Яша, уже кривой, как штопор, после такого дифирамба из уст Эллочки, прохудился слезами с горошину величиной и, называя девушку сестренкой, погрозился перекусить любого, кто посмеет посягнуть на ее честь.

Владимиру Ивановичу насилу удалось утихомирить именинника, но тот, в порыве нежности, все же умудрился слизнуть с лица хохочущей Эльвирки всю косметику. И теперь, довольный, благоухал дразнящими ароматами.

Девушка посмотрелась в зеркала, ахнула, подхватила сумочку и, бросив Пушка на попечение Ахенэева, с ужасом убежала в умывальник, на реставрацию макияжа.

— Эх, босс! — Оставшись наедине с Ахенэевым, Якова потянуло на лирику. — Какая девушка! Богиня!.. Наши идиотские законы против женитьбы чертей на грешницах. А то бы я всю преисподнюю расшерудил, вместе со ВКИБом, а ее руки и сердца добился! Тебе везет: знаешь хоть, почему она сюда попала?

Владимир Иванович не знал. Расспрашивать Эльвирочку он стеснялся, а той не хотелось бередить рану, вспоминать старое.

Яков прямо из горлышка влил в себя остатки благородного «Арманьяка» и продолжил:

— Возможно, ты слышал такую фамилию — Ацедофеленов? Режиссер. Так вот, именно из-за него Эльвирочка и оказалась здесь. А он, благодаря ее «помощи» — разряду по карате, тоже не избежал уготованной участи. Правда, врать не хочу, не помню, кто первым объявился, он или она? Кажется она…

— Что ты мне мозги протираешь! — Ахенэев разволновался, ему не терпелось узнать истину, а окосевший Яков морочил голову. — Объясни, наконец, по порядку… А то: он — она, чуть ли не Гамлетовский монолог — быть или не быть!

— Не нервничай, Вольдемар! Расскажу. Всему свое время… Одним словом, сначала появилась в аду она. Комиссия ЧМО стала в тупик. Столкнулась с дилеммой, куда распределять? То ли в пятый круг, то ли в Тоску? По тем временам, согрешила девушка здорово. А пока судили-рядили, тут и виновник «торжества» прибыл, Ацедофеленов. Тоже в ЧМО вылупился, птенчик. И все образумилось, разобрались по справедливости. Обоих в Богему отправили. Хотя режиссеру поначалу ад хуже ада показался. Как попадется Ацедофеленов Эльвирочке на глаза, — считай весь курс каратэ и кунфу на собственной шкуре почувствует. Раза три его переклонировали. Ну, а потом, через годик-два, Эльвирочка поостыла, смирилась. Плюнула на все и, даже, пошла к режиссеру в варьете работать. Актриса есть актриса!

— Да можешь ты толком рассказать, пьяная морда!.. Ходишь вокруг, да около!

— Терпение, босс! — Яков пододвинул Владимиру Ивановичу бокал с только что сотворенным ректификатом и Ахенэев опрокинул жидкость, даже не поморщась.

— Дальше то что, тьфу, черт, раньше то что было, Яша? Объясни, почему они сюда попали?

— История, прямо сказать, достойна описания в «Человеке и законе». Слушай… Эльвирочке, после окончания ВГИКа и распределения на «Мосфильм», неожиданно выпала редкая удача. Предложили главную роль в картине, которую снимал Ацедофеленов. Прошла пробы, а когда дело коснулось съемок, режиссер пригласил в номер, и говорит:

— Хочешь, чтобы тебя на роль утвердили — взгляни на диван и сделай вывод.

К подобному своеобразному посвящению в героини он давно привык и не ожидал строптивости от какой-то, никому не известной девчонки. Ну, а Эльвирочка недаром с детства с родителями в Японии жила. Подобное предложение отклонила, а когда разъяренный Ацедофеленов попытался насильно склонить ее к «обряду», то провела ему и ввод и вывод, по всей науке «кунфу», не хуже той леди из видика.

Естественно, скорая помощь, институт Склифосовского, милицейские канарейки, следователи… Шьют Эльвирочке 108 II статью УК. Ей бы повременить, может разберутся, оправдают… Какое!.. Наглоталась люминала и, следом за потерпевшим, в Склиф, только в другое отделение. Да уже поздно. Еще в «неотложке» состояние клинической смерти наступило. Пришлось бедняжку в анабиозную капсулу поместить, до лучших времен. Может, когда разработают методику — оживят?!

А пока она у нас — ведь по документам, фактически, умерла. Ну, а режиссер тоже долго не прокантовался в больнице — следом за ней в ад. С диагнозом: «многочисленные переломы и кровоизлияние в мозг». Вот.

А недавно опять пришлось восклонировать Ацедофеленова. Это после предложения той, новой роли…

Девушка, скажу тебе, босс, на все сто! Честная, бескорыстная… Да ее Богема на руках носит! Любимица… И как ты затесался в ее избранники, диву даюсь? Да и не я один: многие косятся. Так что, будь поосторожнее, понял? — Яков утомленно вздохнул. — Береги Эльвирочку. Может, чем черт не шутит, — он загадочно качнул гривой, — и на Земле встретитесь…

— Сестра, переходите на транквилизаторы.

Владимир Иванович был потрясен рассказом Якова. В голове, как в компьютере заработал блок памяти, перебирал все известные ему публикации в научно-популярной литературе, касающиеся вывода из состояния анабиоза.

На ум пришли две подборки из «Науки и жизни», где популярно сообщалось, что в США проведено несколько удачных экспериментов. Но, то в США… Когда-то эти разработки признают не псевдонаучными и у нас…

— Босс, да ты не хмурься! Эх… — Яков досадливо долбанул кулаком по столу. — Зря я это все рассказал… Будешь теперь, как в воду опущенный ходить, нянчиться с мыслью, как бы словчить, выдернуть Эльвирочку отсюда. В принципе, есть одна возможность. Но это — компетенция Всененавидящего ока…

— Что за Око? — Ухватился, как утопающий за соломинку, Ахенэев за слетевшую с языка Якова фразу.

— Сатана! Тот кто тебя сюда заслал. Вот ему-то начхать на любые условности: называйся они хоть научными, хоть моральными, хоть социальными, — один черт!

Сумеешь к Самому подъехать, считай — все устроится! В общем, не унывай, что-нибудь сообразим: в конце-концов, для чего существует восьмой круг? Ой! — Яков испуганно огляделся по сторонам: не слышал ли кто его пьяного откровения. Но волновался он зря. Каждый занимался, чем заблагорассудится. Даже Беспардоннов, изрядно захмелевший, забыл об истинной причине гулянки и усердно ухлестывал за подсевшей к нему шатенкой: модной, архиэмансипированной мадемуазель из компании киношников.

— Что это ты, Яша, так струхнул? — Фантаст удивленно заметил, что секунду назад багровый черт побелел как мел.

— Босс! Молчок! Ясно? Если Сатане донесут, что я растрепался о том, как в восьмом круге программируют не только людские души, а необходимые земные пертурбации лет на сто вперед, то… И вымолвить страшно, чем это может обернуться… Эй, язык мой, враг мой…

— Ладно, не беспокойся. — Заинтригованный Ахенэев был вынужден оставить расспросы: таким затравленным выглядел его помощник. Но у Владимира Ивановича появилась надежда!

Яков блуждающе зыркал по залу и даже заглянул под стол.

— Да успокойся ты, на самом деле, никому я ничего не скажу. Что ты дурью маешься?!

— Тихо! Всененавидящее Око не дремлет! То, что я проговорился — это пол беды, ты — свой… Рано или поздно, а услышал бы… Посторонних побаиваюсь. Намотают на ус, вот тогда — не сносить головы.

Но в зале, по-прежнему, каждый вытворял то, на что горазд: пили, ели, кутили…

Наконец, черт утихомирился и, добрав очередную порцию марочных «Ессентуков», опять побурел лицом и, недаром же существует мудрая пословица: «сказавший „а“, да скажет „б“», развязал заплетающийся язык.

— Эх, Вольдемар, Вольдемар! — Он заглотнул подступающее к горлу мычание. — И ничегошеньки ты не подозреваешь… А ведь нам о каждом из смертных известно все до капельки… Еще до их рождения! И кем кто будет, и чем кончит, и даже, в каком качестве сюда приползет…

— Это как это? — Брякнул обескураженный Ахенэев, заподозрив, что именинник все-таки хватил лишку.

— А вот так! Очень даже просто. К примеру: у вас там Дарвин в почете?! Гений мол, эволюцию видов научно обосновал… Слыхал небось?…

Ахенэев утвердительно, скороговоркой оттарабанил:

— Да-да-да. Ну-ну-ну…