И так раз в эти дни пришли тревожные сведения из-за Ладоги. Противник форсировал Волхов в полосе 52-й армии. В районе Кириши — Любань и южнее сосредотачивались крупные силы немцев — 12-я и 8-я танковые, 20-я и 18-я моторизованные дивизии 39-то моторизованного корпуса и не меньше четырех дивизий 1-го армейского корпуса.
Мы сидели в штабе Невской оперативной группы, обсуждая обстановку, когда из Смольного вернулся Дмитрий Николаевич Гусев. Сильно взволнованный, он положил на стол папку, оглядел всех нас и вытер вспотевшую бритую голову:
— Плохо, товарищи! Под Москвой идут тяжелые бои. Под Вязьмой окружена большая наша группировка. Немцы "уже у Малоярославца. Сильно бомбят Москву. Кажется, там вводится осадное положение. Гитлер бросил в наступление две танковые армии. Дивизий восемьдесят, а может, и больше, стремятся пробить Западный фронт.
Гусев умолк. Молчали и все мы, обуреваемые тяжелыми мыслями.
— И все же Москвы им не видать как своих ушей! — закатисто выкрикнул вдруг генерал Свиридов.
Зашумели сразу все остальные. Но Гусев поднял руку;
— Тихо, тихо, товарищи. Словами тут не поможешь. Делом надо Москве помогать. Короче говоря, мы должны усилить активность, чтобы отвлечь на себя побольше вражеских сил. Пожалуйста, к столу, — генерал развернул карту.
— Военный совет потребовал от Хозина перегруппировать войска влево и локализовать прорыв на Волхов. А нам предстоит вести борьбу за расширение плацдарма. Сто пятнадцатую дивизию сменит там восемьдесят шестая. На подходе двадцатая и двести шестьдесят пятая.
Перегруппировка сил вдет и у неприятеля. Он тоже обновляет свои потрепанные дивизии. Вместо 7-й авиадесантной появляются 96-я и 207-я пехотные.
И вот уже на Неве снова нет затишья ни днем ни ночью. Наш плацдарм занимает всего два километра, а в глубину имеет не больше шестисот метров.
На одном его фланге, около 8-й ГЭС, части 86-й стрелковой дивизии десятые сутки ведут бой за развалины кирпичных зданий. На другом фланге части 265-й стрелковой дивизии дерутся за северную окраину деревни Арбузово. Понятие «окраина» довольно условно. В бывшей деревне Арбузово давно нет не только окраины, но даже не сохранилось ни одной печной трубы.
Роща «огурец» тоже существует только на карте в виде условного топографического значка. В действительности же все деревья там давно уничтожены снарядами и бомбами.
Есть еще на левом берегу между двумя песчаными карьерами перекресток дорог. Солдаты зовут его «паук». Это страшное место, в атаках и контратаках обе стороны стараются обойти его. Оно никем не занято, но и наши и немецкие тяжелые батареи пристреляли его и накрывают с абсолютной точностью. Очень уж четкий ориентир!
Днем широкая лента Невы пустынна. От нее веет холодом в мрачной отчужденности. В светлое время ни одна лодка не отважится пересечь пятисотметровое расстояние — от берега до берега. Она непременно будет расстреляна раньше, чем дойдет до середины реви. И на плацдарме, и на вашем правам берегу висе просматривается противником с железобетонной громады 8й ГЭС, каждый метр простреливается пулеметным огнем и артиллерией.
Но вот наступает ночь. Над Невой поднимаются немецкие ракеты. Они освещают неверным светом силуэты развалин бумажного комбината и разбросанные по всему нашему берегу скелеты понтонов, шлюпок, катеров. По размытой октябрьскими дождями глине, в промозглой темноте проходят по едва приметным тропам, а чаще траншеям пехотинцы, тащут орудия артиллеристы.
Осиплые, простуженные голоса окликают:
— Эй, кто на вторую переправу Манкевича, давай сюда!
— Кто на пятую, к Фоменко, держи правей!
Иногда с берега можно заметить, как на гребне невской волны будто замрет, а затем вздрогнет под резкими ударами весел понтон или шлюпка, торопясь уйти от предательского света ракет.
Наш полевой инженерный штаб находится в землянке в двухстах метрах от берега. Он превратился в общую комендатуру переправ. Острый на язык Н.М. Пилипец назвал его «конторой по комплексному затоплению». Николай Михайлович недоволен, что мы ежедневно шлем к нему в Смольный одни и те же требования: «Давай понтоны и лодки!»
«Комплексное»— довольно меткое определение. У нас в землянке прижился и танкист полковник М.Ф. Салминов, маленький, желчный, с крючковатым носом и дергающейся от недавней контузии щекой. Побывав на плацдарме, где каждый день боя кончается несколькими дымными кострами из легких танков БТ-7, он с яростью набрасывается на понтонеров: «Когда же будут паромы под КВ?» Но паромы тонут так же часто, как горят легкие танки.
Пожилой добродушный контр-адмирал Фотий Иванович Крылов, начальник Эпрона, тоже неотлучно с нами. Его водолазы и другие специалисты очень усердно помогают нам. Поблизости от реки, в овраге, оборудован сварочный цех. Ночью затонувшие понтоны вытаскиваются, днем — ремонтируются.
Рука об руку с нами работает мастер маскировки майор А.В. Писаржевский. Он знает несколько способов имитации переправ на пассивных участках реки, и довольно часто ему удается обмануть противника.
Недавно к нам подключился И.Г. Зубков с отрядом метростроевцев. Побывал Иван Георгиевич на переправах, почесал затылок: «Ну и работенка!» — и тут же попросился в понтонеры. Надоели инженеру-казаку окопные работы.
Словом, в землянке полевого инженерного штаба собрались люди разных, профессий и совсем непохожих характеров. Но всех нас объединяла одна забота
— помочь тем, кто дерется на плацдарме, лучше организовать переправу туда войск, техники, оружия, боеприпасов.
Долго мы ломали голову над тем, как бы перебросить на тот берег тяжелые танки. Наконец кто-то внес предложение: смонтировать паромы из крупных металлических контейнеров типа плашкоутов. Они имелись на Балтийском заводе. Их готовили для перевозки горючего я продовольствия по Ладожскому озеру, а после прорыва блокады мы мечтали сделать из них наплавной мост через Неву.
Когда доложили новое предложение А. А. Жданову, он сказал:
— Пожалуй, другого выхода сейчас нет. Плацдарм мы не можем отдать, а без тяжелых танков пехота там погибнет. Так что пробуйте...
Понтонеры 42-го батальона и метростроевцы горячо взялись за дело. Первым долгом они прорыли длинный глубокий ров для скрытного подхода к берегу автокранов, машин с плашкоутами.
И вот плашкоуты подведены. Скрепив три штуки вместе, мы получили довольно устойчивый паром. А перетянуть его через Неву тросом — дело, кажется несложное.
Настал час погрузки первого танка. Все мы пришли на пристань. Фотий Иванович Крылов на всякий случай привел водолазов. Михаил Федорович Салминов инструктирует водителя танка сержанта Василия Чернова, спокойного широкоплечего сибиряка, добровольно вызвавшегося в первый рейс.
Майор Писаржевский вывел на берег в стороне от пристани несколько тракторов. Рокот их моторов должен отвлечь огонь противника от переправы. И все же часть вражеской артиллерии бьет по всему нашему берегу и по реке против плацдарма.
Только танк вошел на паром, как вблизи разорвался снаряд и большой осколок пробил один плашкоут. Паром сразу осел набок. Шестидесятитонная громадина танка тоже накренилась, и казалось, вот-вот рухнет в воду.
Следующий снаряд упал возле понтонеров, державших причальные канаты. Взрывной волной людей сбросило с пристани. В темноте, прорезаемой блеском рвущихся снарядов, не слышно ни криков, ни команд.
Перекошенный паром стал медленно отчаливать, и тогда, чтобы спасти танк, сержант Чернов вывел машину по неглубокому месту на берег.
Не разобравшись в причине срыва переправы, командующий Невской оперативной группой приказал арестовать командира понтонного батальона С.И. Фоменко, а заодно и Зубкова. Мне пришлось срочно звонить в Смольный члену Военного совета фронта А. А. Кузнецову, чтобы успеть до утра охладить пыл генерала Конькова и спасти невинных людей.
А некоторое время спустя нам все же удалось наладить паромную переправу танков. С вечера до двух часов ночи рота лейтенанта Бориса Волкова успела перевезти на тот берег три машины.
