Рассуждая таким образом, Ленин не ставил под сомнение уместность террора как одного из методов подавления врагов революции. В декабре 1917 г. в качестве политической полиции, уполномоченной бороться с контрреволюцией, была создана ЧК. Когда в августе 1918 г. в Пензе вспыхнул вооруженный мятеж Ленин приказал властям применять беспощадный массовый террор против кулаков, священников и белогвардейцев. Затем появился декрет о «красном терроре» от 5 сентября 1918 г., в котором указывалось, что Республика Советов должна быть ограждена от классовых врагов путем изоляции их в концентрационных лагерях3. Террористические акты, предпринятые эсерами в 1918 г., в том числе убийства высокопоставленных большевиков и германского посла графа Мирбаха и покушение на Ленина, встретили ответный широкомасштабный террор. Ленин и большинство других большевистских руководителей рассматривали государственный террор — расстрел на месте, захват заложников, произвольное тюремное заключение и т. п. — не просто как необходимую меру по отпору террористическим провокациям, но также и как узаконенный инструмент революционных действий сверху.
Любые сомнения по этому поводу рассеивает тот факт, что Ленин продолжал отстаивать уместность террора и после окончания Гражданской войны, и в период перехода к мирным условиям при нэпе. Советская Россия в этот период приступила к разработке проектов законодательства. Семнадцатого мая 1922 г. Ленин написал письмо наркому юстиции Д.И. Курскому относительно советского Уголовного кодекса. «Суд должен не устранять террор; обещать это было бы самообманом или обманом, — отмечал он, — а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши, без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого»4.
Категория лиц, подлежащих террору и другим формам репрессий в качестве классовых врагов, во вдохновленных Лениным теории и практике революционного периода, пугающе разрасталась. В нее включались не только воинствующие монархисты, белогвардейцы и другие представители бывших правящих классов, но также на том или ином основании многие рабочие и крестьяне. Зажиточные крестьяне, называемые кулаками, были классифицированы как «деревенская буржуазия», и воззвание Совнаркома, подписанное Лениным и другими видными большевиками в июне 1918 г., объявило им «беспощадную войну». Предлагая поправки к антикулацкому указу, Ленин писал, что необходимо «точно определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в местах сбора и ссылки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не меньше 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины»5.
Однако Ленин не считал революцию сверху путем подавления врагов единственной главной задачей нового строя. После того как закончилась Гражданская война и начался период нэпа, основной упор большевистской политики сместился на то, о чем Ленин писал в труде «Государство и революция»: на создание социалистической общественной системы. Это была созидательная задача, что и отражено в броском лозунге «Строительства социализма».
Реформистский путь к социализму ^..
Перспектива долговременных усилий по построению социализма потребовала серьезного пересмотра классовой марксистской схемы исторического развития. Маркс и Энгельс говорили о незамедлительном возникновении социалистического или коммунистического общества (используемые ими взаимозаменяемые термины) сразу же после пролетарских революций, которыми, как они полагали, были беременны страны развитого капитализма. Такие революции породят бесклассовые общества, которым предстоит сравнительно короткий переходный период, отмеченный сохранением государства в форме пролетарской диктатуры, чьей миссией является захват власти и подавление сопротивления свергнутой буржуазии. Перед подобным государством как таковым не ставилась задача административного управления или руководства обществом, занятым строительством коммунизма. На переходной низшей фазе коммунистического общества, которая в позднейших марксистских работах стала называться «социализмом», люди вознаграждаются в зависимости от количества вложенного труда, а на высшей стадии вознаграждение предусматривалось в соответствии с их потребностями. Эта высшая фаза возникнет по мере того, как отомрут пережитки прошлого и производительные силы благодаря современной машинной индустрии обеспечат изобилие.
Как считали Ленин и его соратники — большевики, Октябрьская революция привела Россию к социалистическому берегу истории, но столь отсталая в экономическом и культурном отношении страна не могла, несмотря на марксистскую диктатуру и национализацию ресурсов, по праву называться «социалистической», а уж тем более «коммунистической». Все еще существовали классы рабочих и крестьян с неизбежным антагонизмом между ними, существовало и государство как аппарат принуждения — в то время как социализм означал исчезновение деления на классы и государства в прежнем смысле слова. Осознавая суровую правду этих фактов, Ленин в 1920 г. писал: «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества. Сила привычки миллионов и десятков миллионов — самая страшная сила»6.
Таким образом, нэповскую Россию, нищую и невежественную страну с ее огромным крестьянским большинством, которое по образу жизни и мышления являлось мелкобуржуазным классом, еще только предстояло превратить в Россию социалистическую. Она переживала период перехода от капитализма к социализму7 Этот переходный период, особенно в отсутствие революций в развитых европейских странах, должен был неизбежно быть длительным. «Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что оно увидит коммунистическое общество, — заявил Ленин в 1920 г. на III съезде комсомола. — ...А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и сильно будет строить это общество. И оно должно значь, что вся задача его жизни есть строительство этого общества»8.
Процесс строительства социализма намечалось осуществлять в рамках нэпа путем эволюции, а не революции. Ленин по этому пункту занимал твердую и ясную позицию. Революция, объяснял он, есть такая перемена, которая ломает старый порядок до самого его основания, но не та, что осторожно, медленно и постепенно преобразует его, заботясь о том, чтобы ломать как можно меньше. Военный коммунизм представлял собой «революционный подход» к строительству социализма; он стремился полностью покончить со старой системой одним ударом и заменить ее новой. Нэп ознаменовал собой «реформистский подход», методом которого было «не ломать старого общественно-экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого предпринимательства, капитализма, а оживлять торговлю, мелкое предпринимательство, капитализм, осторожно и постепенно овладевая ими или получая возможность подвергать их государственному регулированиюлишь в меру их оживления».
Вот так величайший революционер XX в. разъяснял своей партии важность реформизма в определенных условиях. «Откуда следует, что “великая, победоносная, мировая” революция может и должна применять только революционные приемы? Ниоткуда это не следует». Главная, а возможно, единственная опасность для истинного революционера, заявлял Ленин, заключается в «преувеличенной революционности», означающей неспособность осознать пределы, в которых приемлемы революционные методы. «Настоящие революционеры на этом больше всего ломали себе шею, когда начинали писать “революцию” с большой буквы, возводить “революцию” в нечто почти божественное, терять голову, терять способность самым хладнокровным и трезвым образом соображать, взвешивать, проверять, в какой момент, при каких обстоятельствах, в какой области действия надо уметь действовать по-революционному и в какой момент, при каких обстоятельствах и в какой области действия надо уметь перейти к действию реформистскому. Настоящие революционеры погибнут (в смысле не внешнего поражения, а внутреннего провала их дела) лишь в том случае, — но погибнут наверняка в том случае, — если потеряют трезвость и вздумают, будто “великая, победоносная, мировая” революция
