чтобы наказания применялись на основе устава. Избиение же сгоряча приводит, по его словам, лишь к тому, что «теряется уважение от подчиненных к начальству»9. Требование не бить «из своих рук» не было случайным для Сеня вина. Он его повторял и через двадцать лет после Средиземноморской экспедиции.
Избегая неуместной идеализации Сенявииа, мы должны отмстить, что он не высказывался за полную отмену телесных наказаний. Но и та практика, которую вводил на своей эскадре Сенявин, была значительным шагом вперед как по сравнению с фактическим положением на флоте, так и по сравнению с теми реформами, которые планировались в правительственных канцеляриях.
В 1803 году Чичагов предложил Адмиралтейств-кол-легии рассмотреть вопрос о смягчении наказании: сделать так, чтобы унтер-офицер мог давать матросу не более десяти, а офицер — не более 25 ударов, причем «чтоб линьки и кошки не были отнюдь смоленые, и первые были бы не толще как из линя в 9 частей» *. Заметим, что он поспешил тут же оговориться, что эти ограничения не должны касаться прав командиров кораблей.
Управляющий морским министерством не решался взять на себя ответственность -за такую реформу. Он только предлагал рассмотреть на заседании коллегии «не благоугодио ли будет» «поставить некоторую меру запальчивости и легкомыслию» при применении телесных наказаний. Адмиралтейств-коллегия «не сочла благоугодным» это сделать. На флоте применение телесных наказаний не было ограничено. Лишь через двадцать четыре года после того, как Чичагов внес свое предложение на рассмотрение Адмиралтейств-коллегии, о нем вспомнил и попытался ввести на своей эскадре Гейден. Но даже в 1827 году попытка Гейдена встретила серьезное противодействие со стороны многих офицеров, расценивших ее как подрыв дисциплины. Характерно и то, что предложение Чичагова пришлось долго разыскивать в архивных делах: оно было к тому времени основательно забыто.
Сенявин проявлял высокую требовательность к своим подчиненным. Он сурово взыскивал за всякое упущение,
• Кошки —плети, имевшие три, шесть или девять хностов; линьки — короткие, сплетенные из нескольких частей веревки с узлами на конце.
за всякое проявление ме;е.11сиип.,1Иппропанпости, причем популярность его от этого нисколько не страдала, так как взыскательность его была лишена того самодурства, которое было столь распространено в крепостническом флоте.
Выдающийся флотоводец внимательно изучал своих подчиненных. Ом умел замечать и отмечать рост и успехи даже тех офицеров, которые ранее допускали серьезные ошибки. Так он выразил свое недовольство командиру линейного корабля «Уриил» капитану 1 ранга Бычснскому, который нс сумел сорвать перевозку французских войск в Псрстлянском проливе в июне 1860 года. Л когда через очень короткое время тот же Бычепскип успешно провел амбаркацпю русских и черногорских поиск в порту Кроче, Сснявпп по достоинству оценил его заслуги.
Подбор н выдвижение офицеров Сен яви и всегда стремился осуществлять с учетом их способностей, что шло вразрез с порядками, существовавшими пп царском флоте.
Командир фрегата «Веиуе» капитан-лейтенант Баскаков, который находился в нетрезвом состоянии в момент выхода в море, был Сенивиным немедленно отстранен от командования кораблем и назначен с понижением в должности. Баскаков спустя некоторое время подал жалобу на «худое расположение» к себе командующего. Дмитрий Николаевич письменно ответил, что, считая проступок случайным, он давно простил офицера, а за последовавшую добросовестную службу представил его к награждению орденом; таким образом, о худом расположении говорить не приходится. А по поводу назначения командирами фрегатов младших, чем Баскаков, офицеров адмирал прямо заявил, что он назначает «не по старшинству, а по способностям»10.
Разбирая различные воинские проступки, Ссиявин всегда взыскивал не только с непосредственных вииов-ников, но и с начальников, не сумевших предотвратить эти проступки. В 1806 году был отдан под суд матрос бригантины «Длесино» Севастьянов за то, что. будучи назначен «урядником» па баркас, ушел с пего самовольно и вернулся па корабль на наемном ялике в пьяном виде. Чтобы усугубить вину матроса, командир бригантины доложил Ссиявину, что Севастьянов и раньше
замечался «в худом поведении». Сенявин указал по этому поводу, что командир, знавший «худое поведение» Севастьянова, «отправил его на барказе за урядника весьма неправильно» п.
В апреле 1806 года матрос Иванов, посланный в составе команды с «Сслафаила» для строительства фонтана 12 на Корфу, был ранен местным жителем. Грек напал па Иванова за то, чго он «взял из любопытства лежащие на земле под масличным деревом» несколько маслин. Сенявин потребовал от правительства Республики семи островов срочного расследования этого случая и наказания жителя, виновного в ранении русского матроса. И в то же время Дмитрий Николаевич указал командиру «Селафаила» на то, что . «при настоящей исправности в команде не должно произойти такого беспорядка». В качестве примера Сенявин поставил команду с. «Петра», которая два месяца работала на строительстве фонтана «и не случилось никакого неустройства» ,3.
За избиение матроса Григорьева офицером «Азии» Бакманом Сенявин приказал командиру «Азии» Болле наказать Бахмана и занести взыскание в его послужной список. И одновременно самому Белле было указано, что «•при настоящем устройстве на корабле не должно бы встретиться такового безпорядка» 14. Белле не хотел признавать себя ответственным за изуверство своего подчиненного и написал об этом командующему. И несмотря на чрезвычайную занятость, связанную с предстоявшим переходом эскадры в Эгейское море, Дмитрий Николаевич тотчас же дал обстоятельный ответ. На конкретных примерах он показал, что своим попустительством Белле сам создал условия, при которых стало возможным самодурство отдельных офицеров.
Подход Сеняшша к воспитанию людей станет для пас более ясным, если мы разберемся в разногласиях, которые возникли у командующего с младшим флагманом А. С. Грейгом. К Г реп гу поступили от местных жителей жалобы на офицера Прохорова. При разборе дела Прохоров нагрубил Грсйгу, и тот написал жалобу Сепивину. Грейг намеревался подвести Прохорова под суд и предложил русскому дипломатическому представителю па Корфу /Мочениго собрать у корфиотов сведении, компрометирующие этого офицера. Грейг писал Сснявину, что он не предвидит «никакой надежды» на
исправление Прохорова, который «дерзкими поступками» нарушал спокойствие жителем Корфу, а главное «осмелился нарушить должное уважение и почтительность» к нему—Грейгу. Однако Сеияшш самым решительным и категорическим образом отверг довод о неисправимости Прохорова и счел недопустимым отдачу его иод суд. Более того, командующий объявил выговор Грейгу за то, что ои не разобрался в деле Прохорова и не наложил на него дисциплинарного взыскания своею властью ,г\
Сеияшш всегда старался отделить действительную провинность от напраслины, которая возводилась на подчиненных отдельными командирами. В июле 1800 года командир корабля «Михаил» Лелли обвинил своего помощника в систематическом невыполнении приказаний и в нарушении субординации 103. Расследованиями было установлено, что, явившись по служебному делу в каюту Лелли и застав его в ночном туалете, помощник командира сказал ему: «Скиньте колпак, когда говорят с вами без шляпы». Подобное обращение было, конечно, явным нарушением субординации. Но обвинения п систематическом невыполнении помощником командира приказании Лелли расследованием не подтвердилось. В своем приказе Сенявнн указал на то, что обращение помощника командира «Михаила» было дерзким по отношению к командиру. Самого же Лелли Сенявин предупредил, что недостойно для командира пытаться отяжелить вину своего подчиненного, присовокупляя к ней обвинения в мнимых проступках. В заключение своего приказа Дмитрий Николаевич потребовал от обоих офицеров, «дабы впредь остерегались от подобных забывчивостей в своих обязанностях» и не заводили «вражду между собою» ,б.
