невской Дубровки до истоков. Встреча с наступающими частями Волховского фронта — в районе Синявино. В первом эшелоне у нас будет четыре стрелковые дивизии с бригадой легких танков, во втором — три дивизии и две бригады тяжелых и средних танков.
Ввод в бой второго эшелона — не позднее вторых суток операции. Переправа тяжелых танков по льду не должна быть задержана ни на один час...
Последняя из этих задач стала предметом специального совещания у нас в Инженерном управлении. В обсуждении ее, как всегда, участвовали Н.М. Пилипец, новый комиссар М.А. Король, начальники отделов Л.В. Смаглий и Л.С. Баршай. Приехал и полковник С.И. Лисовский, назначенный начальником инженерных войск в только что сформированную 67-ю армию.
Всем ясно, что и через месяц толщина льда будет недостаточной, что выдержать вес среднего, а тем более тяжелого танка.
— Может, лед тросами армируем, как прошлой зимой? — неуверенно предложил начальник технического отдела майор Баршай.
— Спасибо за совет, — отозвался Пилипец.
Все рассмеялись. В памяти еще свеж был неожиданный финал прошлогоднего опыта. Тогда один из первых танков, пошедших через Неву по усиленной тросами дороге, попал на пробитую снарядом и запорошенную снегом полынью, загородив путь остальным. Так он потом и провисел, как в гамаке, до весны, пока не утонул вместе со всеми тросами.
— А не взорвать ли лед в виде канала для наведения понтонного моста или паромной переправы, — осторожно сказал Николай Михайлович Пилипец и тут же сам забраковал свое предложение, признался, что, пожалуй, его проект не лучше предложенного Баршаем. Подледная шуга будет быстро затягивать чистую воду. К тому же велика опасность поражения такой переправы с воздуха и даже полевой артиллерией.
Судили-рядили долго, но так ни к чему и не пришли. Ясно было одно: надо искать какой-то новый способ усиления льда скоростным методом. Заданный темп переправы двух тяжелых танковых бригад ни в какое сравнение не шел с прошлогодними заданиями.
Впрочем, это была не единственная проблема. Кто-то высказал предположение:
— А что, если немцы сами вдруг взорвут лед, узнав о подготовленном нами наступлении? Тогда не только перед танками, но и перед пехотой возникнет труднейшее препятствие.
Такую возможность тоже следовало предусмотреть. Через несколько дней меня опять вызвал командующий фронтом:
— Как я вижу из вашего распределения саперов, в боевые порядки пехоты первого эшелона вы только вкрапливаете их понемногу. А начальник инженерных войск Волховского фронта генерал Хренов, насколько мне известно, пускает большую часть инженерных под разделений впереди пехоты для разминирования и участия в штурме сооружений противника. Почему такое серьезное расхождение?
Этого вопроса я ждал. Мы задумали изменить порядок обеспечения проходов в минных полях и других видах заграждений на вражеском берегу.
Хотим избежать вынужденных пауз в ходе атаки, чтобы пехота не лежала под огнем в ожидании, пока саперы расчистят ей путь.
Ну и что вы предлагаете? Знаете же, как нервничают командиры дивизий из-за большой плотности минных полей у противника!
Мы считаем, товарищ командующий, что бойцы стрелковых подразделений сами должны овладеть приемами преодоления минных полей. Надо научить их этому.
Осаперить пехоту хотите? — подозрительно покосился на меня Говоров. — А вот штаб инженерных войск Красной Армии делает нечто противоположное: формирует специальные штурмовые инженерно-саперные бригады.
А может быть, эти две точки зрения не так уж и противоположны, товарищ командующий? У нас саперы тоже не в тылах тянутся. Но беда в том, что мало их осталось. К тому же, чтобы Неву перебежать, требуется целых семь минут. Не лежать же пехоте на противоположном берегу, а еще хуже — на льду, пока саперы будут снимать заграждения на переднем крае вражеской обороны?
Говоров некоторое время молчал, потом стал расспрашивать, над чем мы еще в последнее время работаем.
Я рассказал о созданном в 106-м инженерном батальоне имитационном минном поле, точной копии разведанного нами у противника. Только вместо мин у нас поставлены слабые пороховые заряды. Наступит неосторожный на «сюрприз», порох и вспыхивает.
Похвалился опытом одной из рот соломахинского батальона. Она тренировалась тогда в преодолении минных полей с ходу, бросая на них связки гранат, растаскивая натяжные мины «кошками» и крючьями на веревках. Постепенно все бойцы этой роты научились действовать стремительно, и редко кто из них наскакивал на имитационный заряд.
