Потом мы с Шубиным долго ходим по траншеям между полуразрушенными зданиями. Изрытая солдатской лопатой и перепаханная артиллерией, местность стала почти неузнаваемой.
Стрелки выдолбили норы в стенах траншей или под фундаментами полуразрушенных зданий и теперь дремлют в промозглой сырости. Такой сон стал привычным. Минометный свист и даже недалекий разрыв не будят усталого, сжившегося с войной человека.
Работы много, Александр Петрович! Опять мы на голом месте,— замечаю я Шубину.
сожалению, так, — вздыхает он и мечтательно добавляет; — Эх, дали бы нам сутки-двое на передых от контратак, какие б мы тут позиции отгрохали! А то ведь наспех все делается, на живую нитку, чтобы хоть голову спрятать.
Не будет передыха, Александр Петрович. Заканчивать все придется в процессе боя. Продумать надо, как это сделать.
Некоторое время идем молча. Потом Шубин возвращается к прежнему разговору:
Верно, думать надо. Тем более что зима приближается. А вы знаете, любопытное открытие сделали разведчики Евстифеева. Вчера ночью они ходили к Ново-Паново. И в овраге, где Дудергофский ручей, заметили, что немцы землянки роют.
Что? — я даже споткнулся.— Какие землянки? Может, орудийные капониры или щели от артогня?
Я тоже сомневался. Но разведчики говорят, котлованы большие, в скатах оврага. В Ново-Паново избы разбирают, бревна туда носят. Похоже, что зимовать там собираются.
Сразу вспомнилась недавняя моя беседа с начальником разведотдела фронта. Евстигнеев говорил о том же самом... Неужели на фронте наступает перелом?
Ну брат, это такая новость, что даже поверить в нее невозможно... Своему командующему докладывал?
Нет, еще не докладывал. Не успел. Сегодня столько дел было... Да, честно говоря, мне и самому пока не очень-то верится в эти землянки.
Начавшийся артналет не позволил нам закончить обход всех участков. Мы застряли у капитана Хоха.
Темного времени оставалось меньше часу, когда гитлеровцы повели огонь всеми калибрами. Это уж, наверное, подготовка атаки.
Около противотанковой пушки, на которую мы наткнулись по пути на командный пункт армии, в узкой щели свернулся калачиком боец.
— Боишься? — спрашивает его Шубин и шарит по карманам. Не найдя, видно, того, что искал, просит: — Ну-ка, друг, дай огонька.
Боец протягивает ему зажигалку, усмехается:
— Мы-то вроде отбоялись. А вот вы, товарищи командиры, куда-то назад очень уж шибко торопитесь.
Шубин смеется весело, от души:
— Точно, брат, торопимся. Нам тоже не дали доспать эти гады. Ну, будь здоров!
— Буду... Вон той тропкой идите, там всегда пореже снаряды падают,— показывает солдат в сторону мелкого кустарника.
Г енерала Федюнинского мы застали бодрствующим. Вместе е начальником артиллерии он сидел на НП. Сквозь предутреннюю мглу со стороны противника проглядывался пока лишь красноватый отблеск взрывов. Шла яростная артиллерийская дуэль. Встречные потоки снарядов и мин полосовали воздух. Пулеметы пока молчали. И стрелки в траншеях терпеливо ждали своего часа...
«Где противник нанесет главный удар?» — этот вопрос больше всего занимает командарма. Федюнинский часто звонит командирам дивизий, пытаясь найти ответ в их докладах о характере и интенсивности вражеского огня.
5-й дивизией народного ополчения третий день командует генерал-майор П.А. Зайцев, сменивший раненого полковника Ф.П. Уткина. В дивизии большие потери. Погибли комиссары 2-го и 3-го полков Н.А. Смирнов и М.Я. Камышников, ранен командир 2-го полка С.И. Красновидов.
Зайцев докладывает, что противник сосредоточивает огонь по его правому флангу. По-видимому, собирается обойти Пулковские высоты со стороны Финского Койрово.
Папченко высказывает такое же предположение.
Бомбовых ударов авиации пока нет. Низкие тучи заволокли небо, и люди благодарны за это природе.
В восемь часов теми вражеского артогня по переднему краю нашей обороне заметно спадает. Не унимаются лишь минометы. Но вот разорвалось несколько шестидюймовых снарядов в районе обсерватории.
Капельки пота выступают на лбу командарма. Раньше он выходил из блиндажа к стереотрубе. Теперь не поднимаясь сидит около телефона. Предупреждает командиров дивизий:
— Враг переносит огонь в глубину. Теперь смотрите внимательно!
Через пять минут звонит генерал-майор Зайцев. У него со стороны деревень Кискино и Генгози появились признаки дымовой завесы. Это ново. До сих пор противник шел в атаку без маскировки. Федюнинский спрашивает:
— Танки слышны? Нет? В чем же дело?
Теперь и нам с наблюдательного пункта видно, как в районе Финское Койрово поднимается грязно-желтое облако. Постепенно дым сплошной пеленой заволакивает Пулковские высоты.
— Все ясно,— говорит Федюнинский начальнику артиллерии.— Под прикрытием дыма хотят обойти главную высоту. Готовься, полковник, поставить заградительный огонь перед Кискино и Финское Койрово. Да чтобы на всю катушку! Пусть и балтийцы ждут сигнала.
Команда «На полную катушку!» передается всем семи артиллерийским полкам и минометным батальонам. Через несколько минут фашисты поднялись в атаку. Из дивизий докладывают:
— Танки идут не впереди, а вместе с пехотой...
Могучий залп потряс все вокруг, за ним второй, третий, четвертый. Тысячи снарядов взрыли землю перед атакующими. И вот уже немецкая пехота залегла. Но танки рвутся через проволочные заграждения...
Из Смольного позвонил командующий военно-воздушными силами фронта генерал-лейтенант А. А. Новиков;
На перекрестке дорог в Финское Койрово летчики наблюдают хаос: горящие машины, разбитые орудия, разбегающихся в панике фашистов.
Спасибо за приятное сообщение, — кричит в трубку Федюнинский и смотрит на карту. Это точная работа 47-го и 101-го артполков.
Потом начинаются звонки от командиров дивизий. Все они докладывают, что атака неприятеля сорвана.
Днем немцы еще раз пробовали атаковать, но опять понесли потери и откатились. Тем не менее командующий фронтом приказал продолжать огневые налеты по районам сосредоточения гитлеровцев.
Бои, проходившие 23 сентября, наглядно показали, что ударная мощь противника заметно ослабла. В атаках на пулковском направлении участвовало всего лишь двадцать танков.
Вечером Жуков вызвал к себе начальника разведотдела П.П. Евстигнеева:
— Вы передали в Москву свои разведданные?
Петр Петрович знал уже причину беспокойства Жукова. Ставка сама запросила о 4-й танковой группе. Ее части были замечены на подступах к Калинину.
Комбриг доложил, что разведданные он отправил. Раньше командующий назвал их провокационными, а теперь был доволен.
3
С чувством огромного облегчения объезжаем мы с комиссаром команды подрывников на Средней Рогатке, на станции Славянка, в зоне Кировского завода. Улыбками расцветают лица дежурных подрывников, когда комиссар Муха сообщает, что им, видимо, уже не потребуется крутить рукоятку «адской» машины и поднимать в воздух переезды, виадуки, привокзальные здания. Бойцы обступают нас, хотят знать подробности, как «лопнула кишка» у фашистов под Пулковом.
На всем южном участке фронта немцы усиленно строят блиндажи, роют траншеи и даже устанавливают колючую проволоку и минные поля. Бомбовые удары противника по городу и кораблям еще продолжаются, но это уже далеко не то, что было пять — семь суток назад.
Спешу в Смольный к генерал-лейтенанту М.С. Хозину. В кабинете его сидит начальник оперативного отдела генерал-майор Д.Н. Гусев.
Где начальник штаба, Дмитрий Николаевич?
Уехал командовать пятьдесят четвертой армией. Теперь она в составе нашего фронта.
Кто же на его месте?
Тот, кого видишь сейчас перед собой. Считай меня начальником штаба и собирайся, брат, на Неву. Наступать будем. Готовь понтоны. Почитай-ка вот эту директиву Военного совета фронта.
Директива была приятной. В ней шла речь о предстоящем наступлении. С утра 27 сентября 54-я должна энергично атаковать противника в двух направлениях
