Ночами снайперов сменяли саперы, своими средствами нанося врагу урон. В моей видавшей виды фронтовой записной книжке я обнаружил недавно наспех записанный рассказ сержанта Степана Михайлова об одной ночной «прогулке» саперов в расположение неприятеля. Позволю себе воспроизвести здесь эту запись в ее первородном виде.

Мы, — говорит Михайлов, — выступили с вечера вчетвером. Затемно пробрались в поселок Красный Бор. Жителей там почти нет, видели только двух старух. Немцы тоже в домах не живут, все в землянках. Выбрали мы подходящий чердак на окраине и засели там. За день засекли все огневые точки. Ну, конечно, и себе подыскали подходящую работу на следующую ночь. Вот тут, — Михайлов показывает на четко вычерченной схеме, — два танка у них было укрыто, а между ними — глубокая траншея. От нее — ход сообщения к большому блиндажу. А у нас с собой имелось двадцать противопехотных мин-малюток, один заряд десятикилограммовый да еще на каждого по паре противотанковых гранат. Днем мы все как следует распланировали, а ночью провели этот план в жизнь. Сначала, конечно, тропу из тыла к блиндажу заминировали.

— Ты лучше расскажи, как часового у блиндажа взяли, — перебивает рассказчика капитан П. Ерастов.

— Можно и про это,— соглашается Михайлов.— Перед тем как уйти в разведку, нам был дан приказ: при случае захватить «языка». И случай такой подвернулся. Видим, стоит часовой. Только уж больно близко он к блиндажу держался. Пришлось долго ждать, пока понадобилось ему по малой нужде отойти. Тут уж мы и навалились. Рот ему законопатили, самого спеленали веревками, оттащили в сторонку — лежи пока, дожидайся. А сами план заканчивать пошли. Блиндаж ликвидировали большим зарядом; у двери его

заложили. Под этот салют и оба танка гранатами взорвали. Такой огонь полыхнул!.. Когда совсем уходили, слышали, как две маленькие мины сработали. Значит, еще двое фашистов окачурились либо в калек превратились. Всего, считай, значит, не меньше пятнадцати оккупантов на нас четверых пришлось да один пленный. Вы, товарищ начальник, в зачетную книжку нам это занесите...

Не помню уж теперь, выполнил ли я эту просьбу Михайлова, но, перечитывая запись его рассказа, словно опять повстречался с ним. Будто живой встал он перед моим мысленным взором — степенный, неторопливый, рассудительный, каким и подобает быть истинному саперу.

Сохранились в памяти и многие другие мои сослуживцы, проявлявшие в те дни удивительную смекалку и изобретательность.

В инженерном батальоне майора П. А. Заводчикова надумали истреблять неприятеля с помощью служебных собак с вьючной миной. Командир батальона и профессор П.П. Кобеко сконструировали остроумный штыревой взрыватель на вьюке-заряде. Вожатые натренировали собак бежать из нейтральной полосы к немецким траншеям, искать там землянки и лезть под нары. В этот момент взрыватель и срабатывал. В феврале Заводчиков провел несколько таких ночных вылазок. Они вызвали панику в немецких траншеях. После каждого такого случая беспорядочная стрельба и вспышки ракет не утихали обычно всю ночь.

А вот еще один пример изобретательности саперов.

В нейтральной полосе около станции Лигово остались два полузатопленных танка КВ. Начальник инженерных войск 42-й армии полковник Н.Ф.

Кричевский решил вытащить их. Но дело это не простое. Местность вокруг ровная, как стол. Фашистам все видно даже ночью. Темноту они ракетами разгоняют. И пулеметы у них близко — за полотном железной дороги.

— Тут братцы, честь наша саперная задета, — усмехнулся капитан Котов, когда кто-то из танкистов выразил сомнение в возможности вытащить эти машины.— Ну Что ж, попробуем.

В первую очередь капитан обследовал место затопления танков. Глубина была невелика, но машины затянуло льдом. Одна из них лежала вверх гусеницами.

Внимательно оглядевшись, Котов понял, что незаметно подвести к берегу тягач нельзя. Вытаскивать танки придется лебедками.

Начали комплектовать рабочую команду. Для подготовительных работ набрали группу из добровольцев. Возглавили ее военпред Ижорского завода старший техник-лейтенант Михаил Андреевич Розанов и такелажник Адмиралтейского завода Михаил Алексеевич Пантелеев. В помощь им выделили взвод саперов

под командованием младшего лейтенанта Льва Ароновича Кейдаля. Все необходимые приспособления — две лебедки, блоки, механические тали и тросы — достали на Адмиралтейском заводе.

В одну из ночей саперы создали вокруг места затопления снежный вал: и маскировка хорошая, и какая ни на есть защита от осколков. Через него потом пропустили тросы, предварительно выкрасив их в белый цвет. Все это делалось, разумеется, под пулеметным, минометным и артиллерийским огнем. Трос неоднократно перерубало осколками, и его приходилось сращивать.

Наконец подготовительные работы закончились. Стали тащить перевернутый танк. Он — ни с места. И тут-то родилась дерзкая идея: вытолкнуть его взрывом на выброс.

Рассчитали заряд. Один из саперов спустился под воду, заложил взрывчатку под башню. Перед тем как произвести взрыв, тросы натянули до отказа, чтобы танк вытолкнуло в нужную сторону.

К общей радости, после взрыва он отлетел точно на предназначенное ему место и, главное, встал на гусеницы. Только башню отбросило метров на пять в сторону.

Вторую машину вытащили уже, быстрее, с помощью лебедки. Потом танкисты отбуксировали оба танка. А на Кировском заводе рабочие быстро привели их в порядок, и уже через несколько дней КВ эти вернулись в строй.

Не обходилось и без курьезов. В полосе 23-й армии финны многократно пытались взорвать некоторые наши доты. Попытки эти кончались для них плачевно: каждый раз они оставляли возле наших укреплений семь — десять трупов своих солдат. Но и нашим разведчикам проникнуть в глубину финской обороны тоже не удавалось.

Командующий армией А.И. Черепанов попросил однажды выделить ему для участия в ночном поиске саперов-разведчиков из 106-го инженерного батальона, прославившегося по всему фронту своими дерзкими вылазками в тыл неприятеля. Саперов повел в разведку заместитель командира батальона старший лейтенант И.И. Соломахин. Разведчик он был многоопытный, но на сей раз страшно оконфузился: вернулся не только с пустыми руками, а и с голыми ногами. Случилось это так. Между нашими и финскими боевыми порядками разведчики столкнулись с равновеликой разведгруппой противника. Завязался рукопашный бой. Соломахину удалось оглушить ударом автомата вражеского солдата. Но тут он сам попал в ловушку — наступил на малозаметную проволочную сеть и упал. Пока поднимался, оглушенный им финский солдат очнулся и сам поволок Соломахина к неприятельским окопам. Старший лейтенант не растерялся и всадил вражескому разведчику нож в бок. И тут только ощутил, как замерзли ноги. Глянул, а на них нет валенок, — видно,

застряли в сети-ловушке. Так и пришлось Соломахину налегке прыгать через сугробы.

Незаметно пришла весна и принесла нам новые хлопоты. Надо было очищать дворы, улицы, скверы, парки от всяческих отбросов. При тщательном осмотре обезлюдевших, заваленных снегом и залитых водой квартир и убежищ нередко наталкивались на трупы. Зимой они лежали закоченевшими и никому, собственно, не мешали, но, когда стало пригревать солнце, неубранные трупы и различные нечистоты могли стать источником опасных эпидемий.

По призыву партийных и советских организаций ленинградцы дружно поднялись на борьбу и с этим опасным злом. К концу марта на очистке дворов, улиц и запустелых домов работали триста тысяч человек.

А фашистские завоеватели продолжали свое черное дело — истребление мирного населения. Днем и ночью город подвергался новым и новым варварским обстрелам и бомбардировкам с воздуха. В январе в жилых кварталах разорвалось около трех тысяч тяжелых снарядов, в феврале — около пяти, в марте — семь с половиной тысяч.

К сожалению, наше противодействие врагу в этом отношении носило пока пассивный характер. Для действенной борьбы с его осадной артиллерией необходимо было расходовать ежемесячно по крайней мере десять-двенадцать тысяч снарядов крупных калибров. А мы получали их не больше двух с половиной тысяч.