Прошло еще несколько дней, и мы узнали, что Ленинград опять связан дорогой с Большой землей. И уже 24 декабря последовало решение об увеличении веем ленинградцам продовольственного пайка. Грузы для Ленинграда подавались в самом высоком темпе. Ленинградцам старался помочь, чем только мог, каждый железнодорожник, каждый шофер, каждый колхозник страны. Непрерывным потоком через Ладожское озеро в город шли колонны машин с хлебом, Теплой одеждой, крупой, маслом, сахаром.
Отлично работала «дорога жизни». На ледяной трассе самоотверженно трудился личный состав 64-го дорожно-эксплуатационного полка под командованием майора А. С. Можаева. Коммунист Можаев служил хорошим примером для всех бойцов и командиров полка. Днем и ночью, в пургу и ожесточенные атаки
противника с воздуха он находился на Ладоге, руководил людьми, вдохновлял их на преодоление трудностей.
3
В кабинете А. А. Кузнецова я встретил генерала П.А. Зайцева. Совсем недавно мы виделись с ним у Невской Дубровки. А как изменился генерал! Стерся здоровый румянец с лица, еще гуще засветилась сединой голова. Но внутренне Зайцев остался все таким же неугомонным, энергичным человеком. Он приехал с невского плацдарма с докладом об итогах трехдневных боев ударного полка, сформированного из коммунистов и комсомольцев.
— Это же черт знает что, — волновался он. — За три дня мы потеряли восемьсот человек. Атаки бесцельны. Если нет перевеса над противником в артиллерии, танках, авиации, зачем же с таким упрямством лезть на рожон?
У Кузнецова на обтянутых щеках заходили желваки. Он кивнул на меня:
— Спросите его, зачем мы берем с фронта в город саперов. Они братские могилы на Пискаревке взрывчаткой отрывают! Съездите туда, сравните потери в бою с теми, которые несет ежедневно население. А ведь оно не ходит в атаки...
Да, это действительно так. Кажемся, самое страшное уже позади. Затихли бои у Невской Дубровки, разгромлены немцы под Тихвином, идет хлеб в Ленинград по льду Ладоги. Но, увы, мне все еще приходится посылать из батальона П.К. Евстифеева команды минеров на Пискаревку. Паек увеличен, но результаты трехмесячного голода продолжают сказываться.
Опять возобновилась массовая эвакуация населения через Ладожское озеро. До навигации намечено вывезти полмиллиона человек.
Мы делаем все, что можно, и даже, может быть, больше, чем можно, ради спасения жизни людей, ради победы под Ленинградом.
Евстифеев и Соломахин подобрали на обезлюдевших улицах города брошенные кем-то машины и теперь приводят их в порядок. Командир 41-го понтонного батальона Евгений Клим продолжает посылать водолазов под лед у Невской Дубровки, и они по частям вытаскивают со дна реки потопленные паромы.
Батальону пришлось еще раз участвовать в переправе через большую водную преграду тяжелых танков. Теперь уже но льду Ладожского озера. Об этом стоит рассказать подробнее.
Обстановка сложилась так. 54-я армия вела наступление в сторону Любани, навстречу 2-й ударной армии Волховского фронта. Командующий фронтом решил перебросить из Ленинграда в помощь Федюнинскому 124-ю танковую бригаду. Лед на Ладоге был наполовину тоньше, чем требовалось для
безопасного движения по нему тяжелых боевых машин. Но генерал Болотников заявил на заседании Военного совета фронта;
— Раз они сумели на Невской Дубровке переправить танки под огнем вражеской артиллерии, то здесь-то уж выдумают что-нибудь!
— Сподобиться такой аттестации от товарища Болотникова более чем лестно,
— пошутил А. А. Жданов, но с шутки сразу же перешел на деловой тон и обязал нас не дольше как к исходу следующего дня представить Военному совету конкретные предложения.
В Смольный для консультации приехал инженер С.С. Талушкевич, известный своими расчетами по нагрузкам. Осенью Сергей Сергеевич работал на строительстве баррикад в группе академика Б.Г. Галеркина. Мы знали его изобретательность, но сейчас ничего обнадеживающего он сказать не мог. На первый случай порекомендовал сконструировать своеобразный «санный паром» для танка. Тащить его придется тягачом.
Пилипец насмешливо хмыкнул:
Зубков в свое время подземку предлагал провести под Невой. Мы с контрадмиралом Крыловым пробовали под водой лебедками танки тащить. Только «санного парома» нам еще не хватало!
А что делать? — басил начальник технического отдела А.К. Акатов. — Давайте попробуем.
Акатов и Г алушкевич разработали нам схему этого уникума. Я отнесся к ней тоже скептически:'
— Сколько же потребуется таких саней, чтобы танковую бригаду перетащить? На один рейс уйдет полдня. А потом, как это чудище перелезет через пороги, через трещины?
Ослабевший от голода, с явными признаками дистрофии, Талушкевич беспомощно улыбнулся и развел бескровными руками:
— Другого технического решения не вижу.
Я решил посоветоваться с Болотниковым, но и он только плечами пожал:
— Надо что-то делать. Федюнинский мне на горло наступает, требует танки...
Заказ на первый «санный паром» дали Балтийскому заводу. Понтонеры приступили к подготовке трассы. На ледяных просторах Ладоги их встретили двадцатиградусные морозы и жгучий ветер.
И вот все сделано. Пора приступать к испытаниям. Вначале сани с танком потащил один трактор. Ему нагрузка, оказалась явно непосильной, двигатель работал с надрывом. Решили подключить второй тягач. Но стоило только остановить для этого движение, как злую шутку сыграл мороз. Разогревшиеся полозья намертво припаялись ко льду. Теперь уже и два трактора не могли сдвинуть сани с места.
— Ну его к дьяволу, такое путешествие, товарищ начальник. Разрешите, я спущу машину с этого проклятого помоста, прямо на лед, — просит водитель танка.
Это, конечно, рискованно. Лед может не выдержать. Я бросаю вопросительный взгляд на Болотникова. Он смотрит на меня и спрашивает, ядовито усмехаясь:
— Ну, что будем делать, изобретатель?
Давайте попробуем. Болотников машет рукой водителю:
А ну, сползай с лобного места! Тонуть будешь — вытащим.
Понтонеры приставляют к высоким саням сходни. Водитель осторожно спускает танк и ведет его по чуть потрескивающему льду сначала к нашему берегу. Все в порядке, лед не поддался.
— А не снять ли нам с танка для облегчения башню и лобовую броню? — предлагает водитель.
Болотников разрешает и, когда эта довольно кропотливая работа проделана, подает команду:
— Вперед!
Мы на лыжах сопровождаем танк несколько километров, следя за льдом. Он гудит, но держит тяжелую машину.
Через три часа с восточного берега по телефону сообщили о прибытии первого танка.
После этого все пошло как по конвейеру. На западном берегу бригада монтажников и такелажников снимала с тяжелого танка башню и укладывала ее на деревянные подсанки, соединенные с ним буксирным тросом. А на восточном берегу «путешественника» встречала другая монтажная бригада и снова накрывала танк броневой шапкой. Лобовую броню мы больше не трогали: действительность показала, что и с нею танки могут проходить по льду Ладоги.
В течение пяти суток нам удалось переправить без потерь всю танковую бригаду полковника А.Г. Родина. Она сыграла важную роль в боях на подступах
к Погостью. Но, к сожалению, эти бои не дали того результата, на который рассчитывало наше командование.
Две армии Волховского фронта и наша 54-я сумели взять в клещи несколько вражеских дивизий между Чудовом и Любанью. Однако затем войска 2-й ударной армии сами попали под фланговые атаки противника. 54-я армия получила задачу идти на выручку соседу. Пойти-то она пошла, да недалеко ушла. Бездорожье и глубокие снега быстро вымотали людей. Бои за Ладогой стали постепенно затухать.
Ярко выраженный позиционный характер приобретала борьба и на внутренних участках Ленинградского фронта. Ослабленные в летних и осенних боях части 42, 55, 23-й армий и Приморской оперативной группы вели «истребительную» войну. Широкий размах приняло снайперское движение. В дивизиях был заведен точный учет уничтоженных оккупантов. У бойцов появились «лицевые счета» и «зачетные книжки». Специальные контролеры-наблюдатели следили за точностью каждого выстрела. Ведь боеприпасов-то было в обрез.
